Замминистра обороны на РСН рассказала о расходах ведомства

И. КОРОТЧЕНКО: Мы выходим в эфир накануне 8 Марта. Поэтому не случайно сегодня гость в студии – очаровательная Татьяна Викторовна Шевцова, заместитель Министра обороны Российской Федерации, действительный государственный советник Российской Федерации первого класса, заслуженный экономист России. Здравствуйте.

Т. ШЕВЦОВА: Здравствуйте, Игорь.

И. КОРОТЧЕНКО: Давайте начнём с темы, которая сегодня очень активно обсуждается в средствах массовой информации. Это секвестр военного бюджета. Ходят самые различные слухи и спекуляции. Расскажите, пожалуйста, что происходит на самом деле. Остаётся ли бюджет министерства обороны в прежних размерах, или же он всё-таки сократится.

Т. ШЕВЦОВА: Мне бы хотелось начать отвечать на этот вопрос с тезиса, который мы очень часто озвучиваем. Что расходы на национальную оборону не равно расходы на содержание армии. Действительно, доля расходов в бюджете страны на национальную оборону велика. 20% федерального бюджета – это расходы на национальную оборону. Но если посмотреть на структуру бюджета нашего министерства обороны, то основную долю в нашем бюджете составляют расходы на перевооружение армии. То есть если взять бюджет за единое целое, большая часть – более 55% – это расходы на перевооружение армии. А что такое расходы на перевооружение? Это, говоря другими словами, наша инвестиционная составляющая в развитии оборонно-промышленного комплекса. Через заключение контрактов по гособоронзаказу наша промышленность получает довольно-таки весомые и гарантированные контракты, обеспечивающие, в первую очередь, зарплату сотрудников, которые работают на этих предприятиях. Как правило, это предприятия бюджетообразующие в городах. И через эти контракты бюджетов городов, муниципальные бюджеты, бюджеты субъектов получают налоги. То есть это большая составляющая – бюджетная, социальная – в целом по всей России.

Да, с одной стороны, идёт перевооружение нашей армии, мы получаем новые современные образцы. С другой стороны, это серьёзная инвестиционная составляющая в нашей промышленности. А с учётом того, что на нашей оборонке есть и коммерческая, гражданская продукция, получается некий волновой эффект и развития гражданской составляющей. А с учётом того, что на нашу оборонку работают и иные отрасли промышленности – металлургия, радиоэлектроника, то получается волновой эффект инвестиционной составляющей по многим отраслям нашей промышленности. Поэтому когда мы говорим о секвестре нашего бюджета, то мы говорим, что секвестру и подлежат какие-то расходы, нужно помнить, что в первую очередь будет секвестироваться госпрограмма вооружения.

Именно поэтому при секвестре расходов на национальную оборону руководством страны, президентом страны было принято решение, что госпрограмма вооружения не подлежит секвестру вообще. Так же было принято решение, что бюджет министерства обороны будет сокращён не на 10, а на 5%. И ещё, что очень важно, под сокращение не попадают социальные обязательства. Таким образом, из всего бюджета министерства обороны, из 3 триллионов, не подлежат секвестру госпрограммы вооружения и публичные обязательства – это денежное довольствие, социальные гарантии военнослужащего. И не на 10, а на 5%. Поэтому та доля, которая падает на базу, сокращаемую на 5% посильна министерству обороны. Это означает, что бюджет в целом обеспечивает строительство и развитие вооружённых сил, обеспечивает гарантии военнослужащих. И этот секвестр 5% в основном затрагивает материально-техническое обеспечение и строительство.

Здесь важно отметить, что с 2014 года по поручению министров в министерстве обороны проводится работа по программе «Эффективная армия». Мы унифицируем строительные проекты, вводим типовые проекты. Это даёт экономию, по крайней мере, на проектных работах. Мы переводим наши хозяйства на газ, это тоже даёт свою экономию. У нас разработан ряд программ, который даёт в итоге своей реализации довольно существенную экономию наших расходов. Поэтому то 5% сокращение, которое падает на материально-техническое обеспечение и на строительство, будет учтено за счёт той работы по оптимизации расходов, которые с 2014 года проводятся в министерстве обороны.

И. КОРОТЧЕНКО: Недавно была инициатива Минобороны по формированию ведомственного бюджета, которая касается базовых объёмов финансирования и расходов на чрезвычайные ситуации.

Т. ШЕВЦОВА: Здесь мы исходили из того, что у нас в министерстве обороны существует и работа по планированию. Финансовое планирование ведётся из того, что в Министерстве обороны существует госплан. Все финансовые расходы строятся на основе плана строительства и развития вооружённых сил. У нас есть основополагающие документы: это план строительства и развития вооружённых сил, госпрограмма вооружения, план обороноспособности. Соответственно всё финансовое обеспечение строится на основе этих планов. И самое важное, что все эти планы и всё финансовое обеспечение по этим планам взаимосвязано по срокам и мероприятиям. И мы чётко понимаем, какая техника к нам приходит. Мы должны быть готовы по системе базирования. Мы чётко знаем, в какие месяцы в войска поступает эта техника. Соответственно, должна быть готова инфраструктура под эту технику. Мы должны понимать и то, какой контингент военнослужащих будет служить на этой технике, и из-за этого корректируются планы комплектования военнослужащих по контракту. Мы не просто набираем по 50 тысяч в год, у нас есть чётко сформированные графики комплектования военнослужащих по контракту. Именно под ту технику, которая поступает.

Вы знаете, что в 2015 году  военнослужащих по контракту у нас стало больше, чем военнослужащих по призыву. И это, конечно, в первую очередь, связано с тем, что техника поступает серьёзная, сложная, и на ней в принципе должны служить подготовленные ребята. Поэтому приоритет, конечно, контрактной службе. Ещё раз повторю, что это комплектование идёт не бездушно, а очень жёстко и чётко увязанное. Поэтому когда мы взаимоувязали все эти планы, мы просчитали те необходимые базовые объёмы, которые у нас должны быть. Мы их называем «минимально необходимыми базовыми объёмами финансирования», чтобы у нас была возможность проводить развитие и финансирование вооружённых сил. Это тот минимально необходимый объём финансирования, который требуется для того, чтобы наша армия двигалась вперёд.

И возвращаясь к первому вопросу, когда рассматривался вопрос секвестра нашего бюджета, было очень легко обосновывать это минимально необходимое количество финансирования, потому что все эти базовые объёмы обоснованы. И они обоснованы, в первую очередь, исходя из натуральных показателей. Понятно, какая у нас армия по численности. Понятно, какие площади мы занимаем. Понятно, какое количество техники, и в какой период к нам поступает. Все эти натуральные показатели легко просчитываются. Дальше применяются определённые нормативы. Мы знаем, сколько нам стоит военнослужащий по контракту, сколько стоит военнослужащий по призыву. Мы знаем стоимость сутотдачи, стоимость обмундирования, стоимость строительства квадратного метра. И исходя из простых натуральных показателей, применяя эти нормативы, мы выходим на стоимостные показатели, которые мы называем базовыми.

Такой подход мы предложили президенту, чтобы считать минимально необходимый уровень, определять базовые объёмы. И по любому секвестру бюджета, который будет происходить, решение будут принимать не арифметически, а исходя из угроз национальной безопасности. Секвестр какого-либо направления по бюджету национальной обороны влечёт снижение обороноспособности страны. С учётом того, что оценка угроз национальной безопасности идёт на площадке Совбеза, поэтому такое решение мы предложили принимать на площадке Совета Безопасности.

И. КОРОТЧЕНКО: Тот подход, который Вы сейчас озвучили, базируется, прежде всего, на необходимости учитывать реальные угрозы национальной безопасности? Разумеется, государственная программа вооружения, которую удалось отстоять полностью – это важнейший элемент реагирования на будущие угрозы. Именно поэтому, по всей видимости, она и осталась без каких-либо сокращений. Это так?

Т. ШЕВЦОВА: Да, это так. Подняв этот вопрос на уровне Совета безопасности, и предложив президенту всё-таки рассматривать секвестр нашего бюджета исходя из угроз национальной безопасности, получили поддержку президента. И сейчас проводим работу по чёткому обоснованию базовых объёмов и защите его на Совете безопасности и дальнейшем принятии решения о секвестре, исходя из этой оценки.

Но здесь важна ещё одна составляющая. Та работа, которая сейчас проводится по госпрограмме вооружения – это, с одной стороны, перевооружение нашей армии. Не секрет, насколько сильными и мощными мы стали по оценке различных ведомственных экспертов. Но я как экономист буду говорить ещё по экономической составляющей, финансовом влиянии на военно-промышленный комплекс, на предприятия. Несмотря на тяжёлые экономические условия, в которых мы находимся сейчас, реализация программы позволяет стабильно и гарантированно предприятиям получать доходы в это не простое время. И не просто получать доходы и создавать образцы вооружения, но и модернизировать своё производство, проводить работы по инновациям, новым технологиям. На наш взгляд, останавливаться нельзя. Невозможно остановить строительство подводной лодки или самолётов, вертолётов. Всё равно это надо содержать. В противном случае, это обернётся нам большими затратами.

Поэтому мы считаем очень правильным решением, что на протяжении многих лет, когда идёт госпрограмма вооружения, решения по его секвестру не принимается, потому что это большой комплекс программ. Это не только перевооружение нашей армии, это модернизация промышленности, инвестиционная составляющая, социальная составляющая, мультипликативный эффект во все отрасли нашего народного хозяйства.

И. КОРОТЧЕНКО: Справедливость Ваших слов можно проиллюстрировать тем, что, например, концерн воздушно-космической обороны «Алмаз-Антей» впервые за постсоветское время сегодня уже сдаёт два абсолютно новых, построенных с нуля завода. Один в Нижнем Новгороде, другой в Кирове, которые уже запустились. И речь идёт о том, что там будет запускаться абсолютно новая техника. Это системы С-400, в перспективе системы С-500, и вся гамма зенитных управляемых ракет к этим системам.

Мы знаем, как ведутся войны сегодня. Первая фаза войны – это воздушно-космический удар. Опыт боевых действий НАТО, США об этом отчётливо говорит. Поэтому действительно останавливать реализацию таких масштабных проектов, либо урезать их каким-то образом, было бы абсолютно нерационально. И по поводу того, что оборонка всё более и более развивает инновационную компоненту. Я несколько недель назад был в Ижевске на Ижевском электромеханическом заводе «Купол», который известен, прежде всего, по зенитно-ракетным комплексам малой дальности «Тор». Но параллельно с этим развиваются и другие инновационные производства. Совершенно чётко идёт диверсификация военной и гражданской составляющей. Поэтому то, что удалось отстоять неизменным гособоронзаказ и государственную программу вооружения, это хорошо. Это стратегические инвестиции в будущий экономический инновационный потенциал России.

Т. ШЕВЦОВА: Да, и я хочу сказать ещё раз, что в нашем большом 3-триллионный бюджете основная доля – это госпрограмма вооружения, следующая составляющая – это денежное довольствие и компенсационные выплаты. И та база, которая попала под секвестр – это строительство МТО. Но 5% – это сумма, посильная министерству обороны, мы её даже не почувствуем, исходя из того, что мы проводим работу по оптимизации расходов. За счёт экономии мы в принципе не сократим строительство каких-то объектов, и не урежем довольствие наших военнослужащих.

И. КОРОТЧЕНКО: Бытует такое мнение, хотя оно, прежде всего, выдвигается из среды либеральной общественности и западных экспертов, что масштабное финансирование оборонных расходов может негативно сказаться на российской экономике, особенно в условиях кризиса. Что Вы могли бы ответить на такие упрёки и обвинения?

Т. ШЕВЦОВА: Отвечая на первый вопрос по бюджету, мы акцентировали внимание на том, что как раз наличие государственных гарантий в виде больших объёмов контрактов. Мы своевременно и в полном объёме финансируем нашу промышленность. Это как раз и даёт возможность нашей экономике развиваться. Сегодня те субъекты, которые имеют оборонные предприятия, находятся сегодня в более льготных условиях, потому что эти предприятия достаточно дисциплинированно и системно платят налоги в их бюджеты. И дают заказы сопутствующим отраслям – металлургия, радиоэлектроника. Есть волновой эффект, который даёт возможность получать заказы и другим предприятиям, не имеющем отношения к оборонке,  но участвующим в гособоронзаказе косвенно, через свою продукцию.

И. КОРОТЧЕНКО: Это 3–4 уровень кооперации?

Т. ШЕВЦОВА: 4–5 уровень кооперации. Не обязательно он участник гособоронзаказа. Он выполняет для оборонки заказы, поставляет комплектующие. У него тоже гарантированный заказ. И если предположить, что мы сейчас сократим эти заказы, то это может в первую очередь привести к снижению доходов предприятий, выручки, к увольнению рабочих, падению налогов в региональные бюджеты. И мы как раз и начинаем с того, что говорим, что госпрограмму вооружения трогать не надо, потому что она имеет мультипликативный эффект не только в развитии оборонки, но и иных отраслей нашего хозяйства. Плюс социальный эффект.

И. КОРОТЧЕНКО: Вам удаётся находить консенсус по этим вопросам с нашими экономическими ведомствами, прежде всего с Минфином? Понятно, что Минфин как скупой рыцарь стоит над бюджетом и максимально хочет всё урезать. Неизбежно возникает необходимость в хорошем смысле лоббировать, отстаивать. Удаётся находить с Минфином общий язык в этом плане?

Т. ШЕВЦОВА: Да, диалог действительно ведётся очень сложный. Понятно, что Минфин думает о той экономической ситуации и тех параметрах, которые сложились на сегодняшний день,  балансируя свой бюджет. Но нам удаётся их убеждать тогда, когда наши расчёты обоснованны. И проведя работу по формированию базовых объёмов, мы сильно защитили свои позиции по обоснованности. Я уже говорила, что есть численность нашей армии, есть те площади, военные городки, которые армия занимает. Есть конкретное поступление военной техники. Это счётные позиции, поэтому проводя работу по определению базовых объёмов, нормативов, всё становится понятным и прозрачным. Наши бюджеты были обоснованы, и первоначальный бюджет 2016 года мы защитили в полном объёме. И потому что наши расходы были аргументированы и понятны, было принято решение секвестировать не на 10%, а на 5%. Большее сокращение может нести риски структурных изменений в вооружённых силах. А это уже более серьёзные вещи.

И. КОРОТЧЕНКО: То есть ни о каком механическом подходе здесь не может быть и речи.

Т. ШЕВЦОВА: Да.

И. КОРОТЧЕНКО: Давайте также поговорим по следующей проблеме. В декабре 2014 года президент России поручил Минобороны межведомственную систему контроля за расходованием средств гособоронзаказа. Стоит полагать, что такое поручение было обусловлено какими-то проблемами в сфере финансирования, либо расходования средств гособоронзаказа. Какие были предпосылки для ужесточения контроля за расходованием денежных потоков в сфере гособоронзаказа?

Т. ШЕВЦОВА: Одной из первых предпосылок является тот факт, что мы очень большие в национальном бюджете – 20% на национальную оборону. Это, в первую очередь, говорит о том, что такие серьёзные деньги, которые выделяет государство на национальную оборону, должны расходоваться эффективно и по целевому назначения. Об этом говорилось неоднократно. Когда мы говорим о том, что министерство обороны, с одной стороны, гарантированно в полном  объёме финансирует нашу промышленность, и возникает ситуация, когда промышленность срывает сроки поставки образцов вооружения, то мы исходим из того, что если деньги потрачены не на цели производства этой продукции, это равно угрозе национальной безопасности государства. Поэтому президент, поручая нам создать систему контроля за целевым использованием бюджетных средств, в своём Послании исходил именно из этого. Мы получили такое поручение совместно с Росфинмониторингом, и нам необходимо было подготовить поправки в закон о гособоронзаказе, где предусмотреть нормы, не позволяющие бюджетным средствам уходить на цели, не предусмотренные гособоронзаказом.

Когда мы проанализировали ряд контрактов и посмотрели, как расходуются бюджетные средства, выделенные на конкретные образцы вооружения, то в ряде случаев мы увидели, что деньги всегда шли не на цели, предусмотренные контрактом. С наших авансов могли выплачиваться проценты по займам, могли приобретаться ценные бумаги, могли участвовать предприятия, которые по базе налоговой службы или Росфинмониторинга предприятиями с негативной деловой репутацией, с отсутствующим фондом оплаты труда. Мы увидели ряд расходов, на которые государство деньги не выделяло. У нас формируется себестоимость, понятна конечная цена продукции. Мы эту себестоимость смотрим: что составляет зарплата, что составляют накладные расходы, что составляют комплектующие. И когда мы видели, что наши авансы шли на кредиты, на займы, на ссуды, на ценные бумаги и какие-то иные выплаты, не предусмотренные в нашем контракте, тогда и было принято решение создать эту систему контроля.

Президент перед нами поставил две задачи. Первая – это создать инструмент профилактики нецелевого использования бюджетных средств. То есть создать такую систему мер, чтобы не допустить, чтобы деньги уходили на цели, не предусмотренные контрактом. И вторая задача – создать систему межведомственного контроля за целевым использованием бюджетных средств.

Первую задачу профилактики мы решили путём создания отдельных счетов, с открытием идентификатора по каждому контракту в уполномоченных банках. У нас сегодня их 9, работает 7. Мы вывели гособоронзаказ в надёжные и устойчивые банки. Каждому контракту присвоили идентификатор, и под каждый контракт открыли отдельный счёт. Таким образом, мы окрасили наш военный казённый рубль и перевели в уполномоченные банки.

И в принципе каждый последующий исполнитель, который попадает в цепочку исполнения контракта, так же обязан открыть счёт в уполномоченном банке, который выбрал головной исполнитель, в контракте указать идентификатор и открыть отдельный счёт. Система открытия счетов предоставляется банками бесплатно. Сколько бы счетов предприятие ни открывало, эта услуга бесплатна. Таким образом, мы сегодня в системе наблюдаем, как идёт финансирование нашей кооперации, мы видим, насколько оперативно головные исполнители, получив от нас аванс, авансируют или не авансируют свою кооперацию. Мы сегодня видим, что предприятие, получив авансы, может их направить на депозитный счёт. В то же время я вижу в базе, что кооперация с этим идентификатором работает в наших интересах, используя свои оборотные и кредитные средства. У нас есть возможность головному исполнителю задать вопрос, почему получив авансы от госзаказчика министерства обороны, предприятие держит деньги у себя на счетах, либо использует на иные цели, а не направляет на свои кооперации. Но вместе с тем, главное, что за 4 месяца практической реализации этого закона, мы не увидели, чтобы наши бюджетные средства ушли на цели, не предусмотренные контрактом.

Есть чёткий перечень операций, куда не должны расходоваться бюджетные средства. Мы запретили выплату процентов по кредитам, потому что предприятия с наших авансов позволяли себе выплачивать коммерческие кредиты, взятые на иные цели. Никто теперь не покупает ценные бумаги, не даёт ссуды, и так далее. Мы видим, что уполномоченные банки жёстко это контролируют. И за 4 месяца работы было приостановлено несколько таких операций, когда банки не пропустили бюджетные средства на финансирование целей, не предусмотренных контрактами.

Первые результаты с 1 сентября показали, что система работает. Большинство предприятий научились работать в новой системе. Они открывают счета, финансируют свою кооперацию. Мы много проводили разъяснительной работы по этому поводу, и продолжаем разъяснять. Но в целом понимаем, что более 90% предприятий, работая с новой системой финансового контроля, проводят платежи. И если возникают какие-то вопросы, то мы с ними встречаемся и регулируем те ситуации, которые у них возникают в процессе реализации этого закона.

Второй задачей было без создания дополнительных контролирующих служб создать систему контроля целевых бюджетных средств. Сегодня у нас контролирует гособоронзаказ и бюджетные средства Счётная палата, Росфинмониторинг, Федеральная Антимонопольная Служба. Мы, как госзаказчик, по законодательству должны были следить за целевым использованием бюджетных средств. В законе нормативно было много поручений контролировать, а инструмента и механизма не было. Поэтому без создания этой дополнительной структуры, объединив наши усилия, мы создали информационную базу, где мы чётко видим те финансовые платежи, которые проходят. Банки в системе онлайн нам направляют эти платежи. По идентификатору мы отслеживаем любого головного исполнителя, видим всю его кооперацию. Здесь важно отметить, что мы можем предоставить к этой системе доступ головному исполнителю. И головной исполнитель может чётко видеть всю свою кооперацию по строительству и созданию того или иного образца вооружения.

Федеральная Антимонопольная Служба сегодня контролирует ценообразование, гособоронзаказ, поэтому предоставляя ей доступ к нашей системе, мы даём ей возможность получать информацию для исполнения своей функции. Росмониторинг нам присылает риск ориентировки. Если в нашей системе он видит, что появляются фирмы, где директор и бухгалтер в одном лице, фонд оплаты 0, уставный капитал 10 тысяч, предприятие создано за 2–3 месяца до заключения контракта, он информирует нас, госзаказчика. Обратите внимание, что в цепочке кооперации появилось предприятие, которое вроде как не занимается производственной деятельностью.

И. КОРОТЧЕНКО: Имеет признаки однодневки?

Т. ШЕВЦОВА: Да. Соответственно, обладая этой информацией, мы информируем нашего заказчика, головного исполнителя, если он желает об этом знать. Большая работа проводится с «Ростехнологиями». Здесь важно отметить, что было поручение президента всем госкорпорациям создать свою внутреннюю систему казначейства, чтобы бюджетные средства расходовать эффективно. Наша система мониторинга бюджетных средств по гособоронзаказу очень хорошо состыкуется с программой, которую предприятия вводят у себя по внутриказначейскому сопровождению. И предприятия, которые хотят видеть прозрачность своего финансирования бюджетными средствами, которые выделяет государство, заинтересованы в доступе к нашей системе. Мы проводим такую работу с желающими. И даём предприятиям довольно серьёзный инструмент по отслеживанию финансовых потоков, в том числе, бюджетных средств.

И. КОРОТЧЕНКО: Какой был критерий выбора уполномоченных банков?

Т. ШЕВЦОВА: Это доля участия государства и уставной капитал. Конечно, важно, чтобы была большая сеть. Сегодня у нас в системе уполномоченных банков активно работают 7 из 9. Это наши основные банки: Сбербанк, «Газпромбанк», «ВТБ», Банк России, «Россельхозбанк», «Новикомбанк». Они достаточно эффективно, на наш взгляд, подключились к этой системе, серьёзной системе финансового контроля. Когда мы готовили нормативную базу и изменения в закон, мы их готовили совместно и с Центральным банком, и с Росфинмониторингом, и с Федеральной Антимонопольной Службой. Мы очень серьёзно подошли к этому документу. И прописывали все нормы, которые касаются этого контроля, согласовывая со всеми участниками контроля.

И. КОРОТЧЕНКО: Многие ожидали, что с принятием нового закона Минобороны получит целый набор карательных функций. На самом деле, это, наверное, не так? Главное же не покарать, а обеспечить целевое расходование средств и пресечь те возможно незаконные операции, о которых Вы говорили?

Т. ШЕВЦОВА: Совершенно верно. Мы не правоохранительный орган, и даже не контролирующий орган. Мы исходили из того, что в законе о гособоронзаказе головному заказчику, министерству обороны, надо было обеспечить контроль за целевым использованием бюджетных средств. И как я уже говорила, не просто его обеспечить, а создать профилактику. Не допустить, чтобы деньги ушли на цели, не предусмотренные контрактом, а потом через правоохранительные органы их искать. Мы должны были создать профилактический инструмент. И те нормы и поправки в закон, которые ввели, позволяют это видеть. Мониторя систему гособоронзаказа, я вижу, что деньги на цели, не предусмотренные контрактами, не идут. Это главная задача – сохранить и оставить эти деньги в том финансовом потоке, который финансирует нашу продукцию.

Если выявляются факты нецелевого расходования, безусловно, подключаются правоохранительные органы. Действительно такие факты есть. Недавно мы о них докладывали президенту. Но акцентировали внимание, что все эти выявленные факты, по которым сейчас ведутся уголовные дела, выявлены до 1 сентября 2015 года. И нам отрадно замечать, что за 4 месяца работы таких фактов выявлено не было. Те процессуальные мероприятия, которые сейчас проходят, были до 1 сентября 2015 года. И наша задача, как Вы правильно сказали, сохранить и направить на цели, предусмотренные контрактом.

И. КОРОТЧЕНКО: Сбылись ли предсказания некоторых представителей оборонно-промышленного комплекса, которые предрекали оборонным предприятиям существенное осложнение жизни после вступления в силу поправок в закон о гособоронзаказе?

Т. ШЕВЦОВА: Да, к сожалению, некоторые предприятия оборонно-промышленного комплекса позволяли себе высказывания. И я считаю, что это спекулятивные высказывания, о том, что они сорвут гособоронзаказ, и невозможно будет работать. Но подтверждение неверности их слов – это практика реализации. Практика реализации показывает, что 90% предприятий спокойно вошли в систему отдельных счетов и работают. Если возникают какие-то недопонимания, то они чаще всего возникают из-за того, что они неглубоко погружены в нормы нашего законодательства. Поэтому мы их разъясняем. То есть неправильно трактуют или не до конца понимают. И те встречи с промышленностью и госкорпорациями, которые мы постоянно проводим, снимают все эти вопросы. Предприятия сегодня работают в нормальном режиме, а какие-то вопросы разрешаются в консультационном порядке.

Единственную норму, которую мы готовы поправить в весеннюю сессию – это разрешить головному исполнителю возмещать расходы на опережающий задел. Если в действующей редакции он мог опережающий задел погасить только после сдачи продукции, то сейчас мы готовим норму, и хотим, чтобы она прошла в весеннюю сессию – разрешить головному исполнителю возмещать расходы по формированию опережающего задела в ходе исполнения контракта. Это позволит им более быстро высвобождать свои оборотные средства, которые они потратили на изготовление нашей продукции. Например, до заключения государственного заказа, делая опережающий задел. Иных поправок пока практика не показала. Мы совместно с Роспромторгом и с Администрацией президента продолжаем мониторить наш закон. Если возникнет необходимость внесения иных поправок, мы, конечно, будем их рассматривать. Но практика показывает, что чем дальше предприятие в этой системе работает, тем меньше у него возникает вопросов. Практика налаживается. И сами же предприятия видят эффект от этой системы. Я вижу, что большинство предприятий уже получает эффект от пользования этой системой. Кто-то более внимательно относится к выбору поставщиков. Мы видим, что уходят посреднические организации, напрямую выходят производители, с ними заключаются контракты. Это, с одной стороны, для них экономит средства на закупку комплектующих или материалов. С другой стороны, они понимают, что у нас всё под контролем, мы видим эти посреднические организации, и если они не обоснуют наличие этих посреднических организаций, расходы могут быть не приняты при приёмке продукции, когда мы будем смотреть их факт затрат. Они очень довольны. Те предприятия, которые не боятся открытости своих финансовых потоков для государственного заказчика, им комфортно работать в этой системе.

И. КОРОТЧЕНКО: Требуются ли, на Ваш взгляд, какие-то поправки в действующее законодательство, которые облегчают работу промышленности? В перспективе, я так понимаю, все принятые решения не статичны, а динамичны? И если практика жизни потребует, то что-то будет меняться?

Т. ШЕВЦОВА: Эти поправки в 275 закон внесены 159 изменением. Это президентский закон. И любые изменения в этот закон вносятся президентом. Поэтому применение этого закона мониторит и администрация президента, и Минпромторг, и конечно же, министерство обороны. Да, это не догма. Это – очень существенная поправка, и мы сами её предложили министерству обороны. В разговоре с промышленностью мы поняли, что это, пожалуй, единственная норма, которая сегодня необходима – быстрее высвобождать свои средства при заключении контракта. Ещё раз повторю, что практики применения других поправок мы пока не видим. У нас на всё есть ответы. Нет тысяч отдельных открытых счетов. Самое большое количество открытых счетов у предприятий – 20–30.  И самый большой уровень кооперации у предприятий – 5–6. Дальше заканчиваются деньги. Нет ни 15, ни 20, ни 30 уровней кооперации. У нас есть лимит 3 миллиона, когда можно вести расчёты без системы отдельных счетов. Но статистика показала, что этот лимит за 4 месяца использовать на 40%. То есть поднимать сумму от 3 и выше, мы пока тоже не видим обоснований. Этот лимит и так не используется в полном объёме. Можно голословно заявлять о каких-то проблемах, но когда мы в эту проблему погружаемся, мы видим, что её нет, либо она решается.

Мы будем внимательно следить за практической реализацией закона, и если увидим, что какая-то норма требует поправки, мы готовы её поправить. Но ещё раз повторюсь, что за 4 месяца нужно поправить только одну норму, которую мы сейчас будем вносить.

И. КОРОТЧЕНКО: Практика говорит, что сегодня в основном заключаются многолетние контракты? 3–5? Или всё-таки однолетние тоже остаются?

Т. ШЕВЦОВА: У нас большая доля долгосрочных контрактов. В принципе у нас основные образцы вооружения имеют длительный цикл производственно-технического изготовления. И удобно заключать долгосрочные контракты. Предприятиям удобно получать авансирование, планировать свою логистику, приобретать материалы и комплектующие, исходя из своего производственно-технологического цикла. Наша задача – обеспечить это своевременное авансирование, и вовремя оплатить их продукцию после сдачи акта выполненных работ. Здесь мы очень дисциплинированы – вовремя платим аванс и продукцию.

И. КОРОТЧЕНКО: Можно узнать процент авансирования? Он разный по разным контрактам, или есть базовые цифры?

Т. ШЕВЦОВА: Он разный по разным контрактам. У нас была практика, что в начале года мы финансировали до 80% всего объёма гособоронзаказа на текущий год. Была практика, что мы могли финансировать 100%. Но с учётом того, что у нас сейчас произошёл резкий рост просроченной дебиторской задолженности, а это задолженность предприятий, которые не сдали нам образцы вооружения вовремя. У нас есть текущая дебиторская задолженность, когда долгосрочные контракты, и это аванс, это нормально. Когда контракт до 2020 года, и мы его с периодичностью авансируем. А есть просроченная, за которую нас очень ругает и президент, и Минфин, и Счётная палата, когда мы авансы дали, а предприятия вовремя не сдали продукцию. И мы исходили из того, что видя такую ситуацию, есть риски переавансирования нашей промышленности. Поэтому министром было принято решение перейти на поквартальное авансирование промышленности, уменьшить объём авансирования первого квартала, и авансировать исходя из производственно-технологического цикла.

И. КОРОТЧЕНКО: Спасибо, Татьяна Викторовна, за этот прямой, честный и откровенный разговор. Гостем в студии была заместитель Министра обороны Российской Федерации, действительный государственный советник Российской Федерации первого класса, заслуженный экономист России Татьяна Викторовна Шевцова. От имени «Русской службы новостей» и программы «Генштаб» хочу поздравить Татьяну Викторовну Шевцову, а в её лице всех женщин министерства обороны с наступающим праздником. Пожелать хорошего весеннего настроения, благополучия, счастья, и,  конечно, весомого вклада в дело укрепления национальной обороны нашей страны.