Скромное обаяние возмездия: 8 лет за взятку

Смягчение наказания — с 10 лет, запрошенных прокуратурой, до 8 назначенных — выглядит пустой формальностью, хотя для 61-летнего экс-министра это довольно существенный момент, поскольку, в случае условно-досрочного освобождения на половине срока, он просидит всего (или целых) 3 года с учётом года, который он провёл под следствием. "Строгач", или строгий режим, доставшийся ему за совершение особо тяжкого преступления, не обещает новоявленному узнику курортных условий, но есть шанс, что за примерное поведение его переведут на общий режим или даже в колонию-поселение. Впрочем, это гипотезы, а железно устанавливаемый факт на данный момент — это, если сравнивать с прецедентами, на удивление суровый приговор, который должен что-нибудь да значить.

На всякий случай, чтобы было понятно, что имеется в виду, сошлюсь на дело "Оборонсервиса", руководитель которого Евгения Васильева была признана виновной в нанесении государству путём совершения мошеннических действий ущерба на сумму 647 миллионов рублей. В докризисных ценах — а речь шла о хищениях и мошенничестве в период до 2012 года — это более 20 миллионов долларов. То есть сумма, превышающая в 10 раз инкриминируемую Алексею Улюкаеву. Во время следствия Васильева, в отличие от Улюкаева, находилась под домашним арестом, приговорили её не к "строгачу", а к общему режиму, и дали 5 лет. Поскольку время, проведённое под следствием, засчитывается в качестве погашенного в срок наказания, она пробыла в колонии всего месяц, поскольку как отбывшая половину срока получила возможность выйти по УДО.

Как мы видим, в случае Улюкаева ситуация сложилась не в пример хуже. Можно, как это делают многие, называть процесс показательным. Таким он, по всей вероятности, и является, то есть совсем не исключена вероятность, что в таком деле приговор был продиктован или подсказан суду кем-то, чьи рекомендации не принято игнорировать. Но я бы не стал также отвергать варианта не прямого, а косвенного — и не давления, а влияния на судебную власть. Когда объявляется кампания борьбы с коррупцией, а сама коррупция квалифицируется как социальное зло, угрожающее основам безопасности государства, судебные органы не могут не учитывать мнения общества и руководства страны по этому поводу. Социально опасное деяние, как волк на охоте, обкладывается со всех сторон флажками — уголовными делами, возбуждаемыми в массовом порядке, и приговорами почти по верхней планке. В деле Улюкаева она всё же была слегка снижена.

О том, что война элитной коррупции, то есть такой, которая затрагивает в первую очередь высшие эшелоны власти, ведётся, говорит целая череда процессов последних полутора лет против высокопоставленных чиновников, начиная с мэров, губернаторов и заканчивая теперь уже целым министром. Раньше само положение государственных служащих такого ранга служило непрошибаемой гарантией от излишнего внимания к ним со стороны правоохранительных органов.

Прогрессивной общественности, вставшей на защиту экс-министра экономического развития как "социально-близкого", — он ведь являлся одним из наиболее ярких представителей либерально-экономического блока правительства — стоило бы задуматься над несколькими огорчительными обстоятельствами, которые делают её позицию в этом деле не вполне логичной. Во-первых, "правильные" суперрыночные воззрения, в чём почему-то уверены наши свободомыслящие сограждане, не являются индульгенцией, они не дают права их обладателю на некоторые извинительные прегрешения, за которые следует наказывать лишь обычных смертных.

Во-вторых, либеральные убеждения не держат на привязи руки мздоимцев лучше, нежели убеждения консервативные или какие-либо другие. Взятки берут и те, и эти, а прямая корреляция корыстолюбия с исповедуемой идеологией — вещь недоказуемая. Реформаторы 90-х годов прошлого века, например, к коррупции относились вообще вполне благожелательно, объясняя, что в отсутствие нормально работающего законодательства она является смазкой, своего рода негласным кодексом правил, позволяющим экономике хоть как-то функционировать. Надо ли говорить, что они сами весьма охотно вписывались в круг отношений, регулируемых этим не без их помощи сложившимся экономическим адатом.

Ну и, наконец, третье: именно наше либеральное сообщество в течение многих лет утверждает, что коррупция есть неотменяемое свойство выстроенной в России системы управления. И именно коррупция названа визитной карточкой "антинародного режима". В ней, как в зеркале, отображаются его сущностные свойства — бездушие, эгоизм, полное безразличие к судьбам людей и отношение к государству как к халявной кормушке. Обратной стороной всех этих отвратительных качеств как раз и является стремление положить в собственный карман то, что принадлежит народу. Мы помним, сколько возмущённых стенаний волнообразно колыхалось вокруг дела Васильевой, которая не понесла заслуженного наказания.

Но здесь иная картина. В истории, выглядящей и с очень высокой долей вероятности являющейся историей именно о коррупции, наших правозащитных и прогрессивных активистов интересует не само обличаемое ими явление, а второстепенные обстоятельства и детали. Колбаса, тёплая одежда, неявка Сечина в качестве свидетеля на судебное заседание, интонации собеседников на представленных суду аудиозаписях, 2 миллиона долларов, неизвестно откуда взявшихся, и многое другое. Всё это обсуждается с придыханием, а иногда и с тяжёлыми, гневными скетчами, на которые так падка либеральная публика. Но погодите, ребята, вот вам целый министр, пойманный на взятке! А до него десятка полтора, а то и больше чиновников рангом пониже. Это ли не свидетельство борьбы со столь нелюбимой вами коррупцией. Значит, "антинародный режим" внял вашим заклинаниям и решил обратить свой взгляд на эту ужасную социальную язву. Это ли не ваша заслуга!

Нет, не слышат меня ребята и слышать не хотят. Им мало доказательств, а имеющиеся они презрительно называют косвенными. А я и в этот раз вижу абсолютно знакомую ситуацию. Им вообще не важно, виновен Улюкаев или нет. Они действуют по стадному партийному инстинкту, который обязывает защищать своих, независимо от того, что они совершили. Своим вообще можно всё, поскольку само их существование является единственным и лучшим доказательством антинародной сущности "кровавого режима".

Боюсь, что так дело не пойдёт, и всё же "режим", так или иначе, рано или поздно заставит работать чудесный и очень простой принцип, который всем нам хотелось бы видеть внедрённым в нашу жизнь в максимально полном объёме: "Украл — в тюрьму".