Увидеть Афганистан и уцелеть. Тайная операция СССР в Азии
Солдаты без знаков различия переходят границу и берут под контроль города. Легитимный правитель, бежавший в Россию, рассылает прокламации сторонникам. Вторжение возглавляет авантюрист, успевший получить боевой опыт в войнах на развалинах рухнувшей империи. В воздухе пахнет войной. Это Афганистан 1929 года.
Отношения между Афганистаном и Советским государством с самого начала были особыми. Москва и Кабул признали друг друга первыми — уже весной 1919 года между РСФСР и только что провозгласившим независимость азиатским государством установились дипломатические отношения.
Король Афганистана Аманулла-хан отчаянно нуждался во внешнем признании, торговле, дипломатических, технических, военных контактах, поэтому связь между молодым Советским государством и Афганистаном быстро налаживалась. Предрассудками новый правитель Афганистана не страдал.
Аманулла понимал, что для благоденствия его стране требуется широкая программа реформ, в противном случае она обречена плестись в хвосте человечества и стать марионеткой великих держав. Правда, при этом он не учёл, что для племён Афганистана его возмутительные реформы (запрет на браки с маленькими девочками, образование для женщин и т.д.) выглядят слишком новаторски.
Для Советского Союза Афганистан, пока не ставший Афганом, имел значение как буфер: ещё во время Первой мировой германцы надеялись получить там плацдарм для действий против России и Британии, и в советский период об этой угрозе не забыли. Тем более в Москве отлично понимали, что движение басмачей в Туркестане подпитывается из-за рубежа, и перерубить каналы снабжения мятежников-традиционалистов было жизненно важно. Красные отряды действовали против басмачей на территории Афганистана уже в 1925 году на земле и в воздухе. Аманулла пользовался услугами советских лётчиков, а возмущённые ноты британского правительства просто игнорировал. Соответственно, режиму, способному и желающему укротить местных радикалов, СССР с удовольствием оказывал помощь.
Однако первый период добрососедства оказался недолог. Аманулла потерял власть в конце 1928 года в результате мятежа фанатиков-исламистов. Восстание поднял бывший басмач и афганский унтер-офицер, известный под псевдонимом Бачаи Сакао (Сын Водоноса). Предполагалось, что за его спиной стояла Британия, а главное, басмачи тут же охотно примкнули к восстанию, и в СССР имели все основания опасаться, что фанатики получат плацдарм для действий уже против красного Туркестана. Повстанцы заняли Кабул, Бачаи Сакао теперь именовался эмиром Хабибуллой, а Москва и Ташкент без малейшего удовольствия наблюдали, как у самых границ Союза растёт нарыв, грозящий прорваться в советский Узбекистан.
Аманулла не собирался сдаваться просто так и тут же обратился за помощью к Советскому Союзу.
15 апреля 1929 года на афганскую погранзаставу у берега Амударьи обрушился огонь с небес. Воздушный налёт совершили советские аэропланы. Бомбардировщики проутюжили афганские позиции, мгновенно подавив всякое сопротивление. В этот момент реку форсировал отряд конников в две тысячи сабель.
Кавалеристов вёл Виталий Примаков. Примаков был колоритнейшей личностью своего времени. Красный командир, прославившийся на полях Гражданской войны, он не успокоился после победы и посвятил себя тайным операциям в Азии. В 1925—1926 годах этот романтик революции работал военным советником в Китае, где шла безумная гражданская война всех против всех, и написал на эту тему превосходные мемуары от лица — что интересно — англичанина. Ненадолго вернувшись в СССР, он быстро уехал в Афганистан.
Отряд Примакова был смешанным: в него входили как советские солдаты, так и афганцы, оставшиеся верными свергнутому правителю. Весь отряд носил афганскую униформу, а сам Примаков действовал под именем Рагиб-бея. Аманулла и сам располагал довольно значительным числом сторонников и действовал отдельно во главе 14-тысячной армии. Правда, уровень её подготовки и оснащения оставлял желать лучшего по сравнению с группой Примакова, в изобилии располагавшей пушками и пулемётами и умеющей их применять. Расчёты орудий и пулемётов поголовно состояли из красноармейцев: местные кадры были способны, например, ударить камнем по затвору, чтобы облегчить перезарядку. Кроме смертоубийственной техники отряд располагал не менее важным достижением прогресса — мощной рацией, которая надолго стала единственным окном в мир.
Отряд начал с атаки на небольшой город Келиф. Гарнизон о сдаче поначалу не помышлял, но вежливые красноармейцы пустили в ход артиллерию, и на этом героическая оборона Келифа завершилась. Вскоре конкистадоры подошли к северной столице Афганистана, городу Мазари-Шариф. Градоначальник вызвал советского консула, но тот сам ничего не знал: поставить его в известность о начале операции никто не удосужился. Между тем времени на объяснения у консула всё равно не оставалось: красноармейцы пулемётным огнём очистили от гарнизона стены старой крепости, а затем из поставленных на прямую наводку пушек вышибли ворота, и Мазари-Шариф пал.
Муллы объявили неверным джихад, но афганские всадники, отправившиеся на Мазари-Шариф с холодным оружием, должны были пробиваться сквозь пулемётный огонь и орудийные залпы. Правда, джихадисты смогли отрезать Мазари-Шариф от подкреплений, и тогда патроны в город начали доставлять "воздушным мостом". Куда опаснее угрозы окружения было перекрытие воды: арыки осаждающие воины пророка испортили, поэтому внутри жестоко страдали от жажды. К тому же поддержка афганцами Амануллы оказалась куда хуже, чем предполагали русские — и чем обещал сам Аманулла.
Лоялисты без особых успехов пытались наступать на Кабул с далёкой южной окраины Афганистана, из Кандагара. В осаде заволновались хазарейцы, чей отряд присоединился к советской экспедиции. Примаков просил поддержки — в частности, предлагал прислать ему газовые гранаты для орудий и авиацию. Впрочем, у него был готов и план на случай неудачи:
"Если на помощь нельзя рассчитывать, то я буду играть ва-банк и пойду брать Дейдади. Возьму — значит, мы хозяева положения, нет — значит, обращаемся в банду и ищем пути домой".
В Москве понимали, что Рагиб-бей находится в отчаянном положении, и вскоре Амударью перешёл отряд Зелимхана в 400 бойцов. Под этим именем скрывался комбриг Иван Петров, будущий герой обороны Одессы и Севастополя. Его небольшое подразделение при помощи "максимов" прорубило кровавую просеку в рядах правоверных и сумело вызволить Примакова из осады. Усиленное войско пустилось в поход на юг и взяло Балх.
Примакова отозвали в Москву, а сменивший его Али Афзаль-хан (Александр Черепанов, будущий защитник Ленинграда) начал наступление на Кабул. По дороге он в жестоком бою разбил войска, пытавшиеся его остановить. Один из крупных афганских отрядов был побеждён своеобразным образом: красноармейцы отпустили нескольких пленных с тем, чтобы те рассказали о результатах предыдущего боя. Эффект был достигнут — войско разбежалось само. Что было очень вовремя: у непрерывно работавших пушек и пулемётов начали выходить из строя раскалённые стволы.
Сторонникам Бачаи Сакао не помогла даже проверенная классика — удар по коммуникациям. Басмачи захватили городок Ташкурган в тылу у наступающих. Те, однако, развернулись и пулемётами проложили себе путь в Ташкурган. На городок заходили бомбардировщики, и в двухдневных уличных боях Ташкурган пал.
Сабли и винтовки XIX века оказались скверным аргументом против боевых самолётов и пулемётов. Возвращению Амануллы-хана на престол не мог помешать никто.
Никто — кроме самого Амануллы. Посреди успешно развивающегося похода бывший король решил, что с него приключений довольно, прихватил государственную казну и бежал в Индию. Поход, который с блеском вёл отряд Рагиб-бея, потерял всякий смысл. Вскоре Афзаль-хан получил приказ о возвращении на родину. Обратный путь красноармейцы проделали в полном порядке, помешать им местные племена не могли. Тем не менее, несмотря на формальный неуспех операции, создать безопасную базу в Афганистане при помощи Бачаи Сакао у басмачей так и не получилось. Авторитет нового царька пал на фоне поражений, и уже в 1929 году Сын Водоноса был свергнут, схвачен и повешен.
Новый правитель Афганистана Надир-хан не нашёл общего языка с лидерами басмачей: он сделал ставку на дружественный нейтралитет в отношениях с великими державами, включая СССР, в отличие от Бачаи Сакао, дремучего обскуранта и противника любых неверных. В частности, его противником стал полевой командир Ибрагим-бек, воевавший против советской власти с 1920 года. Лишившийся базы в Афганистане Ибрагим-бек вскоре попал в плен к красным узбекам в результате новой короткой операции на территории Афганистана и пошёл под расстрел. Парадоксальным образом не реализовав изначального плана, советская сторона добилась своего: у басмачей в Афганистане горела под ногами земля.
Должность правителя Афганистана отнюдь не синекура — впоследствии Надир-хан также погиб от рук очередных мятежников. Убийцу четвертовали, но покойному это уже помочь не могло.
Дальнейшая судьба Примакова оказалась извилистой. Он успел поработать военным атташе в Японии, медленно, но уверенно поднимался по карьерной лестнице, но в 1936 году был арестован. Примакову припомнили его симпатии к Троцкому и через несколько месяцев пытками выбили признание участия в заговоре. В 1937 году бывший комкор, изломанный морально и физически, был расстрелян в группе Тухачевского.
