Актриса Юлия Ауг в поддержку Райкина: Искусство — это территория свободы

Е. АРТАМОНОВА: Вы активно ведёте странички в соцсетях, следите за новостями, и одна из последних новостей в сфере театра — это резонансное выступление худрука московского театра "Сатирикон" Константина Райкина, который высказался о нарастающей цензуре, о том, что его пугают общественные организации и государство, которое так или иначе давит на театр, — вы тоже это ощущаете на себе?

Ю. АУГ: Меня это тоже очень сильно пугает, я вам честно скажу. На мой взгляд, искусство — это территория свободы. И сейчас я очень часто слышу о том, что вот, государственные деятели, государственные театры ставят спектакли или снимают кино на деньги налогоплательщиков, а мы — такие налогоплательщики, которые не хотим видеть те или иные фильмы или те или иные спектакли на темы.

Полную версию программы "Творцы" с Юлией Ауг слушайте в аудиозаписи.

Е. АРТАМОНОВА: У микрофона Евгения Артамонова, здравствуйте, и у нас в гостях сегодня Юлия Ауг, российская актриса театра и кино, кроме того, ещё и режиссёр. Здравствуйте, Юлия!

Ю. АУГ: Здравствуйте!

Е.А.: Широкую известность вы приобрели после сериала про Екатерину, где сыграли Елизавету Петровну. Новый фильм, который сейчас можно смотреть в кино, — это "Ученик" Кирилла Серебренникова, где вы сыграли мать главного героя. Люди, разбирающиеся в артхаусе и в современном российском кино, познакомились с вашим творчеством после фильма "Овсянки", "Интимные места", "Метаморфозис" и "Прикосновение" и ещё много чего. Что ещё я упустила?

Ю.А.: Нет, не "Прикосновение", а "Прикосновение ветра" — это фильм этого года, он ещё даже не вышел.

Е.А.: Ещё познакомятся?

Ю.А.: Да, ещё познакомятся. "Небесные жёны луговых мари".

Е.А.: Так. Мы должны были с вами встретиться ещё неделю назад, и я вот две недели изучаю вашу биографию и огромное количество работ. Вот ещё, к сожалению, не всё успела посмотреть, но к некоторым уже прикоснулась. Помимо фильмов ещё вы работаете в нескольких спектаклях "Гоголь-центра", и новая работа скоро появится, да?

Ю.А.: Да, у нас 2, 3 и 4 декабря премьера спектакля "Персона" в "Гоголь-центре". В основе лежит сценарий фильма Бергмана "Персона", но это современная адаптация, это про нас, про здесь и сейчас, и автор этой современной адаптации Женя Казачков, а режиссёр — Лера Суркова.

Е.А.: И кроме того, вы режиссёр: спектакль поставили в театре на Таганке, который тоже в ноябре можно будет посмотреть?

Ю.А.: Да. 11 и 25 ноября можно будет посмотреть, и вчера был спектакль "Эльза". Эта "Эльза" — это современная постановка по пьесе Ярославы Пулинович "Земля Эльзы". Да, можно посмотреть в театре на Таганке — покупайте билеты, потому что обычно они раскупаются: у меня такой аншлаговый спектакль получился.

Е.А.: Мы обязательно и об этом поговорим. Я всё к чему, всё пыталась переписать, как-то структурировать, чтобы слушатели, может быть, хоть название фильма вспомнили и ваши работы. Работ много, и некоторые даже параллельно, с нахлёстом друг на друга. Как вы всё успеваете?

Ю.А.:

Вот, например, сегодня я прилетела в три часа ночи со съёмок из Эстонии. Я снимаюсь в эстонском проекте на эстонском языке. С утра я съездила на канал "Культура", снялась в программе, вот сейчас у вас, завтра у меня уже репетиция, а первого числа я улетаю в Шанхай на съёмки.

Е.А.: Да вы что? А в Шанхае что будет?

Ю.А.: В Шанхае снимается сериал, наш, российский, "Зорге". Режиссёр Сергей Гинзбург.

Е.А.: Посмотрим. А когда он выйдет на экраны?

Ю.А.: Кто ж его знает? Мы ещё снимать будем.

Е.А.: Пока только в работе, понятно.

Про работу в питерском ТЮЗе

 Ю.А.: Ещё будем снимать, и после Нового года будем снимать.

Е.А.: То есть актёра кормят ноги — это всё правда, и когда идёшь в эту профессию, нужно понимать, что это неизбежно?

Ю.А.: Когда идёшь в эту профессии, вообще не нужно испытывать никаких романтических вдохновений, я бы так сказала.

Е.А.: Это — работа?

Ю.А.: 

Е.А.: И ты не знаешь, кого ты будешь играть много лет, бывает иногда? Я смотрела вчера одно из ваших интервью, и вы говорите: хочешь или не хочешь, но кто-то должен играть передние ноги коня. Понравилось.

Ю.А.: Это старое-старое интервью. А я ведь действительно работала в санкт-петербургском ТЮЗе десять лет, и действительно, если ты работаешь в репертуарном театре — это я сейчас могу выбирать, играть или не играть.

Е.А.: Но вы сейчас и не работаете ни в одном театре, в труппе вас нет, вы как приглашённая актриса.

Ю.А.: Да. Я не работаю, я приглашённая, поэтому я могу выбирать, играть — не играть. Если мне нравится материал — я это делаю, если нет — нет. А если ты работаешь в репертуарном театре — вот тебя назначили играть три года домики — иди и играй.

Е.А.: Но кто-то, наверное, может сказать, подойти к режиссёру: слушай, я уже больше не могу, — но не все, да?

Ю.А.: Ты можешь это сказать, когда у тебя уже есть определённый опыт, рейтинг, статусность. Пока ты молод, ты должен понимать, что надо пахать, — ты никогда не знаешь, что выстрелит.

Е.А.: Юлия, а к каждому артисту популярность приходит в своё время, нужно просто ждать?

Ю.А.: Ждать совершенно бессмысленно, надо делать, надо работать. Мне кажется, что сидеть и ждать — наверное, ничего не дождёшься.

Е.А.: У вас же как было: много лет работы в ТЮЗе, потом вы решили уйти?

Ю.А.: Я решила уйти вообще из профессии. Я же ушла из профессии: я не снималась — я сейчас вам скажу сколько, — в общем, я не снималась очень долго, и в театре как актриса я восемь лет не выходила на сцену.

Е.А.: Потому что уже не видели, куда дальше?

Ю.А.: Да. Потому что у меня было ощущение, что всё закончилось. В моём развитии закончилось, поймите правильно: не было обиды, не было ощущения "ах, я такая невостребованная" — я была востребованная: я каждый год, служа в санкт-петербургском ТЮЗе, играла главную роль.

И удивительно, я сегодня на канале "Культура" это уже говорила.

Про то, как совмещать в себе одновременно и актрису, и режиссёра

Е.А.: И ещё где-то говорили. Но это неплохо: новые слушатели, новые зрители.

Ю.А.: Да. Я сегодня это уже говорила. Я говорила о том, что мне посчастливилось встретить в своей жизни в нужный момент трёх мужчин: своего мужа — к сожалению, тогда будущего, сейчас уже бывшего, режиссёра, с которым я тогда работала, — это Геннадий Рафаилович Тростянецкий, и Иосифа Леонидовича Райхельгауза, к которому я поступила на курс, потому что мой муж сказал: "Тебе надо переехать в Москву".

Е.А.: И вы ещё три года не соглашались?

Ю.А.: Нет. Это уже как раз был финал. Это был последний из тех трёх лет.

Е.А.: Всё, последний: надо уезжать.

Ю.А.: Вот он сказал: "Всё! Поздно уже потом будет". Геннадий Рафаилович Тростянецкий сказал: "Тебе нужно поступать на режиссуру — ты хорошо придумываешь — это, мне кажется, твоя история". И он сказал, что надо поступать к Иосифу Райхельгаузу. Я приехала в Москву, и Иосиф Райхельгауз во мне что-то увидел, принял меня на курс и дал возможность не только учиться, дал возможность общаться, попасть в эту совсем незнакомую для меня режиссёрскую среду. Благодаря ему я познакомилась с Говорухиным. Благодаря тому что я познакомилась с Говорухиным и мы делали вместе спектакль в Школе современной пьесы, я попала в кино и так далее. То есть путь начинается с первого шага.

Е.А.: И вы сказали, что, для того чтобы стать актрисой, мне понадобилось стать режиссёром, — то есть так вот?

Ю.А.: Да.

Е.А.: А что вы поняли для себя, что открыли для себя в актёрской профессии, с другой стороны посмотрев на это?

Ю.А.: 

Е.А.: Нужно к нему прислушиваться?

Ю.А.: Нужно к нему прислушиваться. И у талантливых актёров очень податливая психика, она тоже умнее головы. Безусловно, надо разбирать роль, и для этого есть замечательный совершенно инструментарий, он не устаревает. Мария Осиповна Кнебель, книга "О действенном анализе пьесы и роли" работает сейчас в любых условиях, в условиях любого театра: современного, не современного — любого, но когда ты выходишь на площадку, нужно пробовать. Нужно пробовать, и меньше всего думать о том, как ты это делаешь: нужно думать, что ты делаешь, для чего ты делаешь, твоё основное желание, твоя мотивация, и вот это мне дала режиссура.

Е.А.: То есть этому не учат в актёрском вузе?

Ю.А.: Я бы не сказала, что не учат, может быть, я просто была плохая ученица.

Е.А.: Нет. А может быть, просто недопонимают — это приходит когда-то?

Ю.А.: А может быть, и недопонимают. Может быть, и недопонимают, но вот когда ты приходишь в режиссуру, ты абсолютно точно это понимаешь. Ты понимаешь, что самое важное — это найти тему. Самое важное — понять мотивацию поступков. Самое важное — понять, чего я добиваюсь, — а тело, твоя природа, твоя органика уже сделает как.

Е.А.: Да. Но это и самое сложное — понять что и почему.

Ю.А.: Но для этого есть режиссёр, который тебе поможет.

Е.А.: О вашей работе в "Гоголь-центре", новом спектакле "Персона" хотела бы узнать. У вас роль, где нужно молчать в основном, правильно я понимаю? Вы выходите и молчите?

Ю.А.: Я играю как раз актрису, которая замолчала.

Е.А.: Что такое молчать для актёра на сцене? Говорят, что это страшно.

Ю.А.: Ну, как страшно? Да, страшно, потому что тебе не за что спрятаться, и это сложно. У меня после репетиций ощущение, что я вагон разгрузила.

Е.А.: Надо как-то оправдывать своё существование на сцене?

Ю.А.: Дело не в этом. Молчание провоцирует, так или иначе, на уход в себя. Ты начинаешь заниматься собой, своими личными проблемами, и ты отстраняешься от того, что происходит на сцене, а ты же не ты в этот момент времени: ты — этот персонаж, который замолчал не потому, что ты замолчала сейчас, а у него для этого есть мотивации, причины, и твой персонаж всё время находится во взаимодействии с партнёрами — это очень сложно. 

Про работу с Кириллом Серебренниковым и про фильм "Ученик"

 Е.А.: Давайте сейчас поговорим о самой известной киноработе — это фильм "Ученик", который сейчас в прокате, фильм Кирилла Серебренникова, поставленный уже после того, как прошёл в театре, — и до сих пор вы играете его в театре?

Ю.А.: Да, он идёт до сих пор в театре.

Е.А.: Я посмотрела фильм, но не смотрела постановку в театре. Чем театральная версия отличается от фильма "Ученик" на большом экране?

Ю.А.: Театральный спектакль называется "(М)ученик", а фильм — "Ученик", и чем отличается — естественно, языком повествования, потому что театр — это, при всей безусловности существования, и Кирилл всё время добивался от нас достоверности, он всё время говорил: "Ребята, как в кино, своими голосами, по-настоящему, вам нужен обязательно партнёр, только с партнёром — без партнёра вообще ничего невозможно". Действительно, очень-очень достоверное, очень разговорное общение, такое принципиально не театральное. При этом при всём это всё равно искусство условное. Ты можешь находиться долгое время в одном пространстве, у тебя может не быть декораций, или декорации — это три доски, которые могут быть столом, кроватью, крестом — из этих же трёх досок потом Вениамин сколачивает крест, учительским столом в учительской. То есть это очень условная, с точки зрения изобразительности, история. 

Е.А.: А почему был выбран Калининград — я, к сожалению, не нашла информацию об этом?

Ю.А.: Почему был выбран Калининград — я думаю, что по нескольким причинам. У меня прямо такого точного ответа нет, я думаю, что лучше бы на этот вопрос ответили Кирилл и продюсеры.

Е.А.: Я понимаю, но по-вашему ощущению?

Ю.А.: Мне кажется, во-первых, в основе и спектакля, и сценария фильма лежит пьеса немецкого драматурга.

Е.А.: И поэтому поближе туда?

Ю.А.: Мариуса фон Майенбурга. А Калининград — это всё-таки Кёнигсберг, и это немецкий город, и что бы ни было, он сохранил в себе обаяние западной культуры — это раз. Два — это история нашего спектакля, потому что пьесу мы очень сильно адаптировали: в немецкой пьесе другие акценты. Но эта история не могла бы произойти в российской глубинке. 

Е.А.: Калининград, мне кажется, не самый религиозный город-миллионник нашей страны.

Ю.А.: Послушаете, это не религиозный фильм, он не про религию. Он про мракобесие, про скрепы, про то, что, к величайшему сожалению, сейчас вера становится, как во времена крестовых походов, щитом для чего угодно. Неправильно сказала. Не вера, а религия. Потому что вера — это личное качество человека, а религия становится охранным щитом для любого поступка, и зачастую — самого страшного.

Е.А.: Подменяются понятия?

Ю.А.: Да. Подменяются понятия.

Е.А.: О работе с Кириллом Серебренниковым хотела бы у вас узнать: как он работает — жёсткий, авторитарный руководитель?

Ю.А.: Нет.

И когда ты оказываешься в его спектакле и в его фильме, от тебя очень много зависит, потому что ты предлагаешь, ты пробуешь. Очень часто Кирилл говорит: "Ребята, я за вас это не сделаю. Я могу только предложить. Идите, пробуйте". И мы идём, пробуем.

Е.А.: То есть вы достаточно свободны в каких-то предложениях, нюансах?

Ю.А.: Конечно. Не достаточно свободны, а очень свободны: ты всё время можешь придумывать, ты всё время можешь приносить, ты всё время можешь пробовать. Другое дело — и я невероятно благодарна за это Кириллу — если ты не можешь справиться с какой-то поставленной задачей, а такое бывает, вот тогда Кирилл найдёт тебе постановочные костыли, на которые ты сможешь опереться и сделать ту или иную сцену.

Е.А.: А вообще, вам, как режиссёру, сложнее стало работать с другими режиссёрами или проще, или вы их больше теперь понимаете?

Ю.А.: Мне очень легко работать с хорошими режиссёрами.

Е.А.: Вопрос в том, какой человек?

Ю.А.: Нет. Дело не в том, какой человек.

 В театре этого не бывает, это бывает на съёмочной площадке. Одно дело, режиссёр молодой — это наоборот, он может чего-то не уметь, но он так сильно хочет, и с ним так интересно именно потому, что он так сильно хочет, что ты можешь предлагать, и вы, опять-таки, делаете вместе. А бывает такое, что встречаются режиссёры, которые не дают тебе возможности делать так, как тебе кажется более точным — я не говорю лучше-хуже, я вообще стараюсь не апеллировать к таким понятиям, — кажется более точным. Он не даёт тебе возможности так сделать, и в то же время он предлагает то, что лично мне кажется: ну, совсем мимо. Но вот он говорит: только так — ну что? Делаю так, как он просит. А какой у меня ещё есть выход? В данный момент я приняла на себя соглашение: я — актриса, соответственно, я выполняю задачу.

Е.А.: А насколько вам сложно было работать с актёрами Театра на Таганке? Вы же поставили спектакль, где главные герои актёры старше вас, и когда вы приходите в такой серьёзный театр, где уже всё идёт по своим правилам, приходит новый режиссёр и говорит: "Ну что, ребята, будем играть вот это". Как вы находили с ними общий язык?

Ю.А.: Чтобы зрители понимали — это далеко не первый мой спектакль, я поставила в общей сложности больше десяти спектаклей, но эти спектакли были поставлены не в Москве, а в провинции — я довольно много ездила и езжу до сих пор, у меня сейчас идут переговоры с пермским театром, у меня сейчас идут переговоры с уфимским театром, у меня сейчас идут переговоры с театром из города Березняки, это Пермский край. То есть это не первый раз.

Так бывает достаточно часто. 

Е.А.: Это вы где-то нашли в регионах?

Ю.А.: Это бывает где угодно. Но в Театре на Таганке у меня была ситуация двоякая. Со мной в спектакле работали актёры, которые уже работали у меня в эскизе.

Е.А.: А что это значит? Это был другой спектакль?

Ю.А.: Да. Это был другой спектакль. В Театре на Таганке есть совершенно замечательный проект, который называется "Репетиции". Проект идёт уже сезон. Для этого приглашаются режиссёры, это лаборатория, просто в Театре на Таганке это называется "Репетиция". Вообще, эти лаборатории проходят по всей стране — я довольно часто езжу на эти лаборатории. Тебе даётся небольшое количество времени, тебе даётся от трёх до десяти дней, и ты за это время делаешь эскиз спектакля. Эскиз спектакля — это не кусочек спектакля, это не одна и две сцены, а это практически полноценный спектакль, который делается в рамках очень короткого времени, в рамках намёка на декорации, стилистику и костюмы, но при этом пьеса и материал очень серьёзно разминаются, и все актёры, которые начинают там первый раз работать на репетиции, они всегда в ужасе, говорят: нет, мы не выучим, мы будем ходить с листочками. В конечном итоге в финале репетиции они все знают текст, и выходят, и всё это делают.

Е.А.: Взбодрить его так, встряхнуть?

Ю.А.: Взбадривает нереально. И вот то, что придумала, точнее, я не могу сказать, что это именно Ира Апексимова придумала, но она это продвинула в своём театре, потому что систему лабораторий придумали давно: Олег Лаевский, театральный деятель, стоит у истоков лабораторий как таковых. Насколько я понимаю, в Театре на Таганке эту идею предложила Лена Груева, театральный критик, но Ира это взяла и мощно продвигает. Каждый месяц в театре выходит несколько эскизов: три, четыре, пять разных эскизов спектаклей — что-то отбирается, берётся в работу и становится спектаклем. Так вот, у меня были актёры, которые со мной уже работали над эскизом спектакля другого, и, перейдя ко мне в "Эльзу", они уже знали, как я работаю. К этому моменту мы уже любили друг друга, и они были моей опорой, но у меня были два совершенно замечательных актёра, и любимовские актёры: Смирнов и Селютина. И вот с ними нужно было договориться.

Е.А.: Притирались, наверное, какое-то время?

Ю.А.: Дело не в притирании. Я специально замедлила речь — я подбирала слово. Действительно, договориться. Что такое договориться? Это очень правильный глагол.

Потому что правильно названное действие позволяет актёру правильно действовать на сцене. Так вот, я не зря говорю договориться. Любимовский театр — театр-представление. Тот спектакль, который делала я, в большей своей части — история о чувствах, и их ни в коем случае нельзя имитировать на сценической площадке, но и проживать до конца и абсолютно тоже не очень возможно. Я не верю сейчас в современном мире в такой театр. Мне кажется, что об этом можно рассказать, то есть некий зазор между актёром и персонажем.

Е.А.: Это не полное слияние такое?

Ю.А.: Да. И когда актёр рассказывает о том, что переживает его персонаж, вот тогда, мне кажется, происходят наиболее точные вещи: я же не умираю прямо здесь, сейчас, на сцене, но я могу рассказать о том, как этот человек умирает, — правильно?

Е.А.: И что можно чувствовать.

Ю.А.: Да. И что можно чувствовать. И вот этот момент договорённости не был сиюминутным.

Е.А.: Но потом вы пришли к общему знаменателю — и всё удачно?

Ю.А.: Мы не просто пришли. Всё действительно удачно. Вчера меня не было в Москве, вчера играли спектакль, мне писали актёры и писал помощник режиссёра Яна, что спектакль прошёл хорошо, что прошёл на ура.

Е.А.: Но вас не было.

Ю.А.: И что меня не хватало, что все большие молодцы, и 11 ноября я уже буду с ними на репетиции, на спектакле. Произошла какая-то совершенно удивительная вещь: Селютина — великая актриса, которая у Любимова играла Медею, — она поверила мне, и она вдруг в какой-то момент начала так интересно пробовать — и она просто рухнула в этот материал.

Про заявление Константина Райкина о цензуре в искусстве

Е.А.: И теперь наши слушатели тоже смогут прийти посмотреть в ближайшее время. Простите, Юлия, мало времени остаётся, но мне нужно ещё много важных вопросов затронуть: вы активно ведёте странички в соцсетях, следите за новостями, и одна из последних новостей в сфере театра — это резонансное выступление худрука московского театра "Сатирикон" Константина Райкина, который высказался о нарастающей цензуре, о том, что его пугают общественные организации и государство, которое так или иначе давит на театр, — вы тоже это ощущаете на себе?

Ю.А.: Меня это тоже очень сильно пугает, я вам честно скажу. Я не могу понять, что делает на свободе до сих пор Энтео, который крушит выставки? Вы меня, конечно, извините, руками Энтео и некоей мифической организации "Офицеры России" можно закрыть выставку, но при этом на той же самой выставке в Манеже, когда Энтео уничтожил работы, которые на выставке выставлялись, он даже штраф за это не понёс. Это нормально? Мне кажется, что это ненормально.

Е.А.: А почему такой общественный резонанс это вызвало — потому что Райкин первый, кто решился сказать о том, о чём все говорили, может быть, шёпотом и друг с другом?

Ю.А.: Почему шёпотом и друг с другом? Не шёпотом и не друг с другом, об этом в своих спектаклях и Кирилл Серебренников говорит, и Константин Богомолов, и Угаров со своим прекрасным "Театром.doc" тоже всё время поднимает социально важные вопросы. Здесь дело в другом. 

Е.А.: Театральных деятелей.

Ю.А.: Да. То есть это некое выступление, которое было произнесено не на личной страничке, не в личном пространстве, а в общественном пространстве. Эти слова были произнесены специально для того, чтобы они были услышаны, потому что пока ты в своей личной страничке высказываешь своё личное мнение, ты остаёшься частным лицом. Как только ты выступил на съезде театральных деятелей, ты становишься лицом общественным.

Е.А.: Если нарушается закон в сфере искусства, чьи-то права ущемляются, то, конечно, нужно это всё судить. На ваш взгляд, как определить, где нарушается закон? И выставка Стёрджеса была — до сих пор идёт разбирательство — никто не знает, было ли там что-то противозаконное или нет. А как это можно определить?

Ю.А.:

И сейчас я очень часто слышу о том, что вот, государственные деятели, государственные театры ставят спектакли или снимают кино на деньги налогоплательщиков, а мы — такие налогоплательщики, которые не хотим видеть те или иные фильмы или те или иные спектакли на темы. Я не знаю о чём. Какие у нас спектакли были запрещены?

Е.А.: Вот я только что открыла, смотрите.

Ю.А.: Какие у нас спектакли?

Е.А.: Пермский "Театр-театр", там "Голубая комната".

Ю.А.: Кстати, пермский "Театр-театр" — эта история мне очень нравится.

Е.А.: Висела там на стене картина.

Ю.А.: Эта история мне очень нравится. Пермский "Театр-театр", как раз театральная общественность поднялась и отстояла Мильграма. Это круто на самом деле.

Е.А.: "Тангейзер"?

Ю.А.: "Тангейзер", да. Я имею в виду "Тангейзер". Пришёл батюшка на спектакль, ему не понравилось оформление, и этот спектакль закрыли — это нормально? Нет. Мне кажется, что это категорически не нормально. В "Ученике" на эту тему есть сцена. Потому что там батюшка в школе тоже об этом говорит, о том, что не надо посещать театры, потому что это сборище бесов. Так вот, батюшка, извините, что батюшка делал на спектакле "Тангейзер", если театр — это сборище бесов? Я, конечно, шучу.

Е.А.: Контролировал.

Ю.А.: Вот именно. Кто контролировал? Я хочу задать вопрос: у нас, по-моему, до сих пор Церковь отделена юридически от государства — что он там контролировал, отделённый от государства деятель? Я тоже налогоплательщик, и я хочу видеть такой спектакль, как "Тангейзер".

Е.А.: То есть, на ваш взгляд, должно быть так: людей должны предупреждать, что там те или иные сцены, которые могут кого-то задеть, но человек сам выбирает?

Ю.А.: Конечно. Я в Тобольске сделала спектакль по пьесе Ярославы Пулинович, в котором есть ненормативная лексика. В афише указывается, что спектакль "18+" и содержит ненормативную лексику, и дальше зритель приходит и понимает: я не хочу идти на этот спектакль, потому что меня не устраивает, что говорят со сцены. Другой зритель приходит и смотрит.

Е.А.: О! Это как раз для меня!

Ю.А.: Это как раз для меня — я хочу это посмотреть. 

Е.А.: Юлия, к сожалению, 45 минут наши пролетели как-то молниеносно, я даже половину вопросов не успела задать, но я надеюсь, что вы придёте к нам ещё. Спасибо! Юлия Ауг, российская актриса театра и кино, режиссёр, была у нас в гостях.