Мост забвения. Последний поход героев интернационала

15 февраля 1989 года. В местечке Хайратон, на окраине Афганистана, сотни машин военной техники. Тысячи солдат и офицеров. Суета. Военные отряхивают запылившуюся после марша песочную форму, драят солдатские пряжки, не жалеют крема на кирзу сапог. Двигатели рычат и коптят морозный воздух, колонна оживает. Тронулись! Последние метры афганской земли позади. Вот он — мост через Амударью, такой долгожданный и ставший за месяцы ожидания почти сакральным для воинов-интернационалистов. Этот мост — не просто переправа через границу между Афганистаном и СССР, это телепорт из страшной военной действительности в мир, в прекрасное будущее, в жизнь. 

Замыкает вереницу грозной, но словно уставшей военной техники командирский БТР. Стоп-машина! С брони на ровный асфальт молодцевато спрыгивает военный. Уже на ходу одёргивает, поправляет генеральскую форму и снимает правую перчатку для приветствия. Через мгновенье Герой Советского Союза, командующий 40-й армией Борис Громов произнесёт историческую фразу: "За мной ни одного советского солдата, офицера, прапорщика нет". Всё. Для СССР война в Афганистане официально закончилась.

Пора домой!

Слух о скором выводе войск из Афганистана тайно прокатился по советским городкам и гарнизонам ещё в апреле 88-го. Точно знали только в штабе 40-й армии: "Да, выходим. В два этапа — в мае и феврале". Но солдат информировать не спешили. Как пить дать расслабится и зачудит боец на радостях. Тем не менее тайну не уберегли. В казармах солдаты передавали радостную весть из уст в уста. От писаря повару, от водителя "Урала" снайперу. Тогда только ленивый солдат не занимался гаданием по выражению лица командиров: "Будем уходить или нет?"

Окончательно мысль о том, что возвращение близко, закрепилась в умах бойцов после того, как перестали присылать на смену "молодых". "Спецучебки" в южных республиках СССР провернули свой последний адский оборот вхолостую. Ребят, которых полгода учили выживать там, откуда сбежал бы сам дьявол, перенаправили в части ВДВ внутри страны.

А затем и последовал приказ отцов-командиров: "Подготовить технику к маршу!" 15 мая 88-го вышли первые шесть полков советской армии. 

Настроение оставшихся бойцов улучшилось: "Ну всё! Встречай, родина, героев!" Новость о скорой демобилизации расхолаживает солдата. Офицеры приложили массу усилий, чтобы бацилла "раздолбайства" не погубила бойцов. Свою нескромную лепту внесли и "духи". Узнав, что "шурави" пакуют чемоданы, моджахеды стали всё чаще обстреливать военные городки. Не то чтобы идти штурмом, всё больше ночными обстрелами беспокоили, но всё равно неприятно. Кому охота за полгода до дембеля "в цинк ложиться"? Ещё труднее пришлось лётчикам. Каждый самолёт, каждая вертушка стали целью номер один для "духов". 

В конце июня 88-го на аэродром в Баграме прилетело командование. Генералы и полковники вывалили из прохладного салона на раскалённую взлётку и вскоре скрылись в штабе. Дел на пару часов, не больше. Ан-26 стали готовить к обратному рейсу в Союз. Пока заправили, проверили — наступил вечер. Взлёт — событие обыденное, но завораживающее. Солдаты взглядом проводили разгоняющийся самолёт. Экипаж оторвал машину от полосы и стал резко набирать высоту по спирали. Кругом горы, а там бородатые моджахеды с "шайтан-трубами" — "Стингерами". Самый безопасный вариант в такой ситуации — подняться на 4 тысячи метров сразу, ещё над своей базой, и только потом занять нужный эшелон. Не успели. Откуда-то с гор пошла ракета. 

Взрыв! Боеголовка угодила в двигатель. Фюзеляж и крылья выдержали, самолёт не развалился, но машину стало пожирать пламя. Ан-26 горел как спичка. Силуэт машины стал скрываться за ближайшей горой, и в небе появились два белых купола. Как минимум двое вышли! Ещё немного времени — и вершины окрасило зарево, через пару секунд эхо донесло раскат взрыва.

Вылетевшая к месту крушения вертушка заберёт двоих выживших членов экипажа. Ещё пять офицеров выйти не успели. Погибли, уводя пылающую машину от своих. Генералы не сели в самолёт и остались в Баграме на ночь. Они ещё долго смотрели в сторону чёрных гор и молча курили. А где-то там "духи" праздновали их гибель. Кто слил "бородатым" информацию о высокопоставленных пассажирах этого борта — неизвестно. 

С конца весны 88-го и до самого выхода войск в феврале 89-го авиабаза в Баграме регулярно обстреливалась и ещё не раз горели самолёты и вертолёты, а вместе с ними и пацаны, которым оставалось до возвращения всего ничего.

Синдром дембеля

Несмотря на постоянную угрозу со стороны моджахедов, многие солдаты и офицеры непозволительно рано стали жертвами "синдрома дембеля". Настроение прекрасное, зачем думать о плохом? Скоро дома будем. Некоторые оказались "дома" даже раньше февраля 89-го.

Любой военный конфликт — это прекрасная возможность разгрузить собственные склады от старого вооружения и боеприпасов с истекающим сроком хранения. Вот и в Афган слали тоже всё старьё. Когда пришло время уходить, вышел приказ старое вооружение утилизировать на месте.

Такой же приказ получили и на базе в Баграме. Запалы просроченных лимонок выкручивались и складывались в один ящик, металлические болванки бросали в другой. В паре метров от первого. Эти самые гранаты, а точнее их годность, и стали предметом спора во время одного офицерского застолья. 

— Зря выкидываем! Их ещё лет 20 и хранить, и использовать можно! "Духов" против самих себя вооружаем на халяву, — заявил один из офицеров.  

Другой был уверен в обратном. 

— Если срок годности истёк — не взорвётся! Там взрывчатое вещество уже в кашу превратилось от времени! Давай лучше ещё выпьем!

Слово за слово, тост за тостом, пошли за гранатами на свалку. 

— Она не взорвётся! Спорим?

— Спорим!

Офицер, изрядно шатаясь, выдернул чеку и вытянул руку с лежащей на ладони лимонкой. Рычаг с характерным щелчком улетел в сторону. Секунда, две, три… за рычагом полетела оторванная кисть "знатока". Второму спорщику осколки нашпиговали руки, грудь и шею. Повезло — комиссовали по состоянию здоровья. "Взрыватель" улетел домой кусками, в "чёрном тюльпане". А на свалке ещё долго копались афганцы.

Гостинцы из Афгана 

"Демобилизация" для солдата-срочника, пожалуй, главное событие всей службы. К первому дню на гражданке раньше готовились за полгода минимум. Дембельский альбом, форма и, конечно, гостинцы домой — "мастхэв" для любого уважающего себя воина. Эту традицию особо чтили и в Афганистане. Разве что не нашивали на китель пышных аксельбантов, бархатных шевронов и кантов. Там это считалось дурновкусием. Не из цирка едем, с войны. Отпарил новую "песочку", пришил белоснежный воротничок — и готово! 

Перед возвращением солдаты и офицеры пытались достать как можно больше дефицитных товаров-гостинцев. То, чего в Союзе не купишь. На первом месте стояла импортная техника. Аудио- и видеомагнитофоны, телевизоры, магнитолы в машину и прочие прелести западного мира. Пользовались популярностью и женские украшения с драгоценными камнями. Брошки, колечки, серёжки. Ручная работа, резьба по серебру. Девушке, маме, сестре — лучший подарок. Всё это можно было купить на афганских рынках. Самый крупный в Кабуле. Зайдёшь в дукан — маленькую частную лавку, — глаза разбегаются. 

Солдаты и офицеры обычно "шопились" массово. Группами по 5–10 человек. Одному опасно. Офицеры в Кабуле жёстко боролись с "самоходами" — пугали гауптвахтой. Но и сами порой не могли устоять перед соблазном.

Зампотех авиабазы в Баграме капитан Борис Валов тоже бывал на этом торжище. Нелегально. За несколько месяцев до выхода срочно потребовались запчасти в котельную. На складе их не оказалось. Пока рапорт напишешь, пока дождёшься. Решил ехать в Кабул. Выписал себе липовую путёвку в медсанчасть и облачился в гражданку. Добрался до города на попутке — с колонной БТР и БМП. Достал нужные железки за пару часов. Потом решил заскочить на знаменитый кабульский рынок.

В одном дукане нашёл, что искал. Украшения с лунным камнем. Решил взять много — когда ещё тут побываешь?  Долго торговался с пожилым афганцем, на русском, афганском и на пальцах. Любят они торговаться — Восток. Ударили по рукам. Вечерело, и надо было уже искать попутку, иначе придётся ночевать в Кабуле.

У КПП на окраине Кабула прапорщик-комендант недовольно рассаживал "командировочных" в последнюю вечернюю колонну на север.

— Так, ты сюда. Ты на БТР прыгай. А ты что тут делаешь? Я тебе сказал в комендатуре свои вопросы решай, слазь!

Уговоры капитана на прапорщика не действовали. Пришлось искать гражданскую машину. До Баграма из столицы ходили автобусы. Часто двухэтажные. Самодельные, сваренные из всякого металлического хлама. Местные рассаживались в таких "басах" строго по статусу. Внизу аксакалы — бородатые мужчины от 35 и старше. Вверху молодёжь, женщины, дети и домашний скот. Валов остановил автобус взмахом руки. Объяснил водителю, куда ему надо, заплатил, не забыв сначала поторговаться, и уже через минуту приземлился на жёсткое сиденье в самом конце салона.

До базы 60 километров. Очередная остановка. В салон забежали несколько подростков от 12 до 16 лет. Все вооружены. У некоторых автоматы Калашникова. Пацанва о чём-то громко спорила с водителем и показывала пальцами в сторону капитана. Рука автоматически потянулась к пояснице, где обычно висела кобура. Но в этот раз он был "по гражданке" и без оружия. Похоже, приехал. Расстреляют без разговоров, прямо у обочины. Но водитель после долгих споров выгнал малолетних моджахедов. Стрелять в автобусе они не решились: салон транспорта приравнивается к дому, а пассажир — гость водителя. Убить пассажира означает оскорбить водителя.

В Баграме пожилой афганец, спасший жизнь капитану, на прощанье долго жал ему руку. Он словно хотел сказать: мы с тобой договорились, а я слов на ветер не бросаю — довёз, как и обещал.

Через несколько месяцев он вместе со своим скромным гостинцем, который едва не стоил ему жизни, улетит в СССР с аэродрома в Кабуле. Этим же транспортником генералы отправят два контейнера, забитых самым разным добром. Ковры, одежда, техника, старинное оружие и, конечно же, украшения из драгоценных и полудрагоценных камней. У каждого свои гостинцы. 

Месть проклятой земли

Раннее утро 9 февраля 89-го. Советская военная база в Кабуле. Командир 179-го артполка ВДВ подполковник Смирнов отдаёт команду.

— По машинам! Выдвигаемся через 15 минут!

250 машин и бронетранспортёров 103-й дивизии ВДВ ещё накануне были выстроены в колонну, проверены и готовы к маршу. Уходить решили до рассвета, чтобы "духи" не успели испортить настроение напоследок. Но, как только завёлся первый двигатель, на колонну обрушился шквал огня. Душманы с гор обрушили на советских солдат всю мощь своего стрелкового оружия.

— На провокации не поддаваться! На марш!

Около получаса понадобилось личному составу, чтобы занять свои места. Перебежками, прячась за зданиями, солдаты добрались до машин. Отход техники должна была прикрывать афганская армия, но "зелёные" то ли проспали, то ли не захотели дать отпор душманам. Командиры сверили готовность личного состава по рации, убедились, что никого не забыли, и колонна тронулась. Впереди 450 километров. Так начинался выход последней дивизии советской армии с территории Афганистана.

Трескотня пулемётов и автоматов горцев смолкла, за поворотом навсегда скрылся Кабул. Раненых и убитых нет. Отлегло. Кто-то обсуждал все прелести грядущей гражданки, кто-то костерил на чём свет стоит афганскую армию.

— Зря им столько техники и оружия оставили. Тоже мне союзники, прикрыть не могли!

Путь обещал быть спокойным. Накануне советским спецслужбам удалось договориться с Ахмадом Шахом Масудом о беспрепятственном выходе советских войск. "Панджшерский лев" обещал не стрелять. Но на всякий случай по полбоекомплекта бойцы взяли с собой.

Неприятности пришли откуда не ждали. После того как колонна начала подъём в горы, с неба повалил крупный густой снег. Видимость 2–3 метра. Подполковник Смирнов спешился и пошёл впереди. Водитель первой машины ориентировался по силуэту командира. Остальные шли след в след. Колонна ползла со скоростью 4–5 километров в час. И эта задержка спасла десятки жизней. Прессованный снег и лёд обрушились в считаных метрах перед головной машиной. Дивизия оказалась заблокированной. Ни развернуться, ни разъехаться. Командиры выгнали личный состав на дорогу, чтобы в случае нового схода солдаты успели отбежать в сторону. Колонна беспомощно растянулась на 6–7 километров и замерла.

Следующий удар с гор пришёлся на хвост колоны. Три "Урала", как игрушки, снесло в пропасть. Три водителя, которые пренебрегли приказом и остались в кабинах, погибли. Их тела откопали на дне ущелья только через несколько часов. 

Как только военные взобрались на вершины горной гряды Гиндукуш, погода выкинула новый фокус. Облака разошлись, и солнце стало топить обильно выпавший снег. Вдоль дороги зажурчали ручьи. Спустя ещё пару часов солнце ушло и извилистый серпантин превратился в ледяную трассу. Грузовики скользили вниз даже на первой передаче и стояночном тормозе. Слева отвесная стена, справа отвесная пропасть. Чтобы не сорваться вниз, водители уродовали новенькие машины, тараня левым бортом скалы. Афганская земля словно не хотела отпускать советских солдат живыми.

В узком участке горной трассы колонне перегородил путь десяток грузовиков.

— Кто такие? Куда прёте? Кто старший колонны?! — закричал подполковник Смирнов.

Сержант из встречного "Урала" виновато представился и доложил:

— Боеприпасы в Баграм везём.

— Какие боеприпасы? В Баграме только "духи" теперь! Разворачивай колонну!

И сменил гнев на милость.

— Отслужил боец. Домой поехали.

Но разъехаться на узенькой полоске асфальта не удалось. "Уралы" без сожаления полетели в ущелье. Война спишет, главное, чтобы без потерь среди личного состава.

103-я дивизия ВДВ преодолела 450 километров от Кабула до границы за трое суток. Встала на берегу реки Амударьи в местечке Хайратон. Позади были только десантники, что прикрывали отход колонны. Шах Масуд сдержал слово, колонны не обстреливали по дороге. 

Мост между реальностями 

В начале февраля 89-го в квартире Александра Карпенко, в прошлом военного переводчика, а сейчас барда и поэта, раздался телефонный звонок.

— Здравствуйте, это вас из ЦК Ленинского комсомола беспокоят. Мы приглашаем вас в Афганистан. Встречать военных. Будете выступать вместе с Кобзоном и Розенбаумом.

Через пару дней самолёт с артистами приземлился в аэропорту Термеза. Мост через Амударью медленно плыл назад. Александр Карпенко возвращался в Афганистан. Внутри всё клокотало. Он ждал этого момента 8 лет. Он мечтал вернуться сюда.

В 81-м его колонна попала в засаду под Кабулом. БТР подорвался на мине. Страшные ожоги лица, груди, рук. Открытые переломы ног, контузия. Александр несколько суток балансировал между жизнью и смертью. Потом были десятки операций в Кабуле, Москве, Ленинграде и даже Сан-Франциско. Сколько всего? После двадцатой он перестал считать. Врачи собрали его буквально по кусочкам. И вот он снова здесь.

Рядом на жёстком сиденье автобуса другой бард — Игорь Медведев. И для него Афганистан не чужой. С 81-го по 83-й он тоже пылил по этим дорогам на броне. Они уже уходили из Афганистана, теперь возвращаются, чтобы встретить таких же, как когда-то они сами. Мечта сбылась!

После одного из концертов в небольшом гарнизоне Медведева приглашает к себе командир. Полковник угощает барда водкой. Стопка, другая. Разговоры о том о сём.

— А я в Мазари-Шарифе служил. Тут недалеко.

— Да, бывал там. Хочешь съездить? Посмотреть, где служил?

— Конечно!

За окном уже стемнело, передвигаться по трассе, несмотря на договорённости с "духами", опасно.

— Тебе двух БТР хватит? — полковник махнул ещё одну рюмку.

— Хватит, — не отставал Медведев.

Если бы полковник предложил только УАЗ без охраны, он бы всё равно согласился.

— Дорогу найдёшь?

— Обижаете, товарищ полковник!

Дорогу Медведев не помнил. Шёл чутьём. В голове вертелось только "второй поворот налево на круговом движении". Чутьё не подвело.

Вот они, ворота родной военной части. Только покрашены другой краской. Сначала пришлось долго объяснять дежурному по КПП, кто к ним приехал на ночь глядя. Первым смекнул особист. Встретили как дорогих гостей. 

Несколько часов Медведев проводил солдатам и офицерам экскурсию по их же части. Рассказывал, как он с товарищами укрепляли огневые точки, как строили баню и другие тонкости. За 6 лет здесь ничего не поменялось. Вот он — склад, вот тут землянки, тут отхожее место, всё так же обтянуто маскировочной сетью. Но лица бойцов другие.

Нет здесь закадычного друга по кличке Хохол, который под ливнем пуль первым бросился раскладывать миномёт, когда на их "ленточку" напали "духи". Нет здесь его командира роты, который орал: "Беречь патроны!" — а перед выходом даже не проверил боекомплекты. Нет здесь и "салажат", парней на год младше, которые, попав в свою первую передрягу, цепенели от ужаса, но боевую задачу выполняли.

Медведев понял, что все эти годы его притягивал не Афганистан и даже не эта база под Мазари-Шарифом. Его манили воспоминания о друзьях и времени, когда они были героями. С 89-го эта горная, дикая страна перестала быть для Медведева и Карпенко "землёй обетованной", именно так бережно, независимо друг от друга, барды называли Афганистан. Мост в прошлое был сожжён. Прошлое навсегда стало прошлым и больше не стучалось в настоящее.

15 февраля 89-го последняя колонна воинов-интернационалистов пересекала Амударью по "мосту дружбы". На советской земле тяжёлая техника делала поворот и проходила мимо пограничного знака. У этого столба стоял Игорь Медведев и пел только что вернувшимся из Афгана парням свои песни. Но за лязгом гусениц и рёвом моторов они не слышали слов и музыки. Он хотел предупредить их, что война не закончилась, но они не услышали. А если бы и услышали, то не поняли бы. Им ещё только предстояло столкнуться с "благодарностью" за свои боевые заслуги. До моста их ждали только "духи" в горах, чтобы убить.

За этим мостом их будут ждать свои же сограждане, чтобы брезгливо прошипеть: "Мы вас туда не посылали!". За этим мостом их уже ждали новые войны. В Абхазии, Осетии, Приднестровье, Карабахе, Чечне. И там герои-афганцы уже будут по разные стороны фронта.