"Буду на руках носить". Фельдшер — о мольбах матерей в больницах

Щуплый, почти измождённого вида подросток, надвинув на голову капюшон, спрятавший от него мир, а от мира вставленные в уши наушники, спрыгнул с платформы и резво зашагал через железнодорожные пути. Маршрут был знаком. Там, на той стороне, он всегда заходил на блошиный рынок, где можно было продать то, что уже не нужно. Плеер, звеневший хип-хопом у него в ушах, тоже стал ненужным, и сегодня ему была уготована участь принять посильное участие в поддержании финансовой стабильности своего нынешнего хозяина.

До "берега" оставалось перепрыгнуть ещё три железнодорожных полотна, когда визжащая уже с минуту электричка нарушила все планы подростка, ударив его сначала своей "мордой", а затем швырнув под свои же скрипящие от натуги колёса.

***

— … И реанимацию в приёмный покой вызовите. Вдруг живым привезём? — всегда близкая больница стала такой далёкой, что три минуты поездки показались часом. Фельдшеры утирали пот, нарочито возмущаясь от переизбытка эмоций и адреналина, вызванных тем, что пострадавший не умер до приезда скорой.

— Сразу! Сразу на стол! Пока туда-сюда возить будем, точно довозимся. Всё там будем. И стабилизировать, и решать. Всё по ходу делаем, — дежурный хирург переговорил с реаниматологом, который тотчас ушёл в сторону операционной. — Документы есть какие?

— Документов нет, — сказала сестра приёмного отделения. — Телефон в кармане был. Мать уже едет.

— Хорошо. Как приедет, пусть здесь сидит. Я подойду, как освобожусь.

— Всё очень плохо. Скрывать не буду, — хирург на несколько минут вышел из операционной разогнуть спину. — Левые руку и ногу пришлось ампутировать. Там полное размозжение костей. Правые конечности можно попробовать спасти, но кроме конечностей у пострадавшего и внутренних травм хватает. Боюсь, сердце не выдержит более длительной операции. Судя по ЭКГ, у вашего сына серьёзная миокардия. Сколько ему лет?

— Семнадцать, — мать не плакала, стояла отрешённая от всего, механически отвечая на вопрос.

— Несовершеннолетний. Ладно. Мы постараемся сделать всё возможное.

— Если проще ампутировать, то ампутируйте. Даже лучше, — мать, казалось, вышла из анабиоза. — Только спасите его. Любого спасите!

— Коллега! — подошедший врач вежливо, но настойчиво отвёл не успевшего удивиться хирурга в сторону и тихо, изредка поглядывая на женщину, заговорил с ним. В разговоре мелькали фразы "сразу не заметили", "всё в крови было", "инъекции", "анализ показал" и прочие, понятные и непонятные медицинские термины. Но мать их не слышала. Она опять отстранилась от реальности, что-то тихо говоря самой себе. И только прислушавшись, можно было понять этот полный отчаяния монолог.

— Господи! Только спаси его. Пусть без рук, без ног. Пусть калекой. Это всё равно лучше. Я всю жизнь буду сама его на руках носить. Кормить с ложечки, умывать, одевать. Я никому его не отдам. Я всё для него делать буду, только спаси. Я знаю, что ему будет тяжело, но мы справимся. Мы справимся. Всё будет хорошо. Ведь теперь он не сможет колоть себе эту дрянь.