Режиссёр Резо Гигинеишвили: Никогда не тряс камерой, чтобы оказаться в Канне
Резо Гигинеишвили оказался режиссёром единственного российского фильма в программе Берлинского фестиваля.
Раньше Резо не снимал кино для международных фестивалей. Он начинал как второй режиссёр в команде Фёдора Бондарчука, работал на съёмках "9 роты", "Обитаемого острова". Кроме того, сам снял, честно скажем, коммерческие фильмы "Жара", "Любовь с акцентом", сериал "Последний из Магикян".
Для первого серьёзного кино Резо выбрал историю одного из немногих в истории СССР терактов. В 1983 году группа молодых людей, большей частью из богатых семей, пронесла оружие на борт самолёта Ту-134, который летел из Тбилиси в Ленинград. Они попытались взять пассажиров в заложники, чтобы на захваченном самолёте улететь за границу.
Фильм снят в совместном производстве России и Грузии: все сцены на натуре снимались в Тбилиси, а интерьеры квартир и самолёта — у нас.
Изменил ли ты что-то в истории, кроме имён героев?
Знаешь, когда я посмотрел картину "Мюнхен" Стивена Спилберга, там в начале было написано не "основано на реальных событиях", а "вдохновлено реальными событиями".
Безусловно, мы впечатлены и знаем с детства эту историю. Моей главной целью и режиссёрским интересом было познание человека и попытка сфокусироваться на взаимоотношениях между людьми в контексте времени. Но главной идеей не было доподлинное описание тех событий, которые произошли. Мы занимались не журналистикой, где опираться нужно только на факты. Мы же в наших интервью с участниками событий пытались понять психофизическое состояние наших героев до, после и во время того страшного события.
Вообще про одно и то же событие участники этого события могут рассказать тебе совершенно по-разному. Например, ты вряд ли опишешь драку, в которой участвовал, объективно, со стороны.
А была какая-то магистральная мысль?
Когда мы начали разбираться в этой истории, то поняли, что для всех участников той трагедии оказалось важным выговориться. С каждым интервью они раскрывались всё больше и больше. Мы расставались, они потом перезванивали, говорили: "Вот я вчера так сказала, на самом деле не так, сейчас я вспомнила". Мы поняли, что у всех своя правда.
Безусловно, нет правды там, где угоняется самолёт. Но, если бы мы исходили из этого, наш фильм стал бы просто приговором. Нам же было важно ответить на вопросы: что привело к роковой ошибке? Почему они, эти люди, оказались в том самолёте? Что творилось вокруг, какие отношения были в семьях?
Ещё в какой-то степени эта история для меня стала ответом на вопрос, почему страна распалась, почему она уже не могла дальше существовать. Историки или экономисты обращают внимание только на политические или экономические аспекты: деньги, нефть, холодная война. А мы фокусируемся на людях, на том, как они ощущали себя в последний период жизни большой страны.
Какой смысл ты закладывал в название? Это заложники в самолёте или заложники в своей стране?
Заложники — все. Например, родители, которые боятся, что их сын ходит в церковь. Потому что в сознании людей того времени молодой человек и храм — это несовместимо и недопустимо. Но родители тоже находились в плену вынужденных обстоятельств, они ограничивали своих детей в поиске себя просто из-за страха за них. Конечно, ничем нельзя оправдать решение захватить самолёт.
И, работая над картиной, мы понимали, что как только мы пытались находить какую-то одну причину, которая всех этих людей связала и побудила совершить теракт, то сразу получалось, что ему найдено оправдание. Как, например, Гамлет: его отец убит, он мстит за отца, мы понимаем его мотивацию, и мы на его стороне. В нашей истории нет причины и следствия. Есть совокупность множества причин и следствий, которые отзываются в моей стране до сих пор.
А ты их не оправдываешь?
Пусть зритель сам посмотрит на эту жизнь и сделает для себя вывод. Мы надеемся, что сделали историю достоверной, художественно достоверной. А если ты веришь в тот мир, который есть на экране, тогда ты не равнодушен к истории и можешь сам сделать вывод.
То есть мне, как зрителю, показалось, что это кино прежде всего о внутренних конфликтах глубоко несвободного человека, живущего в Советском Союзе.
Абсолютно.
Этот фильм делался в копродукции Россией и Грузией, снимался в обеих странах. Если не по гражданству или национальности, то к какой национальной кинематографии ты себя причисляешь? К российской или грузинской?
Мне трудно со стороны себя анализировать. Я с годами понял суть претензий к моим предыдущим работам. Многим нравилось, что мои герои обаятельные, но они были чуть-чуть оторваны от реальности. Я хотел наградить определёнными грузинскими качествами русских артистов, создать свою маленькую Грузию в российском кинопространстве. Одним это нравится, другие этого не приняли. В "Любви с акцентом" было видно, что, сколько бы я ни жил в России, у меня всё равно генетически заложено понимание грузинского народа, его боли и правды.
"Заложники", мне кажется, не похожи на то грузинское кино, к которому все привыкли, в нём совершенно европейский надрыв. При этом новой грузинской волны тоже не формируется: фильмов слишком мало.
Нет, много, много. Грузия, страна, в которой господдержка составляет примерно 2 миллиона евро на все картины, очень широко представлена на фестивалях: 4 картины сейчас в Берлине, одна была в "Сандэнсе" и так далее. Есть и грузинская "новая волна": это очень хорошее, интересное поколение людей, которые в условиях отсутствия внутреннего рынка поставлены в положение, когда нужно искать партнёров в Европе. И так происходит интеграция в мировую кинокультуру.
Например, в России мы часто страдаем от того, что темы очень внутренние. Слава богу, что Минкульт это финансирует. Но, когда тебе дают государственные деньги и ты реализуешь свою картину внутри страны, у тебя нет необходимости общаться с мировыми профессионалами. А такое общение очень полезно при создании картины.
Твой фильм — единственный из программы Берлинале, который можно назвать российским. Как тебе кажется, существует ли какое-нибудь предубеждение у мировых фестивалей к российскому кино?
Это надо спрашивать у отборщиков.
А как тебе кажется?
Мне вообще не кажется. Тот же Андрей Звягинцев (его фильм "Левиафан" получил приз на Каннском фестивале в 2014 году. — Прим. Лайфа) — это большой успех. В 2015 году здесь, в Берлине, был Герман-младший в основном конкурсе с картиной "Под электрическими облаками", картина моего друга, молодого талантливого продюсера Ильи Стюарта "Ученик" режиссёра Серебренникова была в "Особом взгляде" Каннского фестиваля. Я не берусь утверждать, что есть предубеждение. Как только мы где-то появляемся и берём призы, мы этому радуемся и тут же забываем о всяких предубеждениях. А если нас не взяли, то начинается...
Президент Берлинале Дитер Косслик сам сказал, что российские фильмы не подходят фестивалю тематически.
Я не стал бы комментировать слова Косслика, но иногда я и сам ощущаю, что темы, которых касаются наши коллеги внутри страны, иногда очень локальны.
При этом я не говорю, что мы должны соответствовать фестивальной конъюнктуре. Хотя иногда я смотрю картины и складывается такое ощущение, что некоторые коллеги специально снимают таким образом, чтобы оказаться на фестивале. Только не у всех это получается.
У тебя такой цели не стояло никогда?
Я никогда не хотел лишний раз трясти камерой, чтобы оказаться в Канне.
А оскаровские амбиции у тебя есть?
Врёт тот человек, который говорит, что не хочет получить "Оскар".
Для благотворительного аукциона Светланы Бондарчук я снял короткометражку, которая называлась "Триумф". И там всё начинается с того, что Надя (Надежда Михалкова, дочь Никиты Михалкова, жена Резо. — Прим. Лайфа) перед зеркалом репетирует оскаровскую речь, плачет и говорит, что давным-давно когда-то стояла на этой сцене совсем маленькой девочкой… Вдруг захожу я, говорю: "Надя, что ты плачешь? Тебя дети зовут". Она уходит, этот "Оскар" беру я и репетирую свою оскаровскую речь. А после меня заходит Никита Сергеевич, берёт тот же "Оскар" и тоже репетирует: "Это уже мой второй "Оскар"..."
Конечно, получить "Оскар" для каждого кинематографиста — это что-то вроде детской мечты. Если у меня вдруг срастётся, то что ж, слава богу.
Наш оператор Влад Опельянц мне написал, что в картине уже есть 3 номинанта на "Оскар". Надя снималась в фильме "12", который номинировали на "Оскар", у актёра Мераба Нинидзе есть фильм "Нигде в Африке", получивший награду, и у нашего продюсера Евы Пушчински есть "Оскар" за фильм "Ида".
А от кого ты хочешь выдвигать фильм, от Грузии или от России?
Как мне решать за них? Первой страной производства записана везде Россия. Не знаю, как выбрать. Главная цель — попасть. Кто поможет, от того и пойдём.