Судьба Европы не глазами Освальда Шпенглера

То, что Европа катится к закату, в патриотической публицистике давно уже стало общим местом, аксиомой, не нуждающейся не только в обосновании. Аксиому и не нужно доказывать. Но даже однополые браки, мигранты, чьё коллективное враждебное присутствие лишает постепенно европейские страны культурного и религиозного суверенитета, агрессивные трансвеститы, леволиберальные политики, террористы — весь этот набор персонажей разыгрывает на европейской сцене пьесу глобального вырождения от смертельных и ядовитых ран, нанесённых как собственным строем жизни, так и агентами параллельной исламской реальности, оккупирующей европейское пространство опережающими темпами.

А если воспользоваться образами и смыслами Освальда Шпенглера, предсказавшего неизбежную гибель Европы ещё в прошлом веке, то выяснится, что приметы угасания цивилизации, которые он прикладывал к любой из утративших "с возвышенной бесцельностью" своё существо культур, актуальны и по сей день. Торжество атеизма и материализма, склонность к агрессии вовне, фонозависимость от революционных идей, беспощадная урбанизация — вот признаки сворачивания и отхода в небытие отжившей своё культуры в стадии цивилизации. Кроме того — что нам должно быть в высшей степени небезразлично, — Шпенгер говорил о только зарождающейся русско-сибирской культуре, входящей в период становления.

Действительно, утрата европейцами начал, связывавших их общественный быт и ценности с христианством, — процесс, ещё не получивший своего окончательного завершения, но ставший отчётливо доминирующим. Собственно, эта история начиналась давно, хотя мы возьмем её не с самого начала — эпохи Просвещения, поставившей человека в центр мироздания и отказавшейся считать реальность отражением потустороннего, — а со Второй мировой войны, явившейся логическим развитием идей Просвещения.

Человеческое в нацизме утверждается как идеальное в одной из частных своих форм — национальном и коллективном. Вместо Бога субъектом истории и вечности становится национальный дух, который должен сплотить народ, проявить его истинную природу, дать этому народу власть над другими, не сумевшими опознать своё предназначение и характер, а потому утратившими право считаться равными с народом, которому самой природой назначена великая миссия явить своё превосходство миру, тем самым осчастливив его.

Интересно здесь то, что дикий эксперимент, стоивший человечеству миллионов человеческих жертв, был поставлен самым крупным и в некотором отношении наиболее культурно развитым национальным сообществом — германским. Что отчасти доказывает тезис Шпенглера о том, что, какой бы ни была высокоразвитой культура, её закат неизбежен в силу накопленных ценностных искажений.

Тем не менее прогноз Шпенглера не оправдался. Европа нашла в себе силы подняться после завершения войны и сделала ставку на новый формат существования, заимствовав его, как ни странно, у Советского Союза. Провозгласив толерантность и национальное равноправие в стремлении преодолеть чудовищную практику нацизма, европейская политика постепенно вырулила к идее Европейского союза, который вдохнул жизнь в процесс объединения стран, ставших жертвой бесчеловечного германского эксперимента.

Процесс этот занял некоторое время. Собственно, годом образования протоструктуры ЕС следует считать 1951-й, когда Бельгия, Западная Германия, Нидерланды, Италия, Люксембург и Франция подписали соглашение об учреждении Европейского объединения угля и стали. В 1957 году учреждены Европейское экономическое сообщество и Европейское сообщество по атомной энергии. В 1960-е годы страны Общего рынка отменяют экономические пошлины для выгодной торговли друг с другом. И, наконец, в 1992 году принят Маастрихтский договор, закрепивший региональную интеграцию. В ноябре 1993-го он вступает в силу.

Несмотря на то что, казалось бы, объединение происходило в целях более эффективного экономического взаимодействия, европейские политики гораздо больший акцент делали на гуманитарных и культурных аспектах постепенного превращения Европы в единое пространство. Стирание границ, создание единой надъевропейской системы управления должны были реализовать в противовес нацизму формулу "жить единым человечьим общежитьем". И казалось, что 28 стран, ставших после распада СССР членами ЕС, были доказательством того, что глобализация, то есть новый стандартизованный европейский уклад, работает. То есть сообщество народов и наций, не имеющих ни возможностей, ни оснований для вражды друг с другом, во многих отношениях стали единым безнациональным народом.

Тем не менее сегодня уже очевидно, что и этот в высшей степени гуманный эксперимент собирается провалиться. ЕС превратился в клуб избранных, куда заказан вход новым членам, которые не располагают достаточными доходами и сопоставимой экономической системой. Прибалтийским странам повезло, поскольку они сумели получить входные билеты на волне эйфории после окончания холодной войны. Тогда ещё живы были ожидания, что и страны бывшего СССР войдут в состав Европейского союза.

Но потом дверь поспешно прикрыли, поскольку выяснилось, что приём бедных родственников ложится непосильным финансовым бременем на объединённую Европу. И платить за них приходится самым богатым странам, таким как Германия, Англия, Франция. Кроме того, внутри самого союза явственно обозначилось неравноправие его членов: новые участники, страны Восточной Европы, были ограничены в доступах к кредитам и расширенным возможностям, которые имелись у его отцов-основателей.

Сегодня ЕС дал трещину, Брексит стал первым масштабным событием, предвещающим развал "европейского СССР". Общее европейское поправение, набирающее постепенно обороты по разным причинам, свидетельствует о стремлении европейских стран вернуть себе национальные суверенитеты. Пока это всё только начинается, но кажется, что процесс развода и возвращения в свои квартиры разных народов не имеет альтернативы.

Чем закончится распад ЕС, сказать сложно, поскольку совсем не обязательно европейские страны, отгородившись друг от друга, окончательно придавят могильным камнем прекрасную идею европейской вавилонской башни. В той или иной степени сотрудничество будет сохранено, хотя выбор в пользу приоритета национального постепенно развалит ЕС как общеевропейское правительство, снабжённое гигантским бюрократическим аппаратом.

Будет ли уход ЕС со сцены заключительным актом европейской пьесы, сказать невозможно. Скорее всего, по ощущению, нет. Мне предсказания Освальда Шпенглера не кажутся предельно точными, тем более что они и не сбылись в положенные сроки. Однако одно обстоятельство всё равно вызывает некоторую тревогу. Дело в том, что вот так — по отдельности, с границами и отчуждённостью — Европа уже жила. И угодила в ловушку нацизма.