Игорь Востриков: Фейки отвлекли нас. Мы искали несуществующих жертв

— Игорь, расскажите про расследование и о том, какие цели преследовал митинг, проведённый сразу после пожара?

— Наш митинг не был политическим. Хотя подстрекатели были, да. Также были люди, которые пришли просто так. У кого-то, например, были проблемы в ЖКХ. Но это единичные случаи. Конечно, ближе к вечеру появился оттенок балагана. Были люди, которые хотели превратить митинг в балаган. Но всё же 98% собравшихся — это убитые горем родственники погибших. Да и нам непросто: всё-таки был такой большой информационный вброс, что уже трудно отличить истинную информацию от ложной.

— Что это был за вброс и для чего он был сделан?

— Распространялась информация, что истинное число жертв умалчивается. Позже мы сами выяснили, что это не так. Зачем был этот вброс? Сложно дать ответ. Для себя мы это называем так: разжечь Майдан.

— Кто-то из администрации с вами был на связи, кто сейчас больше всего помогает?

— Ну я бы выделил одного человека. Это Сергей Цивилев (вице-губернатор. — Прим. Лайфа). Он месяц назад всего прибыл к нам в администрацию замом. Он всё время с нами, переживает, старается делать по максимуму. Но не всё в его компетенции.

МЧС, ФСБ, налоговая — все эти структуры федерального подчинения. Не имеют отношения к нашей администрации. Очень сложно было наладить контакты со следователями. При этом мы потеряли много времени. Пошли по ложному следу — начали искать этот обман, утаивание жертв. В то время как надо было заниматься действительно важными вопросами. Надо было заниматься тем, как тушился пожар, и искать тех, кто допустил, что в торговом центре вообще не предпринимали мер противопожарной безопасности. Почему торговый центр был построен, как лабиринт? Есть видео, на котором видно: когда люди эвакуировались из кинотеатра, они даже не знали, куда бежать. Надо было бежать налево, но были те, кто бежал направо, а там двери были заблокированы. И, скорее всего, эти люди там просто задохнулись. Аварийные выходы были заблокированы. Кто-то меня обвиняет, что я то одно говорю, то другое. Но я не Господь Бог. Я там не находился. Вычленить достоверную информацию среди всех этих вбросов действительно очень сложно. Именно поэтому я и менял своё мнение.

— Вы говорите, что Цивилев помогает. А в чём это конкретно выражается?

— Всяческую поддержку оказывает. Он курирует это дело. Через него мы общались со следствием. Я не был в похожих ситуациях, чтобы было с чем сравнивать. Но я симпатию к нему испытываю. Видно, что человек сопереживает и старается делать свою работу как можно быстрее.

— Именно он на митинге обвинил вас в самопиаре на трагедии...

— Во время митинга я захотел задать чиновнику вопрос. Я по жизни человек инициативный, с активной позицией. Но вы поймите, в администрации тоже неглупые люди работают, они тоже были готовы к тому, что люди начнут устраивать провокации.

Он решил, что я провокатор. Оправдывать его не буду. Даже если бы и засланный был казачок, нельзя таких слов говорить. Но как только он услышал, что я потерял всю семью, сразу извинился. Сразу же. Когда сам понял, что сказал. Вообще, сегодня я с ним разговаривал. Он сказал, что у него тогда были дела по развитию региона, он сразу же приехал ночью на место трагедии. Тогда у него даже информации не было по количеству жертв.

— Когда он преклонил колено, что вы подумали? Это был актёрский акт или искренние соболезнование?

— Трудно сказать. Доля актёрства была. Но, конечно, он искренне соболезновал. В тот момент, когда он преклонил колено, я немного в стороне находился. Честно говоря, у меня это вызвало даже какой-то, может, смех. Люди хлопали — свита, — поддерживали. Другим просто стало смешно.

Но надо понимать, мы были на эмоциях. Шли вбросы, мы думали, нас обманывают. На те вопросы, которые мы задавали, желаемых ответов не получали. Хотя твердили нам правду: нет этих 300 человек. Понимаете, эти фейки, они нас увели в сторону.

Разбираться надо было по факту: почему были допущены нарушения в строительстве, почему были допущены нарушения пожарной безопасности, почему МЧС, на мой взгляд, абсолютно не справилось. Не каждый сотрудник — они жизнями рисковали, — а именно сама организация. И вот этим нам надо было заниматься. Ответы на эти вопросы надо было требовать. А нас увели в сторону, и мы искали несуществующих жертв. Но мы это всё прояснили и этим сейчас и занимаемся. Нам нужна прозрачность. Но сами понимаете: следственные органы не наши, не местные, московские. Связи с ними практически никакой. У нас нет информации о том, как идёт следствие.

— Как вы думаете, таким жестом ему удалось успокоить толпу?

— Безысходность была. Он не знал, как с этим справляться. И мы на том митинге не тем занимались. Нужно было требовать конкретной информации: сколько было пожарных расчетов, как шло тушение. Мы и сейчас требуем придать это огласке.

— Вот сейчас ещё очень многие говорят о том, что родственники продались власти. Что бы вы хотели сказать людям, которые пишут такое?

— Ну, компенсацию мы, конечно, получили. Но я хочу сказать этим людям: "Давайте я эту сумму удвою, а вы верните мне моих родственников. И всё". А говорить о том что кто-то продался… На меня действительно идёт много негатива. Обвиняют в том, что я говорил разные вещи. Но я некомпетентный человек. Я обыкновенный простой человек, который любит жизнь и свою семью.

— Сейчас ещё все говорят о том, что завтра будет какое-то закрытое совещание, на котором вам огласят какие-то результаты. Знаете ли в что-нибудь об этом? Что уже готовы анализы.

— Про анализы ничего не знаю. Завтра, да, будет совещание. Приезжает Бастрыкин, глава Следственного комитета. Цивилев мне сегодня сказал: "Игорь, завтра мне надо всех вас собрать, приезжает Бастрыкин". Он приезжает, чтобы люди могли информацию из первых уст получить.

— Давайте вернёмся в тот день. Что было? Кто был в кинотеатре?

— В тот день мы уже собирались уезжать с горнолыжного курорта Шерегеш. Мы ездили туда с друзьями на выходные. Уже собирались садиться в машину, как позвонила моя тёща в слезах: "Игорь, Лена в кинотеатре, они там заперты, звони всем". Я позвонил Лене в первую очередь. Мы разговаривали. Сначала я ещё слышал крики детей. В итоге через девять минут после начала пожара Лена перезвонила, чтобы со мной попрощаться. Детей своих я уже не слышал.

— Что стали делать дальше?

— У меня была надежда, что вдруг госпитализировали. Когда приехал в город, поехал не сюда, а по больницам. Моя мама приехала к кинотеатру через четыре минуты. Я постоянно был на связи. Она сказала, что никого не выводят. Я сразу понял, что своих потерял. Мы добирались пять часов, дорога плохая была. Всю дорогу, представляете, что со мной творилось. Пять минут спокойно, пять минут плачу. У меня была надежда, что вдруг в больнице. Сюда когда приехал, то просто ужаснулся. Здесь был большой очаг пожара, я смотрел, как его тушили. Сразу понял, что в живых их нет. Надеялся, что сохранились тела. Но по факту сгорели так, что моих так и не опознали. Пепел остался один, по сути.

— Вам сказали, почему они не могли выбраться? Может быть, жена что-то сказала по телефону?

— Она сказала: "Мы здесь заперты". Аварийный выход заперт. Из других залов аварийный выход был в проход, а в этом зале прямо на лестницу. А там было задымление. И кто-то принял решение не выходить, а дождаться помощи. А помощь, как известно, не успела. Понятно, жизни уже не вернуть. Вопрос сейчас в том, как это тушилось. У меня сейчас боль одна: я своих похоронить не могу. Во вторник будет девять дней, будем отпевать, а похоронить не можем.

Я могу дать такую оценку, что пожар вообще не тушился. Две струйки лилось. Основные расчёты стояли с той стороны — наследие советских времен. Было всего две единицы техники, которые тушили водой, заметьте! Представляете, что такое водой? Она не оказывает никакого действия — падает и испаряется. А сюда приехал и понял, что надо готовиться к худшему. Худшее и случилось.

— Что вы узнали нового, почему вы изменили своё мнение, что вам показали, что вы узнали?

— Трагедия в воскресенье произошла, с понедельника пошли массированные вбросы. Были сообщения, что жертв больше. Ну там интернатовских привозили. Нас конкретно разогревали, нами манипулировали и пытались на нашем горе, ну, скажем так, произвести Майдан. Направили нас по ложному следу. Мы, естественно, горем убитые, просто рассвирепели в какой-то момент. Основной ложный след заключался в том, что было столько жертв интернатовских, что жертвы замалчиваются. Мы занялись поиском. Три дня искали-искали, и всё это тщетно.

— Что это были за поиски?

— Что за поиски были? Мы создали группу, получается. Из подставных людей получилась она. Ну как. Мы стояли на митинге, было два зама. Естественно, вокруг них были свои люди. И когда прошла инициатива проехать просмотреть по моргам, люди, кто пришли горем убитые, они пришли за ответами. Ну, кто поедет? А эти сразу же: я, я, я, — все лезли. И единственное, я, чтобы проверить. Со мной много друзей пришло, спасибо им за поддержку.

— Какие фейки удалось развенчать вашей группе?

— Мы пытались доказать ложь, сокрытие количества жертв, то есть это было тщетно всё. Мы просто боролись с вбросами. В то время как надо было заниматься важными вещами. Важные вещи. Практически вчера мы давали всем федеральным СМИ интервью, но их порезали, вставили только нужные слова. Проблема в структуре МЧС. Нет у них нужных полномочий. Большая проблема. Мы со многими разговаривали. Естественно никто не даст официальный комментарий, все боятся за свои места.

— Что они говорили?

— Суть у нас в том, что нет у нас системы пожарной безопасности. Есть только старые автомобили, какие-то единицы техники. Например, на пожар должна выезжать полностью экипированная машина в составе семи человек, выезжают два человека. И бывают случаи, когда они не доезжают до пожара, потому что ломается автомобиль. Машины чуть ли не времён Советского Союза.

— Выходит, что работали непрофессионально?

— Вы знаете, непосредственно к самим эмчеэсовцам претензий нет. Я считаю этих людей героями. Каждый, кто идёт на путь возможности жертвовать своей жизнью... То есть они зачастую гибнут. Гибнут от того, что у них нет этих полных... Знаете, как в той же Америке, там если надо шланг проложить через машину, то машину снесут. А у нас совершенно иные правила, иные законы. Проблема кроется в самом МЧС. Ещё хотелось добавить. Хотелось сказать по поводу митингов. Ребят, я вас от них отзываю. Объясню почему. Во-первых, у администрации забрали все полномочия. Не они за это отвечают. ФСБ, налоговая, МЧС — всё это не принадлежит нашей администрации, это всё федеральные организации.

Митинг, который собирают в субботу у нашей администрации, он абсолютно бессмысленный. Спрашивать надо не с тех людей. Второй момент. Я вообще считаю, что митинги не выход. Если бы не было этого вброса, этих фейков, то можно было бы митинги собирать. Но нами манипулируют, это факт. Да, есть много проблем. На власть, может, и нужно давить, но, знаете, не за счёт нашего горя. То есть давайте, пусть этим занимаются люди, которые выбрали свою жизнь — быть политиком оказывать влияние.