Игорь Верник на РСН раскрыл секрет своей молодости

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Меня зовут Стас Жураковский, всем доброго дня. Сегодня у нас советский, российский актёр театра и кино, продюсер, телеведущий, музыкант, заслуженный артист России. Довольно легко, наверное, по таким регалиям угадать — Игорь Верник.

И. ВЕРНИК: Добрый день.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Сколько у Вас регалий!

И. ВЕРНИК: Написать можно всё, что угодно. Хотя всё, что Вы сейчас перечислили, имеет отношение ко мне.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: А какая регалия любимая?

И. ВЕРНИК: Актёр.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Театра или кино?

И. ВЕРНИК: С 1986 года я работаю в Московском художественном театре и по сей день, в кино снимаюсь примерно с этого же времени. Хотя нет, начал сниматься пока учился в Школе-студии МХАТ. Мне трудно разделять: более любимая ипостась актёр театра или актёр кино, давайте актёр театра и кино.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Кому в 2015 году нужен театр?

И. ВЕРНИК: Я думаю, что театр необходим всем. В своё время меня после окончания Школы-студии МХАТ пригласил в МХАТ Олег Николаевич Ефремов. Когда открывается сезон, на первом собрании с актёрами, Олег Николаевич сказал: «Знаете, для меня театр является самым прекрасным из искусств». Владимир Ильич Ленин говорил, что кино является важнейшим из искусств.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: И цирк.

И. ВЕРНИК: Но эту фразу я не готов обсуждать, вступать в какой-либо диалог. А то, о чём говорил Ефремов, для меня очень дорого и важно, и я с ним, пожалуй, соглашусь. Театр как никакое другое искусство имеет непосредственную и абсолютную связь со зрителем: сейчас ты на сцене и сейчас зритель в зале. И то, что происходит на сцене, имеет непосредственное отношение к душе, к мозгам, ко всей чувственной, эмоциональной системе того, кто сидит в кресле и смотрит спектакль. Что-то ещё происходит между актёром, между зрителем — и это самая прямая, самая откровенная точка общения между актёром и зрителем, понимаете?

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Да.

И. ВЕРНИК: В кино ты снимаешься, дубль за дублем, это можно изменить, повторить. Проходит время, пост-продакшн, озвучание, и через год продукт доходит до зрителя, он смотрит его в кинозале, ест попкорн, общается с любимой. В театре всё по-другому: зритель подключён к тому, что происходит на сцене и переиграть то, чем ты занимаешься на сцене невозможно, это здесь и сейчас.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: И обратная связь мгновенная получается.

И. ВЕРНИК: Абсолютно.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Радио сегодня — это театр получается, потому что обратная связь прямо здесь и сейчас, а в телевизоре такого нет.

И. ВЕРНИК: Существуют прямые эфиры, мы с Вами знаем, с небольшой задержкой всё-таки, радио — тоже прямая связь. Для меня радио — очень дорогое понятие, потому что мой отец порядка 30 лет работал во Всесоюзном радио, возглавлял литдрамвещение, был главным режиссёром. Я ещё совсем мальчишкой приходил в студии. Мы сейчас сидим в супер-современной студии, я Вас поздравляю с этим.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Мне тоже очень нравится.

И. ВЕРНИК: Вам комфортно и хорошо. А та студия была другая, из того времени. Здесь она больше новостная, а там — гигантская комната. Я приходил на радио тогда, когда мой папа записывал радиоспектакли. Он является одним из родоначальников радиоспектаклей, не знаю, слушали Вы или нет, если нет — очень Вам рекомендую, потому что это счастливейшее из искусств. Я приходил, когда уже было несколько актёров у микрофона или много, когда происходили большие сцены, и это тоже превращалось в маленький театр. В моём доме слово «микрофон» — очень дорогое.

Ещё вспомнил: сегодня мы с папой завтракали, он спросил, куда я иду, и сказал передать всем привет как радист радисту, папа, если ты нас слышишь.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Мы папе от всей редакции привет передаём и спасибо папе за спектакли. Аудиоспектакли — потрясающая вещь, мы обязательно об этом ещё поговорим, потому что вопрос озвучки, переводов, кино очень интересный. Вы будете выступать до последнего? Вы думали о том, что когда-нибудь Вы скажете себе: «Всё, я больше не хочу, хочу отдохнуть»?

И. ВЕРНИК: Пару лет назад, не буду называть этого актёра, он очень известный, мы с ним встретились в МХАТ, он работает тоже у нас. Я спрашиваю, как Вы, почему так редко встречаемся? Он ответил: «Не хочу выходить на сцену, устал, неловко даже выходить на сцену в моём возрасте». Он намного старше меня. И я так удивился, думаю, как это может быть. С другой стороны подумал: чёрт возьми, действительно, дело, которым мы занимаемся, такое странное, выходить, рвать душу для малознакомых людей, вообще незнакомых людей, обнажать душу. Есть разные спектакли: комедийные, с максимальной степенью эксцентричности, и взрослому человеку кажется странным подобное занятие.

Вы задаёте этот вопрос, я даже задумался, потому что я никогда перед собой так вопрос не ставил. Во-первых, мне это нравится. Во-вторых, это такое счастье выходить на сцену, заниматься любимым делом, а главное, получать собственную реализацию и отклик на то, что ты делаешь. Глядя на Олега Павловича Табакова, несколько дней назад мы в МХАТ отмечали его юбилей, собрались его ученики, последователи, те, кто работал с ним вместе все эти годы, вся театральная не только Москва, я понимаю, что он счастливый человек, он совершенный ребёнок, обожающий то, чем он занимается. Безусловно, он мудрец, который знает уже об этом всё, и не мыслит своей жизни без этого, при том, что у него очень разнообразная, богатая жизнь, в ней много чего ещё другого. Это счастье — найти, почувствовать, понять, чем ты хочешь заниматься, что твоё, самоопределиться и получить возможность это делать. Я думаю, что я счастливый человек ещё и потому, что работаю, простите меня мои дорогие коллеги, в лучшем театре страны, на лучшей сцене, так что о чём можно говорить.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Если работник «АвтоВАЗа» гайку не докрутит, автомобиль не поедет, а если актёр немного не доиграл, кто заметит нюансы, зачем выкладываться каждый раз на максимум?

И. ВЕРНИК: Хороший вопрос. Если механик не докрутит гайку, я, возможно, сяду в этот автомобиль и не замечу этого. А если я сяду в зрительный зал, и актёр не докрутит эмоцию, я это увижу. Или если я выйду на сцену и не сделаю то, насколько сейчас я должен это сделать, думаю, и зритель это почувствует, и его это не тронет. Счастливое коварство этой профессии заключается в том, что ты можешь быть болен, у тебя может немыслимо болеть голова, быть температура под 40 градусов, ты можешь получить травму и прихромать к сцене, но выходя на сцену, включаются другие режимы, ресурсы организма. Это уникально, и головная боль проходит, и нога перестаёт болеть, и температура падает или подскакивает — это уже не важно, ты уже существуешь вместе со своим героем. Вернее, на сцене уже твой герой — и всё.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Вы с таким удовольствием рассказываете, как наркоман после героиновой ломки. Я это к тому, что день телевидения сегодня.

И. ВЕРНИК: Вы хорошо знаете, что это такое и смотрите на меня, знаю ли я. Давайте поздравим всех с днём телевидения!

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Я Вас хотел поздравить и спросить: сцена для актёра — то же самое, что для ведущего прямой эфир, наркомания, которая не проходит никогда?

И. ВЕРНИК: Думаю, что да. Мне доводилось несколько раз вести что-либо в прямом эфире на телевидении — это, конечно, такой выброс адреналина. Мне часто говорят: пошли прыгнем с парашютом, куда-то залезем, я отвечаю: вы что, с ума сошли, нет, я без резинки, на которой прыгают с тарзанки, прыгаю головой вниз когда в прямом эфире нахожусь в кадре, и без парашюта, без инструктора прыгаю каждый раз, выходя на сцену в театре. Там такой выброс адреналина, там такая концентрация, такая мобилизация, что мало не покажется! Это совершеннейший кайф! Если ты уже владеешь этим, безусловно, есть волнение, но оно тоже перерабатывается в сосредоточенность, сверхресурс твоего организма, мозга, всех чувственных подключений, и через некоторое время ты абсолютно владеешь ситуацией, и это прекрасно. Дорогие коллеги по телевидению, поздравляю всех вас, мы, вы, занимаемся потрясающим, удивительным делом.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: У нас новостные коллеги из LifeNews тоже рядом, буквально за стенкой, там студия прямого эфира. Общались сегодня с ними по поводу телевидения, мне интересно было сравнить наркоманию актёра против наркомании телевизора.

И. ВЕРНИК: Конечно, это разный наркотик, разного свойства наслаждение. Я сейчас не готов, и долго делить это на какие-то градации, ощущения. Вы сказали про телевидение, я вспомнил, как попал туда, как сопротивлялся тому, чтобы попасть на телевидение, и как Любовь Орлова, режиссёр, после того, как увидела меня несколько раз в музыкальных клипах, которые снял Миша Хлебородов, мой клип с Алёной Свиридовой, Лаймой Вайкуле, Джоанной Стингрей. Только появилось направление музыкальных клипов на другом уровне, я играл сверхгероев. Она увидела меня в рекламе газеты «Коммерсант», когда я стал лицом новой газеты, она позвонила, пригласила на телевидение. Я сказал: простите, вы ошиблись, я закончил Школу-студию МХАТ, я драматический актёр, и хочу заниматься этим. А телевидение казалось мне другой областью. Она попросила встретиться, я поблагодарил, сказал, что не понимаю. Но она настояла, затащила буквально в кадр. Я пришёл в студию, камера, свет — и всё.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: И понеслось.

И. ВЕРНИК: Да. И это тоже потрясающий мир, он затягивает, как воронка, ты в ней тонешь, и в какой-то момент уже нет возможности и желания сопротивляться, хочется только ввинчиваться в эту воронку всё больше.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: В последнее время, если говорить о кино, сериальный формат пошёл в мире. Очень удобно: 20 минут на телефоне пока едешь в метро посмотреть очередную серию. У Вас есть любимые сериалы?

И. ВЕРНИК: Мне нравятся «Игры престолов». Перечислять сейчас сериалы сложно.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: А кого бы там сыграли?

И. ВЕРНИК: Карлика всемогущего.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Компьютерная графика сейчас всё может.

И. ВЕРНИК: Страшно, куда она двигается. Есть теория о том, что через какое-то время актёры не понадобятся.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Любую эмоцию изобразил — и всё натурально.

И. ВЕРНИК: Нет, никакой робот, никакая визуализация, компьютерная графика не заменят то, когда зрачок меняется, как глаз вдруг переворачивается, что-то в зрачке неуловимое. Это, я думаю, компьютеру ещё долго будет неподвластно, и это то, чем владеет актёр. В это мгновение, здесь, сейчас, и это нельзя повторить. Это действует так, что ты в эту же секунду рыдаешь. Я вчера включил телевизор ночью, пришёл домой, не могу спать, там фильм идёт какой-то, и незатейливый сюжет, всё я понимаю, мне кажется всё предсказуемым. И вдруг актёр Хэкмен, прекрасный актёр, как-то так говорит, и я понимаю, что у меня слёзы текут. Робот это не сыграет.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: А кто кроме Хэкмана ещё нравится из коллег наших или зарубежных?

И. ВЕРНИК: Недавно приезжал Роберт Де Ниро, он не первый раз в Москве, и я с ним не первый раз встречался, это мой любимый актёр. Слово кумир не люблю, не сотвори себе кумира, и тем не менее, он великий актёр, с невероятной харизмой, индивидуальностью. Таких актёров много и у нас в стране. Я пришёл в театр, Олег Павлович Табаков, великий актёр. Сейчас у нас идёт спектакль «Юбилей ювелира», где он с Натальей Теняковой — спектакль на двоих, ещё Даша Мороз. Это постановка Кости Богомолова, и это потрясающий спектакль, гениальная актёрская работа, оторваться невозможно от абсолютной жизни, которая происходит у тебя на глазах, нежной, тонкой, удивительной, светлой, страшной. И всё вместе перемешано потрясающе.

Я закончил Школу-студию МХАТ, в 1984 году ушёл в армию, потом был принят в труппу, и вот моё первое собрание. Не знаю, для тех, кто слушает «Русскую службу новостей», говорят ли что-нибудь фамилии, актёры, рядом с которыми я оказался мальчишкой, который смотрел только на открытки, которые собирал мой брат Вадик, влюблённый в театр с малых лет, и когда папе удавалось взять у них автограф, это каждый раз было событием, когда он приносил какую-то открытку. Продавались открытки по 3-5 копеек в киосках, Вадик покупал, давал папе, он приносил вместе с автографом. И эти актёры сидят рядом со мной: Смоктуновский, Евстигнеев, Борисов, Мягков, Калягин, Вертинская, Юра Богатырёв, Невинный, Олег Николаевич Ефремов. Перечислять невозможно, это великая труппа, и каждый актёр — планета.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Красная машина, только актёрская. Если тогда хоккеисты гремели, то ещё и актёры.

И. ВЕРНИК: Так должно быть.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: А преемственность поколений есть сегодня у актёров?

И. ВЕРНИК: Есть, конечно. Для меня немного странно, но точно также как я в своё время стоял за кулисами, смотрел оттуда, как играет Смоктуновский, Евстигнеев, Ефремов. И сколько я был в театре, столько смотрел, что они делают. Сейчас молодые актёры приходят, говорят, что смотрели, восторженные слова говорят. Это удивительно, потому что у меня ещё ощущения, что я всё ещё стою за кулисами, смотрю на больших, любимых моих актёров, которые стали моими сотоварищами через какое-то время и с которыми у нас были близкие отношения. С теми, кто жив, продолжаются такие отношения. Конечно, есть преемственность поколения.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: А есть ли у Вас какая-то задумка или идея, которую хотелось бы в виде сериала реализовать? Я бы никогда не стал сниматься в сериале про работу, если представить, что меня теоретически куда-то позвали. Есть американский сериал Newsroom, я не могу больше одной серии посмотреть, потому что это про мою работу.

И. ВЕРНИК: Мне кажется, это как раз всегда интересно. Я недавно снимался в пилотной серии будущего, надеюсь, сериала о том, как делается телевидение. Закулисная история довольно любопытна, я думаю, людям интересно посмотреть, как это происходит. Это мы с Вами знаем, а снаружи это любопытно.

Идеи у меня есть. Мы с моим товарищем как раз думаем над авантюрной историей, какой — не расскажу, конечно, даже не думайте.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Даже если пытать будем?

И. ВЕРНИК: Попробуйте.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Пока Вас не пытают, присылают слова благодарности и спрашивают, каким кремом пользуетесь, почему Вы не стареете?

И. ВЕРНИК: Я в шоке, как догадались, что это просто один крем, одно название, которое я с удовольствием сейчас назову, и всё наконец откроется. Под какой-то фотографией, вообще никакого отношения не имеющая, как мне казалось, к внешнему, написали конкретный вопрос: почему вы не стареете? Рецептура проста, с удовольствием расскажу. Крем нужно готовить.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Не снаружи, а вовнутрь?

И. ВЕРНИК: Им мазаться нужно утром и вечером, и немного употреблять внутрь. Необходимо смешать кал горных козлов, это очень важно, обычные не подходят, проверяли, с икрой мелководных рыб.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Морские тоже не катят?

И. ВЕРНИК: Совершенно, это речная рыба, особенная. Чёрт, я забыл этот рецепт.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Он уйдёт вместе с Вами.

И. ВЕРНИК: Какой рецепт, послушайте?

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Люди ищут волшебную кнопку: «Сделать мне всё зашибись».

И. ВЕРНИК: Я не знаю этой кнопки. Вернее, я Вам её назову. Эта кнопка находилась рядом со мной с момента, когда я родился, это кнопка под названием моя семья, мой дом, мои родители, папа и мама. Я смотрел, как они живут, как они любят друг друга, как общаются, как воспринимают этот мир, им всё интересно, как они радуются успехам любимых людей, как они восторгаются талантом, как они смакуют каждую мелочь и превращают её во что-то большое, как они не обращают внимание на ерундовые вещи, и всё это их заряжало. К сожалению, мамы уже нет, у меня была очень красивая мама, а мой папа, дай бог ему здоровья, он с нами, со мной и с братьями, ему немало лет, но у него удивительно молодая душа, он потрясающе выглядит. Все говорят: как это может быть? Ему 91 год, он сам управляет автомобилем, преподаёт, он в курсе всех новостей, в том числе и тех, которые звучат из этой студии, он интересуется, ходит в театр, знает всё. Каждое утро, когда мы садимся с ним завтракать, он рассказывает мне о том, что произошло за день. Это внутренний заряд, и этот внутренний позитив, не злобничество, не зависть, не съедание себя какими-то мучительными вопросами: а почему у меня этого нет, почему я этого не делаю — делай! Сначала учись, паши, работай, делай! Не задавай вопросов: ах, если бы. Встал, пошёл. А сидеть в кресле, грызть его спинку — бездарно, бессмысленно. Говорить: это потому что у них, потому что они. Иди, жизнь полна шансов, возможностей, действуй! Я думаю, что эта кнопка, о которой Вы говорите, заключена во-первых, в отношении к людям. Я перенял это счастливое свойство от родителей радоваться успехам моих коллег, знакомых, друзей и не друзей, незнакомых. Если я сижу в театре, я благодарнейший зритель не потому, что я себя хвалю, а потому что я подключаюсь к процессу, не могу сидя в театре, после спектакля не зайти за кулисы. Даже если меня что-то смутило, не могу не зайти и не сказать спасибо. Это так естественно: говорить слова восхищения, любви, они так питают тех, кому ты это говоришь и тебя, это и есть показатель твоей свободы, чёрт возьми. Может, я слишком эмоционально об этом говорю, но эта кнопка даст вам заряд молодости, заряд обновления всей генной памяти, всех процессов старения, замедления, угасания. Любить, открываться, наслаждаться, радоваться и возможность заниматься любимым делом.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Это было бы идеально. О любимом деле: не могу не спросить про озвучку. Частенько так бывает, что смотришь зарубежный сериал или кино, и я стал по большей части переключать на оригинальную озвучку. Есть сериал «Карточный домик», там Кевин Спейси, кто может его так озвучить, чтобы это был правда Кевин Спейси, политик, редкостный, беспринципный урод, который не перед чем не отступиться, чтобы стать президентом США.

И. ВЕРНИК: Вы правы абсолютно. Есть адская сложность озвучания, есть потрясающие мастера, которые здорово это делают. К счастью, сейчас довольно часто пишется живой звук, как это делается в американском кино, и та эмоция, которая сейчас проживается тобой, которая рождается в тебе, она мельчайшая, потому что это мельчайшее изменение электрокардиограммы. Она интересна, её потом на озвучании вложить в собственные уста очень сложно, потому что это было тогда и в ту секунду. Я называю озвучание адским процессом, озвучание — убийца. Себя озвучить — ты точно знаешь задачу, помнишь обстоятельства, партнёра, твою психофизику, и то ад. А это сыграно другим артистом. Не потому, что у него класс актёрский выше или ниже, другим, с другой природой. Конечно, прелесть заключается именно в его харизме, в его нюансах, в его голосе, его интонации, рождённой в ту секунду. Конечно, озвучание часто убивает картинку, очень сложно передать. Но что делать? Давайте смотреть с титрами, так тоже можно.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: «Евровидение» сегодня детское. Будете следить за ним? Как для Вас конкурс? Вроде как искренне, но нельзя сказать, что всегда на великолепном уровне.

И. ВЕРНИК: Я боюсь сделанных детей, когда у них всё готово, они выходят маленькими взрослячками.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Как из «Игры престолов».

И. ВЕРНИК: Именно так! Но когда ребёнок непосредственен, когда действительно он одарён, у детской природы есть сумасшедшее обаяние, когда он не скован тем, что нельзя, не так, нужно так, когда он просто такой, какой есть — это сумасшедше интересно. Посмотрите на Майкла Джексона в детстве, глаз невозможно оторвать, он гений уже тогда — природа. Есть удивительно талантливые дети, и когда они выступают, когда есть возможность такой площадки как «Евровидение» — потрясающе. Дети, которых научили, выдрессировали — это кошмар, бить по рукам надо тех, кто занимается дрессурой.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: У спортсменов всё довольно просто: если хорошо, правильно тренируешься, у тебя правильная методика, даже если ты дубовый, из тебя вырастет хороший спортсмен, ты близко к мировому рекорду подобраться можешь. А как у людей искусства? Насколько талант важен: пахота против таланта?

И. ВЕРНИК: 20% таланта, 80% пахота, работоспособность.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Закон Парето.

И. ВЕРНИК: Он работает, поверьте. И у спортсменов есть тысячи обстоятельств, и у актёров. Но бывает, когда ресурс, именуемый талантом, не подкреплён ежедневным трудом, желанием, он, к сожалению, так и остаётся на уровне 20% и всё. А когда складывается, получается результат. Талант сам по себе — это замечательно, но ещё очень важна харизма. Интересно смотреть везде за личностью.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Что харизма в Вашем определении?

И. ВЕРНИК: Я думаю, это индивидуальность, подкреплённая личностным набором, который присущ только тебе и который имеет какое-то мощную, агрессивную во всех прекрасных смыслах этого слова, силу.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Часто встречали харизматиков?

И. ВЕРНИК: Наверное, не часто, но встречал. Чудес не бывает, я за чудеса, но у меня есть формула, что чудес не бывает. Если ты не сделал чего-то, это не произойдёт, само не свалится.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Если говорить про все Ваши работы, какую бы Вы сами выделили, которая больше всего нравится Вам?

И. ВЕРНИК: Если сейчас выйти из Вашего здания и стремительной походкой пойти в сторону Тверской, в сторону Кремля, то не доходя его, Вы увидите Камергерский проезд. Зайдя в дом 3А, Вы узнаете о том, что это Московский художественный театр. И там я сегодня играю несколько любимых моих спектаклей, замечательных, о которых могу говорить бесконечно. Несколько лет я играю спектакль «Номер 13D», поставленный Володей Машковым, где у меня главная роль. Это счастливейшая, умопомрачительная, смешная комедия, когда зрители практически лежат под стульями от смеха. Я играю в «Свидетеле обвинения», с Ренатой Литвиновой у нас главные роли, это детектив по Агате Кристи, детективная вязь, история, которую так интересно отслеживать. И только-только вышел спектакль «Мушкетёры. Сага. Часть первая», поставленный Константином Богомоловым. Спектакль, о котором спорят, говорят, как обо всех спектаклях Константина: одни кричат, что это гениально, другие — что это безобразие. Я играю Арамиса, история не имеет никакого отношения к Александру Дюма, это очень жёсткая история и совсем другой жанр. Вы меня спросили, что для меня самое любимое — наверное, это: приходить в театр, играть эти спектакли.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Леонид Слуцкий, наш футбольный тренер, говорит: «Для меня мой любимый и главный матч — ближайший», в этом Вы похожи. Я удивился, что Вы с музыкальным произведением пришли, я никогда не подумал бы.

И. ВЕРНИК: Глядя на меня невозможно представить, что я имею какое-то отношение к музыке. Моя мама, которая была музыкальным педагогом, одно время в театре в музыкальной части работала, в 6 лет посадила меня за фортепиано, что вызвало моё адское нежелание, слёзы, панику, истерику, но всё было тщетно, мама настояла на том, чтобы я занимался, и восемь классов музыкального образования по классу фортепиано у меня есть. Затем я научился играть на гитаре, стал петь, это возымело действие на симпатичных мне девушек, и я сказал: спасибо, мама. В какой-то момент я стал сочинять слова, музыку, писал стихи с юности, стал писать песни. Мои песни звучали в нескольких картинах, где я снимался. Для картины «Женская дружба» я вообще написал всю музыку. Периодически я выступаю с концертами, у меня есть музыканты, я пою свои песни. Не часто я это делаю, к сожалению, руки не доходят. Диск, который я уже несколько лет пытался записать, всё никак не записан.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Можно диски не записывать, в iTunes сразу.

И. ВЕРНИК: Вы правы. Но уже у меня записано 11 песен, осталась ещё одна. Я хочу сделать диск.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Давайте послушаем.

И. ВЕРНИК: Давайте, Вам будет интересно, поверьте. «Осень».

(Звучит песня)

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Хотите музыкальную аналогию?

И. ВЕРНИК: Да, скажите.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Чем-то перекликается, 2002 год, Эл Ди Меола, знаменитый гитарист, впервые Cosmopolitan Life вместе с Агутиным делали, стилистика немного похожа.

И. ВЕРНИК: Как жаль, что я не слышал этот эксперимент.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Очень интересный: также гитары играют, текст интересный.

И. ВЕРНИК: У меня разные песни, разные по жанру.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: А текст кто писал?

И. ВЕРНИК: Я, это мои слова и моя музыка.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: У меня есть претензия к отечественным исполнителям, слава богу, она не к Вам относится, аранжировка в Лондоне записана, всё прекрасно, они открывают рот и тут: «Где у Николая лали-лулай?» Я не знаю и не хочу этого знать. Здесь с текстом всё хорошо, отлично, супер, спасибо.

И. ВЕРНИК: Спасибо, мне очень приятно. У меня есть и очень лирические песни, я думаю, Вы будете удивлены. Я очень благодарен маме за то, что она усадила меня за фортепиано, открыла во мне этот кусок души. Теперь я имею возможность нет-нет, да ночью взять гитару в руки или сесть за фортепиано и то, что сейчас вертеться во мне, сыграть.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: За первым альбомом пойдёт второй?

И. ВЕРНИК: Посмотрим. Этот альбом мог быть записан очень давно, хотя эту песню я написал в прошлом году, летом, лёжа на пляже. Пойдёт, наверное, посмотрим. Я очень люблю выходить на сцену, петь. Часто мне говорят: где можно услышать эти песни, почему их нет? Вот они, сейчас всё будет.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Чего Вы ждёте от будущего?

И. ВЕРНИК: Грех жаловаться, вообще жаловаться — глупость, мы уже об этом с Вами говорили. Я бы хотел, чтобы мой сын, который заканчивает через год школу, тоже понял, кто он, чтобы и он радовался этой жизни вместе со мной. Я бы хотел, чтобы рядом со мной была любимая, с которой я бы делил этот мир на двоих и всё, что я знаю, знала бы со временем она, и всё, чего я не знаю, научился бы у неё. Наверное, этого я бы очень хотел.

С. ЖУРАКОВСКИЙ: Спасибо большое. Провёл бы с Вами ещё часа два, но теперь время новостей. Игорь Верник, спасибо огромное!

И. ВЕРНИК: Спасибо.