"Когда я вставлю сиськи": Виктор Рыжаков — о том, как гуманитарию достичь успеха

В. РЫЖАКОВ: Знания — такая вещь, знаете, их получают всю жизнь, а образование нужно получить фундаментальное пока ты молод. Нужно заложить основу для будущих знаний, потому что получение знаний — это процесс, это такой навык жизни очень мощный, и, конечно же, побудить к этому может образование.

Полную версию программы "Творцы" с Виктором Рыжаковым читайте ниже и слушайте в аудиозаписи.

И. ПАНОВ: Приветствую в этой студии творца — по-другому никак не скажешь — заслуженного деятеля искусств России, театрального режиссёра, педагога, художественного руководителя Центра имени Всеволода Мейерхольда, двукратного обладателя "Золотой маски" Виктора Рыжакова. Виктор Анатольевич, добрый день!

В. РЫЖАКОВ: Добрый день!

И.П.: Слушайте, но я с новостной повестки, если вы не против, начну.

В.Р.: Да.

И.П.: Вот как раз новости только что закончились. Вы закончили Дальневосточный институт искусств, правильно я говорю? Театральный? Владивосток для вас не чужой город?

В.Р.: Не чужой.

И.П.: А вчера и сегодня у нас все взгляды к Владивостоку пристально прикованы, поскольку там саммит Дальневосточный проходит, экономический форум, и, собственно, Дальний Восток вообще развивается в последнее время. Мне интересно, вы бываете там периодически или нога не ступала там?

В.Р.: Нога ступала. Более того, этим летом мы совершили с нашей новой компанией театральной "Июльансамбль" — вы знаете, что у нас сегодня событие: мы открываем новый театральный организм...

И.П.: Мы к этому вернёмся.

В.Р.: Да, и мы вместе с ними этим летом побывали во Владивостоке. У нас вообще был большой тур от Калининграда до Владивостока, но и Владивосток, естественно, город восточный и важный для меня, потому что четыре года жизни я там в своей юности провёл.

И.П.: Юность, молодость, конечно. У меня просто есть знакомый, который служил в Тихоокеанском флоте, и одних только рассказов, воспоминаний об океане и об этом городе у него огромное количество.

В.Р.: Евгений Гришковец описал очень хорошо город Русский.

И.П.: Это не мой знакомый, это другой.

В.Р.: Это мой хороший друг.

И.П.: Как поменялся-то Владивосток? Премьер-министр Японии Синдзо Абэ призывает Владимира Путина к мирному урегулированию всех спорных вопросов и решений, говорит: Владимир — вот так, на ты, он к нему обращается — мы с тобой люди одного поколения, давай-ка мы возьмём всё в свои руки и оставим последующим поколениям наследие снятых этих спорных проблем. Как, по вашему мнению, жители Дальнего Востока, русские, россияне, жители нашей страны, относятся к ближайшим соседям? Есть напряжение, о котором говорят на высшем уровне политики?

В.Р.: Вы же знаете, что между людьми всё проще: политика политикой, а то, что касается взаимоотношений людей — они остаются человеческими, если это кем-то не подогревается. А то, что касается вообще нашей отрасли, то нам очень просто общаться, и на уровне наших взаимоотношений культурных или театральных, тем более никогда никаких проблем не существовало. По-моему, мы всегда говорили на одном языке.

Школа Станиславского и кабуки: о точках соприкосновения русской и японской театральных традиций

И.П.: Курилы — это вопрос, который они поднимали, может быть, они хотят даже пускать японцев на наши острова и совместно развивать эти территории. Скажите, нам есть что с японцами делать именно в театральной сфере? Может быть, есть уже какие-то коллаборации, или это совсем две разные традиции?

В.Р.: Нет. Совершенно не две разные традиции. Наши взаимоотношения в театральном пространстве очень крепкие, и большое количество российских художников, ещё с советских времён, работало с японцами. Анатолий Васильевич Эфрос делал спектакли в Японии, у него посвящена целая глава в его книге впечатлениям о репетициях в Японии. Валерий Фокин из Художественного театра имел опыт с "Судзуки", это центр, который собирал художников из России и организовывал большое количество гастролей. 

И.П.: А может быть, создать какой-то совместный театр? Две школы — две традиции. Может быть, петербуржцев подтянуть?

В.Р.: Я не знаю. Мне кажется, всё должно быть…

И.П.: Органично?

В.Р.: Органично, да, и должно складываться так, как оно складывается. Никакого волевого решения принимать для этого не нужно. Мне кажется, творцы сами найдут точки соприкосновения, и у нас в этом смысле очень много всяких соединений. Великий японский театр кабуки — его традиция обогащает наше знание.

И.П.: А насколько нам понятен он? Вот если мы сейчас постепенно будем закругляться, конечно, с Японией — это так, для разгона — насколько нам понятен театр теней? Это скорее, аттракцион развлечений, диковинка?

В.Р.: Нет. Это философия.

И.П.: Для нас, я имею в виду.

В.Р.: И для нас. Это завораживающее действие. Вообще, театр — это магия, и если говорить ещё шире, то, наверное, театр — это очень мощное средство коммуникаций. И те нити, которые образуются во время действа театрального, какое бы оно ни было — пусть это будет японский театр кабуки или это будет какая-то китайская опера, пекинская опера, — не важно, здесь происходит совершенно третье. Мы попадаем в какую-то реальность, в которой происходит именно эта долгожданная коммуникация, с человеком что-то происходит. 

И.П.: Как говорится, вам верю.

В.Р.: Очень мощная часть нашей культуры, мировое достояние, и театр — это одно из очень мощных средств. 

Глубинка даёт жару: Об упадке и возрождении театра в современных российских городах

И.П.: А Владивосток поменялся? Он раскачался, в нём другой дух какой-то, может быть, появился за последнее время?

В.Р.: Это всегда был город свободный, портовый, и он отличался в советские времена, когда я мальчишкой там учился. Он всегда был такой крутой, совершенно независимый, свободный, даже какое-то время был закрытым.

И.П.: Очевидно, что туда потекли деньги какие-то: университет, этот мост на остров Русский.

В.Р.: Наверное, да. Он обрёл с этой цепочкой мостов определённый облик. Теперь фотографируют эти мосты, они ассоциируются с Владивостоком, и остров Русский стал центром притяжения, потому что там такой инновационный центр образовательный и университет, студенчество, молодёжь. Круто!

И.П.: Просто не каждому региону везёт так с деньгами. Если нет денег в регионе, обычно молодёжь пытается уехать в другие регионы, где есть потребность в молодых специалистах, где есть возможность развиваться. Владивосток — это один из таких центров, наряду с Екатеринбургом, Новосибирском, а вот другие города, к сожалению, забывают у нас. Я хочу вспомнить недавнее интервью Михаила Швыдкого у нас здесь на радиостанции, который сказал, что, например, Москва, по его личному ощущению, это один из трёх городов в мире с максимальным накалом этой культурной, в частности, театральной, выставочной жизни. Наряду с ней он назвал также Нью-Йорк и Лондон. Даже не Париж и не другие европейские столицы, и не Токио, кстати, а именно Москву. Давайте поговорим о российских городах, о развитии театральных традиций российских городов. Вы, как преподаватель, вы же каждый год всё равно сталкиваетесь с этими ребятами, которые приезжают пытаться поступать, пробовать себя здесь, в Москве, в столице. Они возвращаются назад или так же оседают этим "илом" околотеатральным, или всё-таки как-то можно вдохнуть жизнь в Томск, в Омск, в Улан-Удэ?

В.Р.: Всё по-разному. Можно вдохнуть жизнь в любой из этих городов, и сегодня, например, в Улан-Удэ работает прекрасный наш выпускник — режиссёр Серёжа Левицкий. Он получил образование режиссёрское во МХАТовской магистратуре, он был в моей мастерской, и сегодня, как руководитель художественный Русского драматического театра в Улан-Удэ делает совершенно невероятные вещи.

И.П.: Штампы, уж простите: невероятные вещи, талантливый, гениальный, — эти слова мы часто слышим применительно к деятелям культуры, а что это за "невероятные вещи", расскажите?

В.Р.: Я сейчас как раз говорю даже не о его творчестве или о его узкой театральной реализации, а я говорю о нём, как о менеджере, который организует театральное дело, который меняет облик города, театр делает местом в городе, в котором люди могут иметь совершенно адекватное общение.

Вы же знаете, что понятие "провинция" — оно только географическое, по сути. Всё, что касается духовной "провинции", всё зависит от нас.

И.П.: Надо сказать, если ты погружаешься в провинцию, особенно сибирскую, — там уровень чувственности гораздо выше, чем в больших городах.

В.Р.: Всё есть и в больших городах, просто не так на глазах. Чем может хвастаться Россия и любой регион — это тем, что там протекает жизнь не так суетно, как в Москве, и не так ответственно, может быть, с точки зрения наблюдений со всех сторон. Москва —  это лобное место: все тычут пальцем и говорят. Но Москва прекрасный город и — зная его изнутри — это уникальная территория. В Сибири и на Дальнем Востоке просто острее ощущается человеческая теплота, гостеприимство, русские традиции.

 

"Подмосковные вечера", Тату и Пугачёва: о российских песнях, известных во всём мире

И.П.: Говорю даже не просто о теплоте, а о чувственности — чувственности восприятия окружающей жизни. Виктор Анатольевич, давайте тогда к вашей премьере, и от неё потом попробуем "пораскручивать" и современный театр, и молодых абитуриентов, уже студентов — как три дня начался новый учебный год. Расскажите про "Июльансамбль"?

В.Р.: "Июльансамбль" — это девятая студия МХАТ.

И.П.: А как правильно, я перебью сразу же, можно? На афише Центра имени Мейерхольда "Июльансамбль" написано в одно слово. Как правильно его произносить — наверное, без паузы?

В.Р.: "Июльансамбль".

И.П.: Это же задумка, да?

В.Р.: Да. "Июльансамбль".

И.П.: Игра со звуком, артикуляция.

В.Р.: Игра слов, да.

И.П.: Прошу прощения, продолжайте, пожалуйста.

В.Р.: "Июльансамбль". Вот я говорю, что это девятая студия МХАТ, если говорить, по счёту — такое историческое событие. Вы знаете, что существовала первая студия, потом были отчёты. В реальности этакой "студией XXI века" была седьмая студия Кирилла Серебреникова, в прошлом году мастерская Брусникина тоже. Художественный театр этим и знаменит — рождением студий и отношением к театру, как к искусству коллективному. И у нас каким-то образом так получилось, что расставаться совершенно не хочется, у нас образовался какой-то свой программный репертуар, большое количество гастролей за полтора последних года мы совершили. 

И.П.: Прямо испорчены? Почему испорчены?

В.Р.: "Испорчены" — я, конечно, говорю это иронично и улыбаюсь. Мне вообще кажется, что "прививка успехом" — самое главное, что ты должен получить ещё в начале своей профессии.

И.П.: Но только если на ослабленный иммунитет прививки делать, то можно и заболеть случайно. У вас с этим нет проблем ни у кого?

В.Р.: Нет. Потому что 24 часа в сутки работать — не до болезней всяких. Тут бы справиться с физической усталостью.

И.П.: А если погрузиться чуть-чуть подробнее в сценарий, в сюжет этого, можно его как-то пересказать? Просто здесь такое краткое, но очень многообещающее описание под "Июльансамблем": "А что если попытаться рассказать всю историю XX века не произнося слов, не рассказывая историй и не играя сцен? Что если пробовать…".

В.Р.: Это мы сейчас говорим о премьере, которая сегодня будет открывать сезон. Сегодня и завтра — два спектакля.

И.П.: Сегодня и завтра, да. В 19 часов, верно?

В.Р.: Да. В 19 часов на сцене Центра Мейерхольда рождение "Июльансамбля" уже официальное, как театральной группы, со спектаклем "Современный концерт". Это очень просто: там шлягеры XX—XXI века, фактически за 100 лет, с начала XX века и по сегодняшний день. Не произносится ни одного слова: мы перепеваем те песни, которые пел весь мир. Это история о войне и мире, это история о любви и смерти, которые сопровождают человека на протяжении всей жизни, и что победит, понятно будет только в тот момент, когда мы все вместе встретимся в этом зале.

И.П.: Это, скорее, музыкальный концерт? Близко к этому? Переосмысленный, с осмысленной подборкой, которая несёт сообщение.

В.Р.: Это можно как угодно назвать. Мы играем этот концерт — понятно, мы не музыканты, мы артисты.

А что такое шлягер, и почему поёт весь мир эту песню, почему она становится знаменитой или важной для всех? Мы пытались выбрать те песни, которые стали важными в мире для всех, даже если это российские песни. "Подмосковные вечера" знают везде, в какой бы стране я ни был, мне говорят: "О! Россия, "Под-мос-ков-ные вечера", — и напевают даже мелодию. Или в начале XXI века была популярна песня "Нас не догонят", её пела группа "Тату" — её почему-то любили в мире, и в Японии вообще.

И.П.: Да, в Японии она рвала стадионы. Я пытаюсь вспомнить ещё эти "визитные карточки" музыкальные русские…

В.Р.: "Миллион, миллион алых роз" у Пугачёвой, которую пел тоже весь мир, перепевали многие певцы в разных странах, в Европе, в Японии тоже.

Не надо лишних слов: об "Июльансамбле" и попытке за полтора часа спеть главные песни ХХ столетия

И.П.: Почему-то вылетел мотив. Только что сегодня напевал эту песню. Ничего, вернётся, вспомню —обязательно попробую напеть. А сколько песен, сколько времени это длится?

В.Р.: Это длится час сорок пять.

И.П.: Не так долго.

В.Р.: Это же спектакль. Мы используем такие технологии "айтишные", и пытаемся работать с аудиторией, и посредством айфонов будем устраивать коммуникацию со зрительным залом — здесь не всё просто.

И.П.: Приложение какое-то устанавливаете?

В.Р.: Да, мы создали новое приложение, которое так и называется — "Современный концерт". Его можно будет закачать перед началом спектакля.

И.П.: Смотреть текст и подпевать, я думаю.

В.Р.: Вас будет многое сопровождать, но не только это. Там будет очень много.

И.П.: То есть вы ждёте обратной связи, ждёте коммуникаций со зрителем? Можно будет петь, необязательно будет сидеть тихо, можно даже телефон включить?

В.Р.: На этом спектакле нужно не сидеть тихо, нужно участвовать в этом спектакле полностью — вступить в эту игру — и можно танцевать. Очень много будет всяких провокаций в этом смысле.

И.П.: Подобным же занимается "Несчастный случай" на своих концертах периодически.

В.Р.: Может быть. Я, к сожалению, не был на их концерте "живьём", но знаю эту группу хорошо.

И.П.: Всё-таки не услышал, сколько песен будет? Сколько песен выбрано? Наверное, по одной на пять лет, примерно так?

В.Р.: Мы так не высчитывали. У нас это было стихийно. Мы не делали никакого маркетингового исследования на эту тему.

И.П.: Это просто ощущенческое, да?

В.Р.: Да. Ощущение. Было набрано какое-то количество песен, и, более того, конечно же, мы выбрали то, что нам очень нравится. Не было такого отбора обязательного.

И.П.: Но нравится это даже не прослушивать, а исполнять. Ведь есть песни, которые просто нравится петь.

В.Р.: Конечно. Это же большое количество масок, масок времени: актёры — молодые люди, 20-летние, — они исполняют песни, которые пели такие же молодые люди в разные просто времена.

Знаете, как молодость любит петь, а война любит молодость очень, и это такая машина военная, которая поглощает — в этом есть очень серьёзное противоречие, и мы пытаемся это исследовать. 

И.П.: А ведь вспомните военные песни — это же отдельная традиция песенная, исполнительская. Это ведь, наверное, и поэтическая тоже традиция — писать такие мотивирующие песни. Просто у меня одно из первых моих музыкальных впечатлений — это как бабушка моя на фортепиано — у неё был такой сборник красный, "Песни военных лет" — она играла и пела мне военные песни. Всё-таки снова не услышал, Виктор Анатольевич, сколько песен?

В.Р.: Я думаю, если всё будет идти своим ходом, то 30. У нас вообще, на самом деле, их 50 с лишним. Есть вариации — я не хочу выдавать все секреты, но там есть вариации, в зависимости от зала. Это вообще стиль у нас в группе. Например, у нас есть спектакль, "Чё стихи" называется, по современной поэзии, и это тоже спектакль, потому что это действо, там определённый сюжет, который складывается здесь же, на глазах. Мы используем большое количество современной поэзии, и она варьируется, и мы заменяем по ходу действия какое-то одно стихотворение на другое только из-за того, что когда чувствуешь контакт с залом, ты понимаешь…

И.П.: Да, что-то можно не допеть просто, что-то можно не дочитать. Я, мне кажется, понял.

В.Р.: Это игра. Мы в это играем, и главной нашей целью является, конечно, пресловутая связь зрительного зала и сцены, которая может в этом пространстве развиться во что-то новое, может быть, мы получим какие-то ответы на свои вопросы.

И.П.: А сегодняшняя премьера — она, скорее, закрытая, я правильно понимаю? Билетов просто нет. Или Вы её уже sold-out?

В.Р.: Сегодня смотрят все наши друзья, те, кто имеет отношение к рождению этой театральной группы — это мамы-папы так называемые, такой большой праздничный показ. Что будет завтра — это уже проданные билеты, это зрительный зал, это критика.

И.П.: Я смотрю, зал, в общем-то, небольшой: по 20 мест в ряду, и всего тут сколько — семь-восемь рядов. Но билеты есть ещё, кстати. Можно купить успеть на завтра, 4 сентября, потом ближайшее выступление будет 1 октября и 17 ноября, всё в 19:00.

В.Р.: Да, по-моему, самый обычный билет стоит 400 рублей или 350.

И.П.: Я вижу только за 950 остались, а в первый ряд — 1800. Даже есть билеты, может, кто-то ещё успеет даже через ваш сайт купить. Это, собственно, ваша премьера, ваши студенты, и вы с ними как долго в этой студии находились? Сколько готовили эту премьеру?

В.Р.: Все четыре года, можно сказать.

И.П.: То есть четыре года назад, как только вы встретились, и родилась эта идея?

В.Р.: Да. Четыре года назад, когда мы встретились, и наша история называется "Июль" ещё и потому, что мы встретились и наши люди объединились 1 июля. С 1 июля 2012 года началась наша история.

И.П.: 1 июля 2012 родился "Июльансамбль". Виктор Анатольевич, хочу поговорить про начало учебного года. Готовился когда к встрече с вами, прочитал несколько ваших интервью, и создалось такое впечатление, что вы — как бы правильно сказать — не сноб, что ли, но очень требовательный человек по отношению к своим студентам. Безусловно, с нежностью о них отзываетесь, но в то же время и требуете определённого культурного уровня — я правильно это почувствовал?

В.Р.: Правильно, не бойтесь. Да, я сноб. По отношению к этому — да. По отношению к образованию, по отношению к каким-то безусловным вещам, поэтому любое проявление неуважения к образованию…

И.П.: К образованию или к знаниям?

В.Р.: Знания — такая вещь, знаете, их получают всю жизнь, а образование можно получить фундаментальное пока ты молод, и действительно заложить основу для будущих знаний, потому что получение знаний — это процесс, это такой навык жизни очень мощный, и, конечно же, побудить к этому может образование.

И.П.: Эта набившая оскомину фраза, что в классическом университете тебя — не в институте, где ты получаешь профессию, а в университете, где ты получаешь универсальное образование — тебя учат, скорее, узнавать, инструментарий этот тебе дают. Сегодня разговаривали с утра как раз с деканом философского факультета МГУ — он без лишней патетики и драматизации говорит, что всё-таки, молодые люди совсем другие, они знают меньше, чем мы, падает культурный уровень, в том числе из-за каких-то действий в министерстве образования, из-за ЕГЭ и так далее. У вас творческая профессия, как на вас отражается введение ЕГЭ? Сменился у нас министр образования, женщина пришла. Ждёте что-то от неё?

В.Р.: От того, что вместо мужчины пришла женщина, конечно, ждёшь одного: того, что женщина может более рачительно относится к образованию ребёнка или терпеливо к образованию вообще. Если иронично говорить, то, конечно, мы ожидаем, что пришла женщина — будет по-хозяйски относиться к образованию нашего подрастающего поколения.

Протянул руку — ты в Интернете, тебе не нужно что-то закладывать в мозги, ты пользуешься этим пространством, как записной книжкой, кошельком, где ты можешь совершить всё.

И.П.: Вы говорите мир стал старым, но он же не стал старым за последние 20—30 лет?

В.Р.: Он стареет каждый день стремительно! Вы даже не представляете, какой он стал маленький, старый, засохший.

И.П.: То есть за последние 20 лет?

В.Р.: Конечно. Потому что идёт ускорение. Компьютеризация мира стала на бытовом уровне мощнейшая, каждый человек является обладателем персонального компьютера.

И.П.: То есть это конец пришёл?

В.Р.: До конца, может быть, ещё долго — это таинство такое, не известно, когда это всё наступит.

И.П.: Достигнув пика, мы как-то переродимся, может быть, во что-то новое, или нет? Какие у вас фантазии?

В.Р.: Мы переродились и мутировали уже давно, но тем не менее из-за этого изменения, конечно, всё стало ещё более вялым. Для того чтобы прожить в этом "проклятом" мире — я иронизирую, говоря про это — нужно быть совершенно другим, но активным человеком. Нужно понимать, что ты, если не будешь двигаться, погибнешь. Конечно, как вы говорите, требуя от своих молодых коллег в школе какого-то знания или какого-то уровня, я, конечно, играю в это. Я пытаюсь разбудить в них потребность к этому образованию. Это не просто требование, но это и есть тот процесс, в который я пытаюсь их завлечь и сделать для них его безусловным, потому что актёрская профессия, и вообще любая профессия, она не даётся в один день и на всю жизнь. Это то, что ты должен ухватить, а театр — это искусство во времени: изменяется время — и я изменяюсь вместе с ним, потому что все коммуникации меняются, язык во времени меняется.

Мы занимаемся человековедением, и нужно стремительно бежать впереди этого человека, предлагая ему неожиданное решение или неожиданные способы коммуникаций, которые его затянут во всю эту игру.

Читать не вредно: о том, как ЕГЭ помогает абитуриентам и одновременно портит их

И.П.: Про театральные эксперименты и провокации я чуть попозже хочу поговорить, а здесь про ЕГЭ. Я почему задал вопрос — сейчас объяснюсь. ЕГЭ вводили сколько — лет, наверное, 12 назад, может быть, в некоторых регионах его начали тестировать и 15 лет назад. Сейчас просто вся система школьного образования в старшей школе построена на то, чтобы натаскать ребёнка на сдачу этого самого теста. Как это отражается на вашей профессии, вашем образовании? Когда ты сконцентрирован на подготовке к тестам, у тебя нет времени просто читать и интересоваться окружающей жизнью, а, мне кажется, чтобы поступать в театральный вуз, нужно как раз-таки много читать. Это моё частное мнение.

В.Р.: Для того, чтобы вообще грамотно писать или быть мало-мальски образованным человеком, чтение — это база вообще. Для любого знания.

И.П.: Ну или хотя бы смотреть кино, я не знаю.

В.Р.: Для любого знания, для поиска самого себя, для того, чтобы определиться в этой профессии, для того, чтобы математика или физика открылись — просто нужно читать. А чтение, вообще, основа человеческой жизни или образования, или воспитания ребёнка. Мы с детства начинаем читать сказки. Начинаем читать книжку, когда ребёнок ещё не может, дальше он читает сам, читаем вместе, вслух он уже читает нам эти книжки. В них есть всё: русский язык складывается в чтении. Не может человек писать неверно, если он много читает.

И.П.: Но про ваших подопечных: меньше стали они читать за последние 10 лет?

В.Р.: Я не знаю, как относиться к ЕГЭ и прочему, потому что эта система, которая, конечно же, требует не просто корректировки, а какого-то изменения. На тестах всё построено сегодня. Образование — бессуетная вещь. И вот у нас пример: мы набираем в школу-студию в этом году определённое количество людей, несколько людей, у которых устарел ЕГЭ, потому что у них возраст.

И.П.: Да, он действителен один год, а потом ты его пересдаёшь.

В.Р.: Да. Прошло несколько лет после того, как они закончили, и пересдают ЕГЭ, пишут диктант по русскому языку. Пять человек: из пяти два человека пишут не просто на нижний балл — по-моему, 32 или 36 проходной балл в русском языке — унизительно низкий для того, чтобы считаться проходным, они пишут на 22, совершив 42 ошибки в диктанте, не в сочинении.

И.П.: Не стали вы с ними работать?

В.Р.: Не стал бы общаться, и не из-за того, что не хочу, я такой сноб, а из-за того, что у них должен появиться стимул, мы должны наверстать это упущенное и прийти, если мы хотим заниматься серьёзно этим делом. Но смысл в другом — в том, что рядом есть человек, который написал практически на 100 баллов. Это невозможное. В аудитории, в которой писали, все девайсы у них забирались и просто диктовался текст. И я общаюсь с этим молодым человеком сегодня, понимаю, что да, это человек, который много читает, у которого есть музыкальное образование, он много слышит. Это другие. Я понимаю, что нельзя обвинить молодого человека в том, что у него не было такого образования. Конечно, первая часть жизни его зависит от взрослых людей, от того, в какое окружение он попал. Но сегодня, когда этому человеку 20 лет, он может исправить эту ошибку сам, и для него это может быть определённым стимулом.

И.П.: Но всё-таки ещё 20 лет чтение было, мне кажется, модным даже, наверное.

В.Р.: Я общаюсь с молодыми людьми. Для них это круто. Когда читает человек — это круто. Это не поза. Мне кажется, когда мы говорим "модно читать" — вот это плохо, потому что мода проходит и уходит, а есть вещи, которые остаются на протяжении всего времени и не может быть такого понятия "чтение модно". Сама постановка вопроса неверная. Это как сегодня модно есть. Вот вчера мы не ели, а сегодня нужно пить воду.

И.П.: Всё-таки эксперты отмечают, что снижается у нас внимательность, лентяями мы становимся, и тяжело воспринимают молодые люди, выпускники школ даже так называемые лонгриды в Интернете, не говоря уже о книгах, которые больше 50 страниц в объёме. Что читают ваши подопечные — современную литературу, классику, философию? Или просто поглощают знания?

В.Р.: Если говорить о нашем вузе, то есть определённый стандарт, потому что студенты изучают русскую литературу, зарубежную литературу, русский театр, зарубежный театр, историю живописи и так далее. Специфическая литература. Очень много литературы, связанной с театральным искусством — начиная от мемуаров, заканчивая очень важными сегодня описаниями технологий, существующих в мире. Конечно, не это главное. Если мы занимаемся какой-то историей, например, с нашей компанией, которая сегодня называется "Июльансамбль", наши литературные пристрастия родились во время репетиций, то есть мы выбрали для себя текст уже в конце первого курса: Фолкнер, "Шум и ярость" — один из сложнейших и таинственных романов XX века, уникальных. Стали его исследовать. Конечно, нам пришлось прочитать вокруг этого такое количество — мало того, что нам пришлось изучить Америку с точки зрения исторических развитий, ещё пришлось прочитать большое количество литературы Фолкнеровской, написанной им в разные периоды его жизни, в том числе о его творчестве, и из этого рождался спектакль. Это и стало такой базой, я бы сказал, иконография бесчисленна, бесконечна вокруг этого произведения. Естественно, эти авторы потянули за собой других авторов и для того, чтобы исследовать время — начало прошлого века в Америке — нужно знать историю глубоко.

И.П.: Да, я сейчас вспоминаю как раз университетские годы, и вот эта опция, так называемая "опция чтения" — когда, чтобы прочитать одну книгу, тебе надо прочитать ещё несколько, чтобы погрузится в контекст и вообще понять, о чём это. У меня так с "Улиссом" было, например.

В.Р.: А дальше из русской литературы мы выбрали Андрея Платонова, и он, естественно, побудил к большому количеству чтения. Нам повезло, и в школе-студии МХАТ есть уникальные педагоги. Историю отечества читает Андрей Львович Юрганов, доктор наук, фантастический человек, текстолог сам, образованнейший, который наизусть знает большое количество текстов, который читает специально написанный для нашей школы спецкурс "История отечества в лицах". Для нас это невероятное какое-то счастье, для школы, я считаю, в этом смысле золотой век, и, конечно, Дмитрий Петрович Бак, который читает русскую литературу, завкафедрой новейшей литературы в РГГУ, сегодня он ещё и директор литературного музея, главный знаток современной литературы и поэзии, который сам пишет замечательные стихи, который общается со студентами так, как будто они находятся сейчас в какой-то очень интересной компании. Он делится своим образованием, своим навыком познавать эту жизнь через литературу.

И.П.: Вы прямо сейчас так красочно нарисовали картинку, что погрузили меня в полумедитативное состояние воспоминаний, что даже захотелось снова в университет. 3 сентября как-то в ностальгию вы меня очень плотно окунули. А чем руководствуются нынешние абитуриенты, когда выбирают для себя актёрскую профессию: всё-таки хотят стать звёздами, хотят стать публичными? Или же всё тем же, чем и раньше: им хочется выразиться, хочется творческого поиска? Этот вопрос меня интересует.

В.Р.: Я думаю, по-разному. Ничего не меняется. Я вспоминаю себя: когда поступаешь, думаешь о том, что ты идёшь в какой-то невероятный мир — может быть это, отчасти, от лени — что кажется, вот это я умею, я нравлюсь кому-то, значит, этим можно всю жизнь заниматься не напрягаясь, такая странная профессия. 

И.П.: Какое?

В.Р.: Занимаешься любимым делом, а тебе ещё за это и деньги платят. Ты делаешь то, что тебе нравится, каждый день — я только не скажу, что это просто, потому что, конечно, очень много трудностей в этой профессии, которые будут сопровождать всю жизнь, ты всю жизнь должен учиться, ты всю жизнь должен отвечать за то, что ты делаешь сегодня, потому что твои вчерашние успехи никому не нужны. Ни одна премия, которую я получил за годы своей работы, не сделала меня ни лучше, ни талантливее, ни сильнее, потому что я знаю, что завтра нужно другое.

И.П.: И это публичное признание для вас, по большому счёту, не обязательно?

В.Р.: Я очень люблю, когда я могу маме это показать — мама счастлива. Всё это самое главное для неё. Она может этому радоваться, но я-то себя не могу обманывать. Я знаю, что я ничего, по сути, ещё не умею — завтра надо опять заново всё начинать.

И.П.: Специально предпринять, наверное, какую-то совокупность действий для того, чтобы получить "Оскар", условно говоря, наверное, не получится, потому что всё равно, если ты работаешь только для этого, ничего ты не получишь. Получишь кукиш с маслом.

"Сиськи" на миллион: о массовой культуре и новом клипе Шнура, взорвавшем YouTube

И. П. У меня вопрос о массовой культуре. Сам в разное время занимался видеопроизводством, в том числе попытками снять с друзьями ещё в студенческие годы какие-то короткометражки, попытками режиссуры — всё проходили, как все студенты творческих вузов. Сейчас группировка "Ленинград" — они по три-четыре клипа в год снимают, причём хороших, качественных — и в клипы уже уходят, в общем-то, режиссёры. Как вы относитесь к такому виду искусства? И можно ли назвать это искусством или это всё-таки массовая "жвачка"? Вы ещё не видели клип последний "Ленинграда"?

В.Р.: Видел.

И.П.: Вчера который появился.

В.Р.: Который "Сиськи" называется?

И.П.: "Сиськи", да. Утром было 4 миллиона 166 тысяч просмотров, сейчас гляну сколько сегодня. Как вам, кстати, работа? Понравилась?

В.Р.: Я её не посмотрел, но мне скинули несколько людей, чтобы я посмотрел эту ссылочку и этот клип, потому что там снималась наша студентка, которая не доучилась в нашем вузе.

И.П.: В главной роли?

В.Р.: Я не знаю, ещё не посмотрел. Люба Константинова.

И.П.: Вот сегодня с ней разговаривали как раз в утреннем шоу. Да, она сыграла там главную роль.

В.Р.: Да, наверное. Я ещё не посмотрел. Она поступила в нашу мастерскую и после первого курса перевелась в свой любимый город Ленинград, сказав, что в Москве ей очень сложно и не очень она понимает современное искусство и современный театр, и вот ей ближе такое.

И.П.: А вы лично были её преподавателем?

В.Р.: Да, конечно. Я её набирал.

И.П.: Какие отзывы о ней, как об актрисе?

В.Р.: Она очень одарённый человек и замечательная барышня. Она очень трагически воспринимала современный театр и говорила: "Нет, мне это непонятно. Как это, зачем всё? Я хочу, как в Малом театре, и как…", и вернулась в Петербург. Очень искренне. 

И.П.: Вы не считаете это провокацией или ширпотребом, или кичем — вот такие съёмки в клипах?

В.Р.: Не знаю. Стиль группы "Ленинград" — провокации, и я в этом не вижу ничего плохого, потому что это достаточно умные люди.

И.П.: Но вы с уважением относитесь к их творчеству, к Шнуру?

В.Р.: К Шнуру я отношусь с уважением — он человек бесстрашный. Всё остальное — без комментариев может оставаться.

И.П.: Хорошо, а к съёмкам в клипе? 4 миллиона 166 тысяч было утром. Считайте, прошло ровно четыре часа, я смотрел — уже 4 миллиона 400 тысяч. Невероятными темпами растёт количество просмотров. Это дивиденды скорее в карьеру Любови или…

В.Р.: Я думаю, безусловно. У нас же можно, попав в такую акцию, стать знаменитым человеком. Помните, Бэнкси и вся история.

И.П.: Бэнкси всё-таки граничащий, как многие отмечают, с гениальностью художник уличный.

В.Р.: Я сейчас не оцениваю личности, а говорю о способе. В нашем мире можно в одну секунду стать…

И.П.: Через массмедиа.

В.Р.: Да, через массмедиа стать…

И.П.: Люба сама говорила нам, что не ожидала всего этого, что взяла на себя, скорее, роль именно. Говорит: "Я понимаю, что мне нужно сыграть роль, что мне нужно с ней справиться. Я не ожидала, что мои последние три дня превратятся в такую мясорубку из СМИ, из постоянных звонков".

В.Р.: Без этого не бывает театральной жизни. Я думаю, ей стоит это правильно пережить — всё будет нормально.

И.П.: Виктор Анатольевич, полминуты у нас остаётся на разговор. Можно я попрошу такое напутствие, раз уж вы пересеклись и в моём лице, и в нашем эфире со своей бывшей ученицей, напутствуйте её каким-то образом.

В.Р.: Любу?

И.П.: Да.

В. Р.: Я думаю, она сильный человек, она сама справится. Ей просто нужно всё это пережить и идти дальше. Театр это такая важная вещь в жизни, которая позволит от многого спастись.

И.П.: Не отвлекаться от театра ни на что?

В.Р.: Не отвлекаться, да. Я думаю, что это главное для неё будет.