История как комикс: зачем на Западе нового Гитлера выдумали

В России выходит книга "Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики" британского историка Адама Туза. Её содержание выглядит настоящей революцией в истории Второй мировой. Книга утверждает, что Третий рейх, шесть лет угрожавший всей планете, был не высокоразвитой и передовой державой, а кучкой бедных людей, с трудом существовавших даже в мирное время. Войну же они начали не от желания главенствовать в мире, но лишь из желания догнать "настоящих лидеров" по Тузу — США и... Великобританию.

Даже поражение Германии в СССР автор видит совершенно необычно как "последний крупный пример колониальных захватов". Попытку такого захвата он оценивает как "чрезвычайно самонадеянную". Правда ли всё это? Вроде бы в школе нас учили, что Германия была исключительно развитым передовым государством? Да и о страхе Гитлера перед США ничего не рассказывали...

Туз отмечает, что ВВП Британии и Франции, с учётом их колоний, на 60 процентов превосходил ВВП Германии в 1939 году. Сельское население Германии было равно 9 миллионам — а у Франции лишь 7 миллионов. Вывод: Германия была небогатой страной, с не до конца проведённой урбанизацией. К сожалению, экономист забыл упомянуть, что население Британской империи было полмиллиарда человек на 32 миллионах квадратных километров, а Германии — 80 миллионов на 400 тысячах квадратных километров. Поэтому тот факт, что ВВП островной империи был больше германского, мало что значил. Современная Индия по экономике в разы крупнее России, но представить себе, как она успешно ведёт с Россией мировую войну, не могут даже самые смелые фантазёры.

Причины банальны: когда у вас слегка больший ВВП размазан на в 6–7 раз большее количество людей, то это значит, что ваше население крайне бедно. С них трудно собрать существенные средства без социальных волнений. У более богатого проще отчуждать доходы налогами. У более бедного — сложнее. И да, сельское население Германии было на 28 процентов больше французского. Одна беда — народа во Франции (без колоний) было вдвое меньше, чем в Германии, поэтому фактически именно Германия была урбанизирована сильнее Франции, а не наоборот.

Есть и ещё один фактор, который Туз не упомянул и который в новейшее время является первоочередным для военных успехов той или иной страны. Германия была государством с передовой наукой. До Второй мировой здесь выходило больше научных публикаций, чем в любом другом государстве на планете, кроме США, — и это при том, что после Первой мировой вне Германии немцам публиковаться стало значительно сложнее. Сегодня, когда Германия не может даже мечтать ни о первом, ни о втором месте по числу научных публикаций, в это трудно поверить, но это факт. Так же, как и то, что до Второй мировой войны именно она лидировала по числу учёных — нобелевских лауреатов.

Интересно, что Туз в своей работе останавливается на самом факте создания немцами в мировой войне "Фау-2" и первого в мире реактивного истребителя, который удалось выпустить серией больше тысячи экземпляров. Но он "забывает" отметить значение этих явлений. В 1944 году "Фау-2" впервые в истории достигла космического пространства. На негерманских ракетах повторить это достижение, как известно, удалось только в 1950-х. Трудно из книги Туза узнать и о немецком превосходстве в танках, созданных ими ИК-прицелах, управляемых и кассетных авиабомбах, противотанковых гранатомётах, прыгающих минах и многом, многом другом, в чём Германия опередила союзников.

Научное и технологическое могущество нацистского режима могут не замечать отдельные современные историки. Зато его отлично понимали западные солдаты Второй мировой. Как отмечал известный британский исследователь М. Хастингс, огромное значение даже в 1944 году имело "качественное, если не количественное, превосходство почти всех видов немецкого оружия над теми же видами оружия в сухопутных войсках союзников".

Дело доходило до абсурда: "...английский офицер-танкист... прибывший во Францию, в июне 1944 года записал разговор со своим полковым адъютантом о танковых делах на фронте.

— "Пантера" может проткнуть "Черчилля", как масло, за целую милю.

— А как "Черчилль" настигает "Пантеру"?

— Подкрадывается к "Пантере". Когда произойдёт непосредственное соприкосновение, наводчик пытается произвести выстрел в ставень амбразуры вражеского танка ниже орудия. Если ему это удастся, то снаряд пройдёт сквозь тонкую броню над головой водителя. — Кому-нибудь это удалось?

— Да. Дэвису из эскадрона С. Он теперь в тылу в штабе, пытается восстановить свои нервы.

— А как "Черчилль" настигает "Тигра"?

— Как считают, нужно подойти на расстояние двухсот ярдов и выстрелить через перископ.

— Кому-нибудь это удалось?

— Нет.

С таким отставанием союзники побеждали немцев количественно — но только за счёт того, что Красная армия ещё до 1944 года устроила вермахту холокост.

Туз, как известно, скорее экономист, чем историк. Однако для понимания истории экономики во Вторую мировую очень важно детально понимать именно военную историю. Например, автор книги считает, что немцы в 1939–1941 годах сделали колоссальный рывок в улучшении своего танкового вооружения — и, следовательно, колоссальный рывок в своей военной экономике. На чём основывается его вывод? На том, что выросло "число боеспособных средних танков — Pz- III , Pz- IV , а также 36- и 38-тонных танков чешского производства".

Однако никаких 36- и 38-тонных чешских танков в мире никогда не существовало. Оккупированная Чехия действительно делала танки Pz.35(t) и Pz.38(t). Только "t" в их названии значит "tcshesh" ("чешские"), а вовсе не "тонны". В реальной жизни эти машины имели вес в 10 тонн и всего лишь 37-мм пушку. Если осенними ночами в России были заморозки, грязь в гусеницах замерзала и, чтобы тронуться, вокруг гусениц разводили костры — настолько слабыми были моторы этих "38-тонных" танков.

К сожалению, это не единственный случай, когда невнимание к деталям подводит исследователя. Он крайне высоко оценивает наращивание Германией производства боеприпасов — и даже считает это одним из важнейших успехов её военной экономики. Одно плохо: Туз не представляет себе, как именно воевали во Вторую мировую. Поэтому он не знает, что, чем меньше боеприпасов расходовала армия за крупную операцию в ту пору, тем лучше шли её дела. Вторая мировая была не просто войной пушек, как Первая, — она была войной моторов.

Отлично передал это генерал-лейтенант Антипенко, описывая операцию "Багратион". По плану считалось, что советские войска с трудом взломают немецкие позиции за много дней боёв и продвинутся лишь на 150–200 километров. В реальности Красная армия к 1944 году научилась наносить внезапные удары, и уже в первый день расход боеприпасов был вдвое меньше запланированного. Нет смысла стрелять, если противник бежит: танкистам, преследующим его, много снарядов никак не израсходовать.

Точно так же работал и вермахт. В 1944 году на востоке он израсходовал много больше снарядов, чем в 1941 году, — под миллион тонн! Это почти в полтора раза больше, чем израсходовали советские войска за 1944 год. Но при этом потери немцев были в десятки раз больше, чем в 1941 году, — а советские во много раз меньше. Зато ежемесячный расход топлива у вермахта в 1944 году был меньше, чем в 1941 году, — ведь без успешных наступлений много топлива потратить трудно.

Если бы Алан Туз просто путался в танках и важности снарядов в войне моторов — это было бы полбеды. Проблема в том, что из таких частных ошибок он делает неверные глобальные выводы. Из "переоснащения" немецких танковых войск на "36-тонные танки" и из скачка в производстве боеприпасов он заключает: немецкая военная экономика уже в 1939–1941 годах работала на пределе возможного. И лучше не могла. То есть немцы имели слабую военную промышленность и были обречены проиграть войну.

Увы, это не так. Чтобы понять, насколько напряжённо работает военная промышленность во Вторую мировую, надо смотреть на выпуск ею танков, самолётов, артиллерии. Немецкое производство танков и САУ в 1944 году было в шесть раз больше, чем в 1941 году, и танки эти были куда тяжелее бронированы и намного лучше вооружены, — о чём из книги Туза мы не узнаем, ведь у него немцы получили "38-тонные" танки уже в 1939–1941 году. Причины, по которым у немцев так резко росло военное производство, — не в слабости их экономики. СССР в 1941 году имел в несколько раз более слабую (из-за эвакуации) промышленность, но сделал танков больше Германии.

Почему так вышло — давно озвучено самим Адольфом Гитлером в его "Застольных разговорах". До января 1942 года он уделял слишком много внимания обеспечению населения потребительскими товарами и продовольствием. Он вообще слишком много думал над настроением населения — например, как отмечает тот же Туз, постоянно избегал девальвации марки (чтобы не удорожать импорт), оставив Германию единственной крупной державой, вышедшей из Великой депрессии без девальвации национальной валюты.

Резкое переключение фокуса внимания на "тотальную войну" и полную милитаризацию экономики случилось только после русского наступления под Москвой. Именно тогда стало ясно, что без такой милитаризации Германия обречена. К сожалению, Туз не обратил на это внимания.

Пожалуй, самым интересным тезисом Адама Туза нужно назвать утверждение, что Гитлер боялся Америки и именно поэтому вёл мировую войну. Просто чтобы захватить побольше земель и сырья, с помощью которых можно было бы сопротивляться США. К сожалению, Туз не приводит каких-либо цитат из самого Гитлера, где говорилось бы нечто подобное.

Чтобы понять, так это или нет, следует задаться вопросом: что нам вообще известно о том, чего Гитлер боялся? Как ни странно, очень мало. Все его сослуживцы по Первой мировой, как и те, кто знал его до войны, характеризуют этого маньяка как крайне смелую личность. Внушительный список наград за войну — наград, подразумевающих большую личную храбрость — вроде бы подтверждает это. Чтение гитлеровского "Майн кампфа" и "Второй книги" не проясняет вопроса. Там вообще не видно, чтобы он чего-то боялся, напротив, он постоянно призывает к борьбе.

"Застольные разговоры", где фюрер в свободной форме излагает свои мысли, открывают одно опасение, которое можно с натяжкой назвать страхом. Он с ужасом думал о том, что если бы не бросил вовремя пить и курить, то не успел бы на посту главы Германии выполнить свою историческую миссию: войной создать немецкому народу условия для будущего процветания.

По-русски говоря, Гитлер боялся только того, что не успеет до конца жизни убить достаточно людей. Что он, тьфу-тьфу-тьфу, умрёт раньше, чем успеет уничтожить всех, кого пожелает. Как мы видим, перед нами типичный отморозок, маньяк, у которого вообще с трудом можно обнаружить какие-либо страхи.

Попробуем узнать, что он думал о США. Считал ли он их действительно опасным противником? К счастью, "Застольные разговоры" несут много упоминаний об этой стране. Например, о коррупции в ней, о том, что "там [и в армии. — А.Б.] такой культ гёрлз, что можно только за голову схватиться. Но это потому, что у них в США полковником стать легче, чем у нас лейтенантом, а назначение на высшие военные посты зачастую представляют собой чистейшей воды выдвижение дельцов".

Уничижительные упоминания об Америке постоянно срывались с уст "фюрера": "...мы должны обвинять эту нацию в полном отсутствии у неё культуры. К примеру, омерзительный культ кинозвёзд свидетельствует об отсутствии в обществе подлинно великих идеалов. Погоня за сенсациями, когда не стыдятся устраивать такие отвратительные зрелища, как женский бокс, борьба в грязи, публичная демонстрация уродов, или выставляют напоказ [интервью в СМИ. — А.Б.] родственников тех, кто совершил наиболее зверские преступления, — вот веские доказательства..."..

Как мы видим, все те элементы американской культуры, которые после 1945 года успешно импортировал остальной мир, считались Гитлером признаком крайней, последней формы культурной и моральной деградации, с которой неразрывно связана коррупция и неспособность выдвигать военных сообразно их умственным способностям, типичная, по его мнению, для Штатов.

Нет, глава рейха не считает, что Штаты населяют законченные олигофрены: "Но совершенно неправильно издеваться над тем, что Соединённые Штаты стремятся к цивилизации и неуклонно совершенствуют свои технические достижения". Но и как равных немцам он их рассматривать в принципе не готов: "Решающим, однако, является то, что не в США, а у нас в рейхе уделяют наибольшее внимание науке и технике и достигли гораздо больших успехов в их развитии. В Германии лучшие в мире шоссе, самые скоростные автомобили выпускают наши заводы. Это однозначно доказывает, кто выиграл великое соревнование в мировом масштабе... США не в состоянии предъявить какие-либо доказательства того, что они дали миру хоть что-то... в сфере научно-технических достижений..."

Следует совершенно чётко понимать: отношение Гитлера к США такое же, как у вождя готов, которого, по легенде, пугали многочисленностью защитников Рима в V веке нашей эры: "Густую траву косить легче, чем редкую". Для него Штаты были населены моральными разложенцами, не способными ни на какое серьёзное душевное напряжение, тем более — на борьбу, требующую полной самоотдачи. Он не боялся более мощной американской экономики так же, как не боялся много более многочленных индийцев или китайцев. Он рассматривал их как нечто настолько уступающее Германии по возможностям духа и интеллекта, что о них вообще не стоило беспокоиться.

Лучше всего его позицию иллюстрирует письмо к Муссолини от 21 июня 1941 года: "Вступит ли Америка в войну или нет — это безразлично, так как она уже поддерживает наших врагов всеми силами, которые способна мобилизовать". Гитлер оценивал Штаты так низко, что не считал, что те вообще смогут как-то повлиять на войну иначе, чем поставляя военные материалы России, Англии и другим странам, способным воевать с полной самоотдачей.

Все книги и высказывания Гитлера на Западе вполне доступны. Узнать, как он на самом деле относится к США, не просто, а очень просто. Почему британский исследователь этого не сделал? Дело в том, что любой неисторик слишком склонен оценивать прошлое с позиций сегодняшнего дня. Туз — экономист эпохи очевидного доминирования США в мировой экономике. Ему кажется логичным, что в мировой войне такая страна должна быть главным фактором. Будучи экономистом, он не в курсе того, что совокупная экономическая мощь никогда в военной истории не играла главной роли в войнах. Ни при нищем, в сравнении с персами, македонском царе Александре, ни при генсеке экономически нищего СССР, победившего Германию в основном своими силами.

Между тем любой историк знает: то, что кажется логичным в наше время, в прошлом вовсе не было логичным. Гитлеру и в голову бы не пришло бояться страны с культом кинозвёзд, без моральных принципов, но при этом уступающей Германии в области научно-технического прогресса. "Вождь" не только обладал личным опытом войны, но и крайне активно интересовался военной историей. А она век за веком неуклонно показывает одну и ту же картину: побеждает не более богатый, а тот, кто лучше умеет воевать.

Для современного мира позиция Туза логична. Вдвойне логично, что его издаёт Институт Гайдара, разделяющий всю ту же экономикоцентричную позицию в отношении всей мировой истории. Стоит лишь помнить: наша логика и логика Гитлера — из разных вселенных. Судить о его мотивах, исходя из того, что он мыслил как человек, — крайне сомнительная идея.