Свобода, с которой не справиться

Создание Евросоюза нобелевский лауреат в области экономики Милтон Фридман считал скорее красивой идеей. А еврозону называл ошибкой и в 2002 году предсказал, что она рухнет. Единственное, что может спасти ситуацию, утверждал он, это создание единого государства Соединённых Штатов Европы.

Сегодня — девять лет со дня принятия 13 декабря 2007 года Лиссабонского договора, вступившего в силу спустя два года, в декабре 2009. Он превратил объединение стран в новый международно-правовой субъект. По сути, в государство…

В центре Брюсселя громадное здание — "Берлемон", штаб-квартира Еврокомиссии. Похожее на звезду, с огромными крыльями-лучами, которые тянутся, как щупальца, желая охватить всю Европу. Имперский символ.

Один из героев моего доку-романа "Провокация" — немец — говорит своей русской подруге: "Посмотри на Европу. Малюсенькие страны, границы веками перекраивались… Что они по сравнению с Россией, с Америкой, с Китаем? Нашим нациям нужна мощь Евросоюза. Что значит "единый европейский дом" для Чехии или Словакии? Ещё недавно они были вашими угнетёнными сателлитами. Сейчас их граждане могут ездить по Европе, жить, работать в любой стране. Интеграция — это свобода. Я не бездумный адепт этой идеи. Именно Германия платит за неё особенно дорого. Но идея того стоит".

Замутили всё в 1950 году Франция и Германия, решив, что европейские страны никогда больше не окажутся разделёнными линией фронта. Сначала Союз угля и стали, потом Экономическое сообщество. Образование европейской валютной системы, Шенген (1985), Маахстрихский договор (1993), закрепивший идеологию интеграции — передавать все новые функции управления на общеевропейский уровень, появление евро (1999).

Наконец, договор в Лиссабоне…. Империя, основанная на свободе. На добровольном соблюдении общих правил: дефицит бюджета не выше 3% ВВП; госдолг — в пределах 60% ВВП, а уровень инфляции не должен превышать более чем 1,5% среднего значения трёх стран-членов с наиболее стабильными ценами.

Кроме шуток, ведь здорово: полная мобильность капиталов, товаров, труда, никаких торговых барьеров и пошлин. Каждый может работать в той стране, где наиболее конкурентоспособен. В итоге у ЕС самый большой ВВП в мире. Всё буквально по теории Фридмана.

Всё, да не всё.

За годы, прошедшие с Лиссабонского договора, выяснилось, что свободу многие понимают как халяву. Бесчисленные фонды и механизмы ЕС ежегодно перераспределяют сотни миллиардов евро для постепенного выравнивания уровня развития на всём пространстве европейского дома.

Несмотря на это, три поросёнка PIGs — Португалия, Испания, Греция — подложили свинью в дом, заявив в 2010 году, что не могут справиться с собственноручно набранными долгами. Двух приструнили и подкормили, а с Грецией цацкаются до сих пор: как только очередной срок выплат по уже частью списанным и реструктурированным долгам, у греков истерика. Их грабят.

При этом подушевой доход в Греции (26 тысяч в год) выше, чем в Румынии, Болгарии и даже России. А тут о грабеже заголосила и Италия — от неё требуют сокращать дефицит бюджета и резать социальные программы, которые ей не по карману? При этом её ВВП на душу населения 31 тысяч евро в год.

Человеку сложно справляться со свободой. Он перманентно недоволен вообще всем и постоянно ищет врага. И то, что в северных странах ЕС с жесточайшей экономией уровень жизни выше, южанам вынести невозможно. Они, видимо, полагали, что раз сменили лиры и драхмы на евро, то Европейский ЦБ должен печатать эти евро в таких объёмах, чтобы они жили как люди. Как Германия или Нидерланды.

Единая валюта, единый монетарный регулятор Европейский ЦБ? При этом каждая страна сохраняет собственную налоговую и бюджетную политику. И даже на принятые пределы бюджетного дефицита и госдолга можно наплевать безнаказанно. Какое может быть в таких условиях единое макроэкономическое регулирование, кроме заклинаний?

Возможно, нахлебавшись с этим очевидным противоречием, ЕС и мог бы — как всегда, осторожно, черепашьим темпом — подобраться к единой налоговой шкале и принципам формирования бюджетов. Превратить суверенитет стран-членов в фикцию. Но поздно.

Самую большую свинью Евросоюзу подложили не любители халявы, а Альбион. Брексит превратил в треш идею единства, когда самоидентификация нации сводится к её культуре. Бритам всегда этого было мало, они ни в Шенген, ни в еврозону не вступили. Для них фунтики — символ посильнее имперского "Берлемона".

Последней каплей оказалась проблема мигрантов. Она и культурную самоидентификацию поставила под вопрос. "Понаехали" поляки, способные строить споро и качественно, в отличие от бритов, мало на что по этой части способных. Вот-вот могут и лица "североафриканской национальности" появиться. Какая уж тут свобода оставаться истинным бритом, не правда ли?

Свобода Европы разбивается о национализм. Лучше жить хуже, принимать неправильные решения, но пусть это будут наши решения. Лучше жить в необустроенных лондонских домах, но five o'clock tea мы будем пить в подобающем обществе.

Европолитики шли к Лиссабонскому договору больше полувека. В долгих дебатах добиваясь согласия по каждому шагу. Одно забыли. Человека. С его иррациональностью, сентиментальностью, а также завистью. С его неприятием коммуналки, где на общей кухне тебе тычут в глаза более густой похлебкой соседа, а кое-кто ещё и пытается приваживать к общему дому беспризорников.