Дрожь земли. Стихия, которая уничтожила Спитак

7 декабря 1988 года Фаград Апуджанян, чиновник из городка Спитак в северной Армении, отправился за город в рутинную поездку по служебным делам. На дороге машину тряхнуло. Апуджанян не мог определить силу толчка на открытом пространстве, да к тому же слабые землетрясения случались в этих краях регулярно. Всё же обеспокоенный чиновник решил вернуться домой...

…и обнаружил, что города больше нет. Спитак был разрушен до основания. Первое, что поразило Апуджаняна, — полная тишина, мёртвая в буквальном смысле. Эта личная трагедия окончилась почти оптимистично: хотя дом чиновника рухнул, семью ему удалось найти невредимой. Многим другим так не повезло. На глазах у страны разворачивалась одна из крупнейших трагедий позднего СССР — Спитакское землетрясение.

Катастрофа произошла в не самый простой для страны момент. СССР постепенно разрушался, разгорался конфликт между Арменией и Азербайджаном. Словом, государственные структуры Советского Союза находились не в лучшем состоянии. Однако стихия не выбирает момента, когда люди будут готовы к её выходкам наилучшим образом.

Мощные землетрясения на севере Армении уже происходили несколько раз, и к постоянным небольшим толчкам уже привыкли. 1 декабря 1988 года сейсмические станции зафиксировали слабое потряхивание, которому не придали значения. Однако новые толчки последовали 6 декабря.

Сейсмологическая экспедиция при Академии наук Армянской ССР обеспокоилась и начала готовить выезд для тщательного изучения обстановки. Ещё незадолго до этого учёные-геофизики забили тревогу: высотные здания в Спитаке, Ленинакане, Кировакане построены без учёта особенностей региона и не отвечают требованиям сейсмической безопасности, необходимо принимать меры для исправления ситуации. Однако эти инициативы или запоздали, или просто не были услышаны местными властями. Благодушие и расхлябанность часто оказываются опаснее прямого злого умысла. 

7 декабря в 11:41 по местному времени северо-запад Армении содрогнулся. Серия подземных толчков продолжалась всего полминуты, но за это время республике был нанесён удар чудовищной силы. В Спитаке, тихом захолустном городке, сила толчков составила 7,2 балла по шкале Рихтера. Это очень мощные толчки, примерно того же уровня, что и, например, знаменитое Мессинское землетрясение. Спитак оказался у самого эпицентра.

Марк Григорян, работавший тогда школьным учителем в Ереване, рассказывал:

— Я вёл урок в одном из восьмых классов. Вдруг послышался низкий и пугающий гул, завизжали девочки, а парты как-то странно задвигались. Я посмотрел в окно и увидел, как два десятиэтажных жилых здания качнулись по направлению друг к другу. Показалось, что они упадут, как костяшки домино. Но они выпрямились.

Если в Ереване просто почувствовали толчки, то на севере республики земля пошла ходуном. Дома складывались внутрь, те, кто находился на улице, не могли удержаться на ногах, люди сбегались на открытые места. Землетрясение идёт волнами, и позже один из переживших его рассказывал, что его попытки устоять напоминали прыжки со скакалкой.

Офицер из военного гарнизона, расположенного в Ленинаканской крепости, писал, как он пытался удержаться хотя бы на четвереньках, а рядом с ним, как лошадь, скакал "Урал". Один мужчина уцелел своеобразным образом: он спал, и его выбросило в окно прямо на кровати, смягчившей удар. Ещё одной жительнице повезло несколько иначе: она выходила сушить бельё и, вместо того чтобы провалиться под завалы, вылетела с пятого этажа вместе с балконом. Она изувечила ногу, зато осталась жива. 

Через полминуты толчки прекратились. К этому моменту города Спитак не существовало, а ещё три города и бесчисленное множество деревень оказались сильно разрушены.

В зоне бедствия оказался почти миллион человек.

Под завалами оказались не только простые жители, но и врачи и пожарные, которые могли бы их спасать. Медицинское оборудование было уничтожено в рухнувших больницах.

Официально о трагедии сообщили почти сразу. 7 декабря программа "Время" посвятила катастрофе вечерний выпуск, а Михаил Горбачёв сразу прервал визит в США.

Тут же началась лихорадочная работа по ликвидации последствий катастрофы. Огромная проблема состояла в том, что из строя вышли десятки километров железнодорожного полотна, три станции были серьёзно разрушены, выбиты оказались несколько тяговых электрических подстанций. Так что железнодорожная сеть в зоне бедствия была парализована. Поэтому ключевым для спасения людей способом связи должен был оказаться автотранспорт. Однако в течение нескольких дней на автодорогах тоже имелись тяжёлые проблемы: личные машины беженцев создали огромные пробки, к тому же автотрассы тоже оказались повреждены.

Зато вовсю работал "воздушный мост". Близлежащие аэропорты работали, не останавливаясь, на вторые сутки удалось диким напряжением сил восстановить аэропорт Ленинакана. Все рейсы, не связанные со спасательной операцией, отменялись, на ВПП один за другим садились спасательные Илы.

Отдельной бедой стали пожары. Особенно опасной точкой стал Кировакан — там пожар начался на химическом заводе. При этом в Ленинакане и Спитаке местные пожарные службы серьёзно пострадали от землетрясения: многие огнеборцы были убиты или ранены, техника осталась под завалами. Из других городов — и даже из соседней Грузии — пожарные доставлялись в зону бедствия в первую очередь. К счастью, застройка была в основном каменной, так что с огнём удалось справиться быстро : уже к вечеру 7 декабря пожары более-менее одолели. 

Кстати, Армянская АЭС не получила жуткой славы Чернобыля в том числе потому, что группу квалифицированных атомщиков для осмотра, остановки станции и ликвидации возможной аварии перебросили в течение буквально нескольких часов аж с Кольской станции, из-под Мурманска. Часть людей с АрмАЭС разбежалась, но тем ценнее дисциплина оставшегося персонала и мурманчан.

Этот эпизод так и остался почти неизвестным широкой публике, а между тем здесь как раз тот случай, когда катастрофу отменили в последний момент: реактор начал перегреваться, и ядерщики восстанавливали подачу воды для охлаждения активной зоны реактора аврально – с помощью оставшихся пожарных машин. Надо отметить и особенности изначального строения АрмАЭС: специальная система гидроамортизаторов и особо прочная постройка всех зданий позволили удержать ситуацию под контролем: оборудование не развалилось и не начало летать по станции. В любом случае, о потенциальной "Фукусиме" никто не узнал, потому что её так и не случилось.

Другая катастрофа, которая могла состояться, но не состоялась, — это эпидемия. В зоне бедствия находятся природные очаги туляремии и чумы, повсюду трупы людей и животных – словом, при отсутствии должного внимания к этому аспекту катастрофы по Армении могла прокатиться волна просто-таки средневековых болезней.

К счастью, эту угрозу отследили вовремя, причём санотряды — и гражданские, и армейские — съехались с самых разных концов страны, включая, например, группу из Саратова. Отлов грызунов, массовые прививки, контроль за водой — за три месяца уровень желудочно-кишечных заболеваний не превышал фонового, что можно смело назвать хорошо организованным чудом. Канализация и водопровод исчезли, и военные решили проблему, протянув полевой трубопровод, по идее, предназначавшийся для бензина. 

Однако наиболее сложной и срочной проблемой стал разбор завалов и спасение тех, кто сумел выбраться самостоятельно. Под обломками остались тысячи людей. На площадях толпился народ — опасались новых толчков. Из-под завалов неслись крики, и некоторые спасатели потом вспоминали, что самым страшным впечатлением для них оказывались не разрушения и не изуродованные тела, а прекращение криков и стонов из-под бетонных плит, когда плач раненого сменялся молчанием мертвеца.

Первыми в Спитак начали прибывать отряды Вооружённых сил и пограничники. Почти сразу сформировали штаб по ликвидации последствий землетрясения во главе с председателем Совмина СССР Николаем Рыжковым. По всем отзывам, Николай Иванович работал на износ.

Солдат Александр Каховский писал:

Около 4:00 утра 8 декабря подъехали к Ленинакану. Во мраке ночи просматривались силуэты курганов, оставшихся от домов, я подумал, что это просто такой ландшафт местности. 

На 20 тысяч военных легла основная работа по раскапыванию завалов. Из Москвы в Армению срочно вылетела группа в сотню медиков, которую лично возглавлял министр здравоохранения СССР Евгений Чазов. Вокруг руин росли палаточные городки для спасателей и беженцев. Поля стадионов превратились в вертолётные площадки. Люди и техника прибывали и прибывали. Аэропорты буквально ломились от садящихся один за другим бортов. Илы и Аны с гуманитарной помощью почти до исчерпания топлива кружили над аэродромами, ожидая, пока освободится окошко на ВПП, на земле самолёты даже выруливали со стоянок на грунт, чтобы освободить побольше места. Кроме СССР в спасательной операции и доставке гуманитарной помощи участвовало множество стран, включая США, ФРГ, Францию, Швейцарию, Австрию, Канаду…

Правда, огромная нагрузка на аэропорты всё же сказалась. Ленинаканский аэропорт принимал по 180 рейсов в сутки, что для этой микроскопической воздушной гавани чудовищная нагрузка. Из-за необходимости стремительно принять сотни бортов случилась новая беда — по очереди разбились два самолёта, югославский и советский. По какому-то капризу судьбы в советском лайнере находилась азербайджанская рота гражданской обороны. 

Пока одни надрывались на спасательных работах и даже погибали, другие поправляли дела на катастрофе. К сожалению, преступность — неизбежный спутник катастроф. Наиболее наглые бандиты пытались разграбить самолёты с гуманитарной помощью прямо в аэропортах. Военные и гражданские власти непрерывно конфликтовали по вопросу зон ответственности. Судя по всему, у многих чиновников имелся личный интерес в этом грязном бизнесе, поэтому значительная часть гуманитарки растворилась в небытие.

В особенности это касается помощи, присланной западными странами: множество сухпайков, генераторов, предметов одежды просто пропало, не дойдя до нуждающихся. В самих пострадавших городах грабились развалины банков, ювелирные магазины. Постоянно ходили слухи о внесудебных расстрелах мародеров, но точных сведений на эту тему нет.

На месте яростно работали команды по разбору завалов. Пахать им приходилось под мокрым снегом на ветру.

На развалинах непрерывно разыгрывались чудовищные истории. Один из спасателей обнаружил под бетонными плитами женщину, у которой уже начался некроз придавленной руки. Поднять плиту означало убить её — трупный яд попал бы в кровь. Вызвать врача, видимо, по каким-то причинам было невозможно. Спасатель — солдат первого года службы — вколол несчастной промедол и ампутировал конечность прямо под завалами ножовкой, использовав спиртное в качестве антисептика. Женщину спасли, а несчастного парня вывернуло наизнанку прямо на месте его подвига.

Кроме армейских частей в Ленинакан и Спитак массой хлынули волонтёры. Особую ценность представляли альпинисты. Опыт скалолазания приобрёл новое значение среди руин: требовалось то залезть на перекрученные развалины, то проникнуть в щель между плитами. По той же причине огромную ценность представляли отряды горноспасателей, в частности, очень многочисленная группа, почти сразу прибывшая из Донбасса.

Николай Вырыпаев из Пензы, участник одной из таких групп, вспоминал об эпизоде в аэропорту: добровольцы решили докупить в местном аптечном киоске лекарств и перевязочного материала — и вынесли все содержимое бесплатно: киоскерша отказалась от денег.

В спасатели записывались стремительно. Геннадий Кириленко, студент из Ростова, рассказывал:

Во второй половине дня, безо всякой команды сверху, студенты и преподаватели выстроились в очередь сдавать кровь. В главный корпус на Большой Садовой люди понесли консервы, банки с донскими разносолами, азовских лещей, макароны и крупу, в общем, всё, что у них было припасено в кладовках ростовских хрущёвок на чёрный день. 

Кириленко отправился добровольцем в Армению, причём желающих был такой наплыв, что их отсеивала медкомиссия. "Икарус" с волонтёрами доехал до Спитака с трудом: по пути, в Грузии, кончилась солярка, и топливо достали местные водители.

На всех стенах и окнах клеили объявления: 

"Если вы живы, жду вас у ..." 

"Мамочка, я жива, жду тебя у тёти..." 

 "Если увидишь эту записку, напиши на ней, где тебя искать." 

Организация процесса не всегда была образцовой. Один из спасателей рассказывал, что у дверей центрального штаба стояли автоматчики в бронежилетах и касках, усиленные наряды милиции.

В штаб врываются люди, просят помощи:  

— Краны стоят: нет крановщиков и горючего! 

— Нет людей — некому копать! 

— Кран нужен, там под развалинами голоса! 

Всё вязнет в растерянности штабных. Слышим их ответы: нет машин, нет кислорода, ацетилена, нет медикаментов, нет людей...  

— Как же нет? А мы? 

Мы битый час пытаемся обратить на себя внимание. 

— К черту штаб! Подходим прямо к людям: 

— Куда идти? 

Один чёрный худой человек трогает меня за рукав: 

— Спасатели? 

— Да, мы спасатели. 

— Пойдёмте, тут надо помочь. 

 Подводит нас к другому человеку: 

 — Вот люди, они могут помочь. 

Это директор ленинаканского книготорга. Никто из нас не запомнил, как его зовут, называем единодушно Папа. 

— Скорее! Пойдемте!

Ещё один человек оставил жуткую зарисовку:

Люди ищут родных и надеются найти живых. Вертолёты с гуманитаркой садятся на сохранившемся стадионе Спитака. У въезда в город сидит маленький мальчик с большими остановившимися глазами. Он молча протягивает прохожим листок бумаги, на котором написаны имена и фамилия его родителей. Никто не знает, где они. Картины разрушенных городов и сёл ужасны. Удары подземной стихии не поддаются логическому объяснению. Вот несколько одинаковых домов у шоссе. Один разрушен, следующий цел, за ним снова разрушенный, вплотную к нему — целый. Будто чёрт из преисподней беспорядочно тыкал пальцами. В разрушенных домах, покинутых людьми, рыщут мародёры. При мне поймали одного, едва не затоптали насмерть.  

В Ереване появилось много псевдожертв землетрясения, выбивающих деньги во всевозможных инстанциях. 

На улицах города прямо на асфальте стоят пустые гробы и фургоны с хлебом. Это главное, что сейчас нужно мёртвым и живым.

В ходе раскопок выявился чудовищный факт: дома строились не просто без учета сейсмической опасности, но с нарушением самых элементарных норм строительства. Часто бетонные плиты крошились, когда их поднимали краном, многие квартиры были перепланированы так небрежно, что это создавало угрозу даже в обычной ситуации.

Наибольшими разрушения оказались в четырёх городах: Ленинакан и Спитак оказались практически уничтожены, Степанаван разрушен на две трети, Кировакан на треть. При этом почти все жертвы оказались чётко локализованы: из 25 тысяч погибших почти по 10 тысяч пришлось на Ленинакан и Спитак.

Пострадало в результате катастрофы более полумиллиона человек. 12 тысяч человек получили такие травмы, что их пришлось госпитализировать. 514 тысяч человек остались без крова. Спасатели извлекли из-под завалов почти 40 тысяч человек. В ликвидации последствий катастрофы участвовали более 72 тысяч солдат, гражданских служащих и волонтёров, без учёта местного населения.

Постепенно спасательные работы сменились восстановительными. Поначалу воссоздание погибших городов шло ударными темпами, но вскоре произошло известное всем событие: рухнул Советский Союз. В результате многие семьи, лишившиеся крова в результате землетрясения, так никогда и не получили нового жилья. 

*** 

Землетрясение в Армении не только огромных масштабов трагедия. Как часто бывает, острая ситуация выявляет все достоинства и недостатки и государства, и конкретных людей. Все проблемы позднего Советского Союза явились в этой истории: медленная реакция бюрократии на сигналы опасности, изначально негодные для этой местности постройки в зоне бедствия. 

Однако операция по ликвидации последствий – одно из последних по-настоящему светлых пятен в истории советского государства и общества. Одни люди проявили себя не с лучшей стороны, другие же показали себя настоящими героями. Ехавшие в Спитак за свой счёт волонтёры из самых далёких краёв, стремительно явившиеся на место трагедии специалисты всех отраслей, включая, например, отряд альпинистов из Львова и незаметных героев-ядерщиков из Мурманска. Не щадивший себя премьер Рыжков, ставший впоследствии национальным героем Армении. Во многих случаях быстрая эффективная работа позволила справиться с угрозами, которые могли многократно увеличить масштабы катастрофы.