Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

Регион
17 февраля 2017, 08:00

Режиссёр Резо Гигинеишвили: Никогда не тряс камерой, чтобы оказаться в Канне

Резо Гигинеишвили оказался режиссёром единственного российского фильма в программе Берлинского фестиваля.

Фото: © РИА Новости/Екатерина Чеснокова

Фото: © РИА Новости/Екатерина Чеснокова

Раньше Резо не снимал кино для международных фестивалей. Он начинал как второй режиссёр в команде Фёдора Бондарчука, работал на съёмках "9 роты", "Обитаемого острова". Кроме того, сам снял, честно скажем, коммерческие фильмы "Жара", "Любовь с акцентом", сериал "Последний из Магикян".

Для первого серьёзного кино Резо выбрал историю одного из немногих в истории СССР терактов. В 1983 году группа молодых людей, большей частью из богатых семей, пронесла оружие на борт самолёта Ту-134, который летел из Тбилиси в Ленинград. Они попытались взять пассажиров в заложники, чтобы на захваченном самолёте улететь за границу. 

Фильм снят в совместном производстве России и Грузии: все сцены на натуре снимались в Тбилиси, а интерьеры квартир и самолёта — у нас.

Изменил ли ты что-то в истории, кроме имён героев?

Знаешь, когда я посмотрел картину "Мюнхен" Стивена Спилберга, там в начале было написано не "основано на реальных событиях", а "вдохновлено реальными событиями".

Безусловно, мы впечатлены и знаем с детства эту историю. Моей главной целью и режиссёрским интересом было познание человека и попытка сфокусироваться на взаимоотношениях между людьми в контексте времени. Но главной идеей не было доподлинное описание тех событий, которые произошли. Мы занимались не журналистикой, где опираться нужно только на факты. Мы же в наших интервью с участниками событий пытались понять психофизическое состояние наших героев до, после и во время того страшного события. 

Вообще про одно и то же событие участники этого события могут рассказать тебе совершенно по-разному. Например, ты вряд ли опишешь драку, в которой участвовал, объективно, со стороны. 

А была какая-то магистральная мысль?

Когда мы начали разбираться в этой истории, то поняли, что для всех участников той трагедии оказалось важным выговориться. С каждым интервью они раскрывались всё больше и больше. Мы расставались, они потом перезванивали, говорили: "Вот я вчера так сказала, на самом деле не так, сейчас я вспомнила". Мы поняли, что у всех своя правда.

Безусловно, нет правды там, где угоняется самолёт. Но, если бы мы исходили из этого, наш фильм стал бы просто приговором. Нам же было важно ответить на вопросы: что привело к роковой ошибке? Почему они, эти люди, оказались в том самолёте? Что творилось вокруг, какие отношения были в семьях? 

Ещё в какой-то степени эта история для меня стала ответом на вопрос, почему страна распалась, почему она уже не могла дальше существовать. Историки или экономисты обращают внимание только на политические или экономические аспекты: деньги, нефть, холодная война. А мы фокусируемся на людях, на том, как они ощущали себя в последний период жизни большой страны.

Какой смысл ты закладывал в название? Это заложники в самолёте или заложники в своей стране?

Заложники — все. Например, родители, которые боятся, что их сын ходит в церковь. Потому что в сознании людей того времени молодой человек и храм — это несовместимо и недопустимо. Но родители тоже находились в плену вынужденных обстоятельств, они ограничивали своих детей в поиске себя просто из-за страха за них. Конечно, ничем нельзя оправдать решение захватить самолёт.  

И, работая над картиной, мы понимали, что как только мы пытались находить какую-то одну причину, которая всех этих людей связала и побудила совершить теракт, то сразу получалось, что ему найдено оправдание. Как, например, Гамлет: его отец убит, он мстит за отца, мы понимаем его мотивацию, и мы на его стороне. В нашей истории нет причины и следствия. Есть совокупность множества причин и следствий, которые отзываются в моей стране до сих пор. 

А ты их не оправдываешь?

Пусть зритель сам посмотрит на эту жизнь и сделает для себя вывод. Мы надеемся, что сделали историю достоверной, художественно достоверной. А если ты веришь в тот мир, который есть на экране, тогда ты не равнодушен к истории и можешь сам сделать вывод.  

То есть мне, как зрителю, показалось, что это кино прежде всего о внутренних конфликтах глубоко несвободного человека, живущего в Советском Союзе.

Абсолютно. 

Этот фильм делался в копродукции Россией и Грузией, снимался в обеих странах. Если не по гражданству или национальности, то к какой национальной кинематографии ты себя причисляешь? К российской или грузинской?

Мне трудно со стороны себя анализировать. Я с годами понял суть претензий к моим предыдущим работам. Многим нравилось, что мои герои обаятельные, но они были чуть-чуть оторваны от реальности. Я хотел наградить определёнными грузинскими качествами русских артистов, создать свою маленькую Грузию в российском кинопространстве. Одним это нравится, другие этого не приняли. В "Любви с акцентом" было видно, что, сколько бы я ни жил в России, у меня всё равно генетически заложено понимание грузинского народа, его боли и правды.

"Заложники", мне кажется, не похожи на то грузинское кино, к которому все привыкли, в нём совершенно европейский надрыв. При этом новой грузинской волны тоже не формируется: фильмов слишком мало.

Нет, много, много. Грузия, страна, в которой господдержка составляет примерно 2 миллиона евро на все картины, очень широко представлена на фестивалях: 4 картины сейчас в Берлине, одна была в "Сандэнсе" и так далее. Есть и грузинская "новая волна": это очень хорошее, интересное поколение людей, которые в условиях отсутствия внутреннего рынка поставлены в положение, когда нужно искать партнёров в Европе. И так происходит интеграция в мировую кинокультуру.

Например, в России мы часто страдаем от того, что темы очень внутренние. Слава богу, что Минкульт это финансирует. Но, когда тебе дают государственные деньги и ты реализуешь свою картину внутри страны, у тебя нет необходимости общаться с мировыми профессионалами. А такое общение очень полезно при создании картины.

Твой фильм — единственный из программы Берлинале, который можно назвать российским. Как тебе кажется, существует ли какое-нибудь предубеждение у мировых фестивалей к российскому кино?

Это надо спрашивать у отборщиков.

А как тебе кажется?

Мне вообще не кажется. Тот же Андрей Звягинцев (его фильм "Левиафан" получил приз на Каннском фестивале в 2014 году. — Прим. Лайфа) — это большой успех. В 2015 году здесь, в Берлине, был Герман-младший в основном конкурсе с картиной "Под электрическими облаками", картина моего друга, молодого талантливого продюсера Ильи Стюарта "Ученик" режиссёра Серебренникова была в "Особом взгляде" Каннского фестиваля. Я не берусь утверждать, что есть предубеждение. Как только мы где-то появляемся и берём призы, мы этому радуемся и тут же забываем о всяких предубеждениях. А если нас не взяли, то начинается...

Президент Берлинале Дитер Косслик сам сказал, что российские фильмы не подходят фестивалю тематически.

Я не стал бы комментировать слова Косслика, но иногда я и сам ощущаю, что темы, которых касаются наши коллеги внутри страны, иногда очень локальны.

При этом я не говорю, что мы должны соответствовать фестивальной конъюнктуре. Хотя иногда я смотрю картины и складывается такое ощущение, что некоторые коллеги специально снимают таким образом, чтобы оказаться на фестивале. Только не у всех это получается.

У тебя такой цели не стояло никогда?

Я никогда не хотел лишний раз трясти камерой, чтобы оказаться в Канне.

А оскаровские амбиции у тебя есть?

Врёт тот человек, который говорит, что не хочет получить "Оскар".

Для благотворительного аукциона Светланы Бондарчук я снял короткометражку, которая называлась "Триумф". И там всё начинается с того, что Надя (Надежда Михалкова, дочь Никиты Михалкова, жена Резо. — Прим. Лайфа) перед зеркалом репетирует оскаровскую речь, плачет и говорит, что давным-давно когда-то стояла на этой сцене совсем маленькой девочкой… Вдруг захожу я, говорю: "Надя, что ты плачешь? Тебя дети зовут". Она уходит, этот "Оскар" беру я и репетирую свою оскаровскую речь. А после меня заходит Никита Сергеевич, берёт тот же "Оскар" и тоже репетирует: "Это уже мой второй "Оскар"..."

Конечно, получить "Оскар" для каждого кинематографиста — это что-то вроде детской мечты. Если у меня вдруг срастётся, то что ж, слава богу.

Наш оператор Влад Опельянц мне написал, что в картине уже есть 3 номинанта на "Оскар". Надя снималась в фильме "12", который номинировали на "Оскар", у актёра Мераба Нинидзе есть фильм "Нигде в Африке", получивший награду, и у нашего продюсера Евы Пушчински есть "Оскар" за фильм "Ида".

А от кого ты хочешь выдвигать фильм, от Грузии или от России?

Как мне решать за них? Первой страной производства записана везде Россия. Не знаю, как выбрать. Главная цель — попасть. Кто поможет, от того и пойдём.

Подписаться на LIFE
  • yanews
  • yadzen
  • Google Новости
  • vk
  • ok
Комментарий
0
avatar