Молчаливые гвоздики

Фасад пятиэтажного здания на Земледельческом переулке в центре столицы обрастает гвоздиками, розами и другими цветами. Их несут и те, кто хорошо знал артистов Академического ансамбля песни и пляски имени Александрова, и те, кто даже не видел ни разу в жизни их выступление. 

Домофон на парадной двери здания вещает металлическим голосом постового: "Все комментарии у пресс-секретаря министерства обороны". Дальше связь обрывается.

К дому с самого утра, как только пришло трагическое известие о крушении самолёта в районе Сочи, идут люди. Чтобы помолчать. Вспомнить знакомых, близких, погибших в этой авиакатастрофе.

Даже обычно излучающие оптимизм журналисты зябнут молча, выглядывая людей с цветами. Обмениваются короткими фразами. Предположения, версии, догадки — пока информации слишком мало. Все ждут информации с бортовых самописцев, но их пока даже не нашли.

Кто-то вспоминает, что летал этим бортом, многие долгие годы работали плечом к плечу с разбившимися журналистами. У всех шок: на борту были и коллеги, журналисты "Первого", НТВ, "Звезды".

Одному корреспонденту приходит СМС от мамы: "Ребята разбились, увольняйся. Я не переживу". Как тут уволиться? И что ответить маме? Внутри всё клокочет.

В стеклянном фойе подъезда молодой мужчина слушает последние новости на смартфоне. Картинку не смотрит. Жадно ловит каждое слово ведущего. У него на борту был родственник жены. Что с ним — неизвестно. В списках его нет. Полетел? Нет? Пробует набрать его в сотый раз за это утро. В ответ в сотый раз — "Абонент временно недоступен". В глазах надежда, в руках цветы.

К зданию подходит пожилой мужчина. Без головного убора, в лёгкой куртке. Рассказывает, что долгие десятилетия работал в ансамбле имени Александрова хормейстером. Лишь недавно ушёл на пенсию.

— Как 70 стукнуло. Работал бы ещё, да здоровье не то, — говорит он.

Узнав о трагедии, забыл о самочувствии и головном уборе — примчался к месту своей бывшей работы на метро. Всё это время, что он был в труппе ансамбля им Александрова, описывает короткой фразой: "Перелёт, работа, перелёт".

Летали много, часто появлялись неожиданные гастроли. Ещё чаще горячие точки. Пели и танцевали для наших военных. Зачастую для совсем молоденьких срочников. И Чечня была, и Афганистан, и Африка. Да чего не было, проще перечислить.

Он вспоминает командировку в Ирак. Ещё при Саддаме Хусейне. Три года учил военных вокалу. Проблем с пониманием не было — говорили на языке музыки. Ноты и гласные звуки есть в любом языке. Из старшего поколения александровцев он знал всех. Списков погибших ещё не видел. Страшно.

К подъезду подкрадывается люксовая иномарка. "Порше-Кайен". Дверца отворяется, и на скользкий обледенелый асфальт выходит молодая девушка с букетом белоснежных роз. Она не знала никого с этого рейса. Почему приехала? "В стране трагедия, люди погибли" — отвечает она, заводя элитный внедорожник.

Коротко и ёмко.

Машина скрывается, а у пятиэтажки появляются несколько сотрудников городской службы. Долбят лёд, сыплют соль. Людей с цветами всё больше.

У женщины лет 55 тушь потекла. Она не замечает. Повторяет имена музыкантов, артистов. Многих она знала всю жизнь. Многих учила вокалу с пяти-шести лет.

— Ансамбль будет жить, обязательно будет, но станет другим — с другими мальчиками и девочками, — и снова в слёзы.

По тем, кто уже не вернётся в здание на Земледельческом переулке, священник проводит молебен.

Операторы снимают, корреспонденты молчат, рабочие бьют лёд.

На фасаде по обе стороны от входа продолжают расти охапки гвоздик и роз.

Напротив здания, лицом к подъезду замер памятник Александрову. В правой руке основателя ансамбля на взлёте замерла палочка дирижера. На взлёте пропал и самолёт. Такое ощущение, что и сам Александров ждёт новостей из Сочи. Ждут их все, кто сегодня слышал о крушении Ту-154. Семьи артистов, военных, журналистов, лётчиков. Ждут и надеются, что хоть кто-нибудь выжил. Но всё понятно и без слов.