Великий исход. Как 10 миллионов французов бежали от Третьего рейха

Утром 14 июня армия Третьего рейха вступила в Париж. Падение, причём без какого-либо сопротивления, столицы Франции ознаменовало окончание продолжавшейся немногим более месяца "молниеносной войны" на Западе.

— Утратив Париж, Франция превратится в тело без головы. Война была проиграна, — вспоминает писатель Андре Моруа, работавший тогда военным корреспондентом.

Спустя всего неделю, 22 июня, французское правительство подписало капитуляцию в Компьенском лесу. Германии развязали руки для войны на востоке.

Но падение Парижа потрясло современников не только этим.

— 14 июня 1940 года улицы Парижа были идеально пусты. Дома были заколочены. Только топот немцев раздавался в мёртвом городе, — вспоминал через два года в "Красной звезде" Илья Эренбург, являвшийся свидетелем падения французской столицы. — Где был Париж в те страшные дни? Он плёлся по дорогам, уходя от немцев. Его расстреливали гитлеровские лётчики на бреющем полёте, и трупный запах окутывал предместья города, лес Фонтенбло, берега Марны и Луары вместо аромата глициний или роз. Париж уже не мог сопротивляться, но Париж не хотел примириться, и он уходил. Он закрывал себе глаза, как закрыла глаза француженка маленькому ребёнку.

Верить официальной советской пропаганде в наши дни не принято. Но такую же картину описал в книге "Берлинский дневник", опубликованной в 1941 году в Штатах, работавший в Германии журналист The New York Herald Tribune Уильям Ширер.

— Первый шок: улицы абсолютно пустынны, магазины закрыты, жалюзи на всех витринах опущены. Именно пустота поражала больше всего, — записал 17 июня 1940 года в своём дневнике прибывший в столицу Франции Ширер.

Пустота на центральных улицах, во всех городских кварталах. Не работали рестораны и магазины, были закрыты окна жилых домов, на улицах отсутствовали прохожие.

— Демари (журналистка американской газеты The Evening Post Демари Бесс, находившаяся в городе. — Прим. Лайфа) говорит, что паника в Париже была невообразимая… По меньшей мере три из пяти миллионов человек бежали, бежали без вещей, бежали — в буквальном смысле слова — на своих ногах, на юг, — продолжает Ширер.

Очевидцем этого бегства, начавшегося за несколько дней до вступления немцев в город, стал британский журналист Гордон Уотерфилд. Воспоминания об этом, опубликованные в 1940 году, он назвал "Исход из Парижа", сравнив с бегством евреев из Египта.

— 11 июня старый потрёпанный "ситроен" вывез нас четверых из Парижа. Наша маленькая машина ползла со скоростью десять миль в час в сплошном потоке автомобилей, автобусов, грузовиков, велосипедов и повозок, — пишет Уотерфилд. — Мы потратили три часа на первые пять миль. Порою мы делали не больше 100 ярдов в час, а иногда удавалось проехать за час 2–3 мили. Мы попали в густую колонну автомобилей, шедших по три, а иногда и по четыре в ряд, так что занята была вся дорога… К шести часам утра вереница машин протянулась на милю впереди нас и мили на две за нами. С каждой минутой хвост позади вырастал. В течение нескольких суток можно было ежедневно наблюдать такую же картину: великий исход из столицы.

Немецкая авиация бомбила и расстреливала уходящих из Парижа мирных жителей.

— Те, кто ездил вчера в Орлеан и Блуа (города на реке Луара, примерно в 200 километрах к юго-западу от Парижа. — Прим. Лайфа), рассказывают жуткие вещи. Вдоль дороги они видели, по их оценкам, около 200 000 беженцев. Люди всех сословий, бедные и богатые, лежат на обочинах дорог или на опушках леса, умирая от голода, — без пищи, без воды, без крова, лишённые всего, — писал 20 июня находившийся в Париже Ширер. — Это только малая часть того множества тех миллионов людей, которые покинули Париж и другие города перед приходом немцев. Они бежали по дорогам — страшно напуганные, со своими пожитками на спине, или на велосипедах, или в детских колясках, с детьми на руках. Дороги быстро оказались запруженными. Войска тоже пытались воспользоваться ими. Немцы начали бомбить эти дороги.

— К югу от Луары (вне зоны немецкой оккупации. — Прим. Лайфа) насчитывалось уже около семи миллионов беженцев; через две-три недели там скопилось 10 миллионов беженцев, свыше миллиона демобилизованных солдат и столько же французских военнопленных, отпущенных немцами, — отмечает Гордон Уотерфилд.

Такую же цифру записал в свой дневник по горячим следам событий Ширер, которому 20 июня её назвал посол США во Франции Уильям Буллит.

— Буллит оценивает число беженцев между Парижем и Бордо в семь миллионов. Если срочно не будут приняты какие-то меры, все они окажутся перед лицом голодной смерти… Гуманитарная катастрофа, какой не было даже в Китае (во время оккупации японцами в 1930-е годы. — Прим. Лайфа), — пишет Ширер.

Как отмечает современный российский историк Сергей Дыбов в книге "Подлинная история полка "Нормандия — Неман" (2017 год), к 22 июня 1940 года "число беженцев составило 10 миллионов французов и полтора миллиона бельгийцев".

После капитуляции в Компьене беженцы начали возвращаться в Париж и другие города Франции, Бельгии и Нидерландов, оказавшиеся под немецкой оккупацией.