Экс-глава РУСАДА: Мы не имели отношения к пробам на Играх, всем занимался МОК

М. АНДРЕЕВА: В эфире Рамил Хабриев, бывший глава РУСАДА.

И. ИЗМАЙЛОВ: Современный мировой спорт весь вызывает вопросы, можно к каждому придраться?

Р. ХАБРИЕВ: По большому счёту, если работают антидопинговые организации в странах и почти во всех странах обнаружатся случаи употребления допинга или обнаружит это международная федерация, с таких позиций можно говорить обо всех спортсменах. Тут не делаются различия между теми, кто употребляет, а кто нет. На самом деле случаи употребления допинга в последние годы были достаточно многочисленными. Проблема сравнима с ведущими странами.

И. И.: Мировой спорт возможен без допинга? Помните, разговоры про мельдоний, который выветривается, который и не допинг даже.

Р. Х.: Списки постоянно пополняются. Естественно, кто-то начинает доказывать, что в стране такое-то средство используется, мы считаем, что оно повышает работоспособность или помогает быстрее восстановиться, доказывают и включают в список запрещённых это вещество.

И. И.: Значит, дело не в наших спортсменах?

Р. Х.: Дело в спортсменах, которые используют допинг: наши, не наши — не надо так.

И. И.: Где примеры других стран? Где примеры США?

Р. Х.: 

Никакие доводы наши, когда мы объясняли эти или иные факты, когда говорили: "Ребята, подождите, это всё делалось Международной федерацией лёгкой атлетики, почему никто из них не несёт ответственности". В течение пяти-шести лет знали об этом сотрудники ВАДА, мы не знали. Наша антидопинговая организация впервые узнала об этих паспортах наших легкоатлетов в 2014 году.

И. И.: Вы же возглавляли ведомство. В личных отношениях вы в каких были с партнёрами, вы ездили, когда этого не было ещё. Они всегда были, или в кулуарах говорили, что всё понимают, но позиция нынче такая.

Р. Х.: В личном общении они говорили: нас прислали. Инспектора, которые были по подготовке доклада, когда мы им разъясняли по каждой позиции, они вроде бы снимали свои вопросы, тем не менее, когда вышел доклад, это всё оказалось на бумаге.

Сейчас говорят, что во время Олимпиады Российская антидопинговая служба РУСАДА к проведению Игр вообще никакого отношения не имела. Организацией, которая осуществляла допинг-контроль, был МОК.  

М. А.: Есть же контролёры во время Олимпиады. Если тогда не заметили, что пробирки были вскрыты и что-то там было покарябано. Как можно об этом говорить спустя два года?

Р. Х.: Я тоже этот вопрос задаю. Например, моя аккредитация на время Олимпиады, чтобы все понимали, как мы работали, не позволяла мне пройти ни в лабораторию, ни в пункт допинг-контроля. РУСАДА участвовала так: примерно 30—35 наших сотрудников, взяв отпуск у нас, были привлечены в качестве допинг-офицеров во время Олимпиады.

М. А.: Вы не имели отношения к этим пробиркам?

Р. Х.: Нет, абсолютно. Какой допинг-инспектор пойдёт на те или иные соревнования, какие будут отбирать пробы — всем этим руководили представители МОК.

М. А.: ВАДА требует снять всех чиновников. Они говорили, что возобновление работы РУСАДА невозможно, пока министр спорта Виталий Мутко и другие чиновники не будут освобождены от занимаемых должностей. Мы должны пойти на их условия?

Р. Х.: Мы с первого дня одно, второе, десятое условие их выполняем, а результат — сами видите какой.

М. А.: Есть предложение конкретное у наших слушателей: послать всё это ВАДА куда подальше, не участвовать всем спортсменам и объявить бойкот всем мероприятиям. Так мы можем сделать?

Р. Х.: Зачем объявлять бойкот? Существуют процедуры оспаривания, Спортивный арбитражный суд в Лозанне. Нужно этим путём идти. Бойкот — это не тот путь. Мы понимаем, что это предвзятое отношение, нужно об этом максимально говорить.

И. И.: Оспаривать это можно бесконечно. Вектор отношения к нашей стране куда более мощный, жёсткий.

Р. Х.: А что, закрыться и сказать, что мы никуда не едем?

И. И.: Для начала нужно внятно сказать, что происходит.

Р. Х.: Это нужно говорить.

М. А.: Где у нас пресс-конференция, например, Виталия Мутко, который всё бы расписал, сказал бы: это не так, потому что.... Можно так сделать?

Р. Х.: Наверное, будет. Потому что встал вопрос, что идти на попятные сколько можно?