Турецкий гамбит. Кто защитил Эрдогана от мятежников
Площадь Разделения, или на турецкий манер — Таксим мэйданы, — центр Стамбула, если не сердце, то точно главная артерия. Увидишь, что творится здесь, — поймёшь, как бьётся пульс всей Турции. Сейчас пульс бьётся быстро и дёргано.
— Держи его! — кричит по-турецки дородного вида мужчина и бегом бросается через площадь.
Над Таксимом реют гигантские национальные флаги — красный фон, серебряный полумесяц, звезда. Впрочем, реют — слово слишком общее: флаги связали на манер сачков, поэтому они скорее извиваются, бугрятся на ветру, рвутся к земле. Их натянули на десятиметровой высоте на следующий день после провалившегося военного переворота.
Флаг с огромным турецким полумесяцем отбрасывает тень на брусчатку. Над площадью заходит солнце. В его ровном прямом свете красное национальное знамя кажется угрожающим рубиновым морем, готовым выйти из берегов.
— Ай! — кричит на интернациональном языке радости турок, хватает край багрового знамени и замирает в позе победителя. Его товарищ делает фото, затем они меняются местами.
Ловля национального флага — новая забава в стране проигравшего мятежа. Стоит ветру спасть, как знамя оседает к земле, и к нему несутся взрослые и дети с фотоаппаратами наперевес. Чем-то это напоминает рыбалку: ждать, пока флаг "клюнет", можно часами.
В советское время и в СССР — массовые мероприятия простые участники иронично называли "флаги и фляги" — то есть поход на митинг был хорошим поводом не только взмахнуть национальным стягом, но и незаметно опрокинуть в себя грамм сто пятьдесят — для поддержания возвышенного состояния духа. В Турции пить публично не принято — а вот знамёна теперь здесь повсюду.
Количество флагов к вечеру возрастает в разы. На автострадах ими машут пассажиры машин, высунувшись из люков и окон. На узких улочках с флагами пробегают излишне громогласные подростки. Таксисты украшают флагом крыши своих автомобилей, натягивая знамя на манер покрывала. Девушки, с ног до головы покрытые чёрной тканью мусульманского платья абайя, тоже держат в руках флаги. На их головах ленточки: там читается фамилия Эрдогана и надпись "Турция умрёт неделимой".
Флаги вывешивают на балконы, на фасады домов, на деревья. Приобщиться к массовому ликованию просто и недорого: маленький флаг — 10 лир, большой — 20. Их продают с рук в пробках, а также в киосках и на площадях. Стамбул, который на первый взгляд живёт обычной утомительной жизнью перенаселённого мегаполиса, сильно меняется с наступлением вечера, когда тысячи людей едут на Таксим.
Песни и марши прекрасно слышно от кафе Чильгин Дюрюм. Его держат Шафки, Умар и Исмет — турецкие мужчины среднего возраста, такие типажи вполне могли бы сыграть в патриотическом кино: хоть трёх товарищей на фронте, хоть передовиков производства на важной стройке, — но они повара.
Уже больше десяти лет здесь неизменное меню и постоянная очередь. Ассортимент небольшой: эк дёнер да тавук дёнер — курица или говядина, в лаваше, батоне, пите, со специями и овощами. Немудрёное блюдо, однако готовят его так, что турки и туристы не стесняются стоять на довольно проходимой улице, чтобы увезти с собой пять-десять рулончиков восточного фастфуда.
Ночью в пятницу 15 июля солдаты стояли в пятидесяти метрах от кафе, окружив плотным кольцом памятник республики 1928 года. Среди героев турецкой революции, первым из которых был Кемаль Мустафа Ататюрк, можно рассмотреть и статуи советских военных деятелей Ворошилова и Фрунзе. Но в ночь переворота рассматривать Фрунзе с Ворошиловым времени не было. Так же, как не было времени у восставших зайти в соседнее кафе. Солдаты действовали поспешно, туристов не трогали, молча занимали площадь. Переворот был коротким, говорит Исмет. Действительно, рассказ о нём умещается в один абзац.
— Они пришли быстро, не трогали нас, просто чего-то ждали, а потом уже пришёл народ и начал им кричать: "Убирайтесь". Накинулись на них, начали бить. Я видел сам, потом у солдат были слёзы, когда их увозили в тюрьму, — Исмет улыбается.
Рад он не страданию солдат, просто в ту ночь в Стамбуле никто не мог понять, что это за люди и чего от них ждать, поэтому Исмету приятно, что вернулась политическая определённость, в которой хорошо продаётся что курица, что говядина.
— Эрдоган всегда побеждает! — смеётся Исмет и поднимает большой палец. Следом за ним, но чуть с опозданием, пальцы поднимают Шафки и Умар.
О том, что президент Турции побеждает, говорят все газеты. Впрочем, оппозиционных изданий в стране давно уже нет. На пешеходном турецком Арбате — улице Независимости — маленькие, средние, большие Эрдоганы высматривают прохожих с крутящихся газетных стендов. Первую полосу многочисленных печатных изданий президент делит с главой неудавшегося мятежа — военным генералом Акином Озтюрком. Соседство идёт на пользу Эрдогану. Там, где глава Турции властно щурится с видом настигнувшего добычу сокола, заговорщик в камере — беспомощно-хмуро взирает из-под отёкших век.
Проходящие мимо молодые турки, завидев камеру, бросаются к газете с Эрдоганами. В этот момент кажется, что даже напечатанные президенты удивлены происходящим.
На груди у Жанны аккуратный золотой православный крестик, она его ни разу не скрывала за 26 лет жизни в Турции и сейчас не собирается.
Произошедший переворот проходил у неё на глазах и оставил больше вопросов, чем ответов: почему взять власть пытались не ночью, не ранним утром, а вечером в пятницу, когда люди выходят гулять на улицу, почему заговорщики действовали так нерешительно, почему, например, не отключили электричество и интернет?
Жанна переехала в Турцию в 1990-м — влюбилась и теперь живёт счастливой семьёй, преподаёт русский и турецкий в Русском обществе Стамбула. Но в последнее время ей кажется, что медленно и верно светская страна маленькими шажками топает к религиозному фундаментализму.
— Когда Эрдоган объявил, выходите, мол, на улицы и защищайте демократию, то из Кяытхане стали автобусами людей везти. Серьёзно, они не сами на метро поехали, их автобусы сюда бесплатно довозить стали.
Районы Кяытхане и Фатих — самые ортодоксальные исламистские районы города. В районе Фатих в мусульманский пост можно нарваться на неприятности: если ты идёшь с сигаретой, то тебя могут избить. В этих районах Эрдоган, которого поддерживают рабочие, лавочники и религиозные общины, всегда пользовался огромной популярностью.
Сама Жанна живёт в международном районе Куртулуш — оттуда мало кто ездит на митинги в центр.
— Вы посмотрите: это здание театра оперы и балета, где здесь портрет Ататюрка?
На остове здания театра — огромном стеклянном витраже из осколков стекла и кусков бетона, висят два портрета Эрдогана и флаг Турции, их повесили здесь несколько дней назад. Портреты выполнены странно: из головы Эрдогана растёт что-то, напоминающее то ли звезду, то ли корону.
— Всегда, когда вешают флаг, то должны вешать и портрет Ататюрка, а теперь что? — добавляет Жанна. Традицию, по которой изображение основателя турецкой республики должно быть везде рядом со знаменем, в этот раз почему-то проигнорировали.
Жанна очень переживает обо всём происходящем.
— Вы не думайте, что сейчас всё нормально, мои многие турецкие знакомые уверены, что это не конец. Они вообще советуют пореже теперь выходить на улицу.
Жанна смотрит на людей, которые бегут к площади Таксим, размахивая флагами, и вздыхает. Она в прямом эфире видела, как яростная толпа до смерти избивала солдат, которые участвовали в восстании.
— Но это же простые мальчишки! Им что приказали, то они и делали. А что теперь скажут их матерям? Эти люди убили детей, чему они радуются?
Сыну Жанны 18 лет — на следующий год он пойдёт служить в турецкую армию. Она не хочет говорить о политике и делать далеко идущие выводы, но её пугает то, что происходит в Стамбуле сейчас — радость ей кажется нервной и какой-то обязательной.
Небольшая улица Айхан Ышык бодро подпрыгивает на повороте, а потом задорно укатывается под горку, виляя между старыми домами чешуёй каменной брусчатки: кафе, офисы, покемоны. Покемоны в центре Стамбула смотрятся как пришельцы с другой планеты. Однако Пикачу, Бульбазавр и Чармандер смотрят своими расписными мордашками на туристов, гордо заявляя, что здесь "Покемон ноктаси" — то есть точка, где японских зверей можно поймать.
— Ну вот же, смотри: открываешь приложение и идёшь по карте, — Элван терпеливо, как пришельцу из Османской империи, объясняет, как пользоваться приложением с ловлей рисованных зверей.
Элвану около сорока и он совладелец небольшого кафе, где можно выпить турецкого кофе или турецкой ракии. За шумными стамбульскими событиями, будь то стрельба или крики радости, он наблюдал с экрана телефона — по лентам новостей, хотя всё происходило в десяти минутах ходьбы.
— Мне не нравится Эрдоган, — говорит Элван, но при этом как-то рефлекторно посматривает по сторонам, — он очень авторитарен, а то, что сейчас произошло, это только ему на руку. Я не знаю, был ли этот переворот им спланирован или он просто воспользовался ситуацией, но сейчас он точно воспользуется этим. Тем более, что большинство за него.
Элван относит себя скорее не к подавляющему политическому большинству, а к рефлексирующему меньшинству, которому в тени Эрдогана очень душно. Впрочем, на военных у него тоже особой надежды не было. Элван закуривает и листает карту, где-то на ней есть ещё несколько спрятанных покемонов, если их найти, то можно будет подняться на уровень выше. Но только ловить их лучше идти днём: когда заходит солнце, люди опять съезжаются к площади Таксим.
Сегодня здесь необычайно многолюдно. Везде развеваются флаги. В толпе можно рассмотреть плакаты, шарфики и... гроб. Гроб проносят над головами — в нём похоронят оппозицию нынешнему президенту, говорят турки.
В нескольких километрах от митинга — по дороге в аэропорт Ататюрка — также ликует толпа. На проезжей части они машут флагами, кричат и вешают куклу — это лидер вооружённого мятежа. Кукла в человеческий рост безвольно болтается в петле, подпрыгивает, когда её дергают и поднимают выше, чтобы показать всем проезжающим автомобилям.
Вместо лица у куклы фотография главы мятежников. Но в ярком свете фар лицо бликует, растворяется, меняется. Повешенная толпой кукла словно играется, раздумывает, чей же ещё портрет примерят на неё потом, когда найдут новых врагов.