Джок Стёрджес: Мои работы никогда не обливали мочой

Здравствуйте, мистер Стёрджес. Вы, наверное, в курсе текущей ситуации с закрытием выставки в России.

(по-русски) Конечно.

Что вы чувствуете по этому поводу?

Я очень расстроен. И очень удивлён, потому что мои работы показывались по всему миру многие сотни раз — в музеях и галереях. Ничего подобного никогда не случалось. Ни разу.

Если бы вы могли сейчас напрямую обратиться к официальным лицам, принявшим решение о закрытии выставки, что бы вы им сказали?

Я бы сказал, что, с одной стороны, я понимаю их осторожность и желание защищать права детей. Против этого я ничего не имею. Если у них были ко мне вопросы, они могли бы их задать, и я бы им ответил.

С другой стороны, я надеюсь, что они изучат мои работы и поймут, что моё творчество имеет хорошую репутацию в культурном обществе не без причин. И, как только они это сделают, они смогут решить, что выставка была абсолютно безвредной и даже полезной.

Как так получилось, что во всём мире ваши работы имеют успех, а в России получился скандал?

Честно говоря, для меня это загадка. Я считаю, русские люди уже давно славятся тем, что любят искусство, защищают его и продвигают больше, чем любая страна в мире. У Большого театра лучшая балетная труппа в мире, это даже не обсуждается. Русские так ценят и любят искусство, что самое страшное оскорбление в России — "некультурный" (произносит слово по-русски). И я очень удивлён происходящим, правда. Это совсем не похоже на Россию, я такого совсем не ожидал.

Простите, что пересказываю вам вашу же биографию, но похожие истории случались с вами и раньше. Я говорю об инцидентах в 1990 и 1994 году, когда вас сначала преследовало ФБР, а затем за ваши книги судили сеть магазинов Barnes & Noble. А теперь вот инцидент в России. Смотрите, мы изучили графики поисковой активности за последние годы, и, получается, что каждый раз, когда вас пытаются осудить или запретить ваше творчество, ваша популярность резко взлетает вверх. Почему так получается?

Я думаю, это случайность. Или кого-то очень воображение подводит, не знаю. В 90-х в США происходили так называемые культурные войны (конфликт между традиционалистами-консерваторами и либералами в искусстве США 90-х годов. — Прим. Лайфа). Их до сих пор изучают, кстати, но там жертвой нападок был не только я, но и другие деятели культуры: рэп-артисты, чьи тексты кому-то не нравились, другие фотографы, например Салли Манн, которую я считаю лучшим фотохудожником из ныне живущих.

Это была такая развёрнутая попытка нашего христианского правого крыла получить политический капитал, нападая на культуру. Но ничего не сработало. Мне ни разу не выдвигали никаких официальных обвинений. Один раз мне понадобилось защищаться перед судом присяжных, но в итоге все признали, что мои работы — предметы искусства.

Некоторые люди очень бурно реагируют на ваши работы. На закрытии выставки один мужчина вообще облил одну из ваших фотографий мочой. Что-нибудь подобное происходило в США с вами или вашими работами?

Нигде и никогда. Со мной такого никогда не случалось. Мужчина, который вылил банку мочи, — безумец. Я уверен, что русские так себя не ведут. Я проводил лекцию в выставочном зале, где располагалась экспозиция на открытии выставки. Это был чудесный вечер, полный общения с заинтересованной и очень образованной русской публикой. Это была лучшая лекция "вопрос — ответ", которую я когда-либо проводил. И я покидал Россию, чувствуя тепло. Всё прошло хорошо, мероприятие было организовано потрясающе. Это был крайне позитивный опыт для меня. И вот поэтому я так удивлён.

У меня до сих пор на руках виза, выданная мне российским правительством на три года. Мероприятие было внесено в списки на сайте Министерства культуры, так что то, что я буду здесь, ни для кого в России секретом не было. И что выставка будет — тоже. В письмах, которые мы отправляли, мы доходчиво и подробно объясняли, что это будет за выставка.

Я не был до этого в России 40 лет. Я был так впечатлён этим визитом, так впечатлён переменами, которые произошли с этим городом, теперь это живой, современный, важный город. А 40 лет назад, во времена холодной войны, люди боялись друг друга, боялись навредить самим себе или сказать что-нибудь не то. Ну, про крайней мере, мне как иностранцу так показалось.

Никогда не думали бросить фотографию? Или начать фотографировать, например, животных — они и так голые, хотя бы никто злиться не будет.

Прошло 26 лет с последнего момента, когда у меня были проблемы с законом в США. Моя жизнь была очень-очень спокойной. Этот случай был полной неожиданностью. Все тут знают, чем я занимаюсь. Мои фотографии выставляют ключевые музеи. Кстати, хотите расскажу историю?

Разумеется, давайте!

Когда я был в России давным-давно, я был вожатым небольшой группы студентов колледжа. И на пути нашего путешествия мы оказались в Ленинграде, который теперь Санкт-Петербург, и у нас были билеты в театр на всю группу. Но две девушки-студентки решили пойти сделать себе маникюр. Они были, как вы понимаете, "некультурные" (произносит по-русски). Мы пошли на спектакль. И, перед тем как войти в театр, мы увидели людей, которые пытались купить себе билет. Они стояли на улице и надеялись попасть внутрь. Я поднял наши свободные два билета и спросил: "Кто-нибудь хочет пойти с нами?" И на нас так разозлились! В толпе нам сказали: "К билетам в театр нельзя так относиться! Вы хотя бы примерно представляете, насколько они важны и ценны для нас? А вы относитесь к ним как к бумаге. Это оскорбительно". И они были правы. Абсолютно правы. И я тогда многое понял. Я понял, насколько русским людям важна культура. Всем и каждому.

И тот факт, что в этом случае, с выставкой, культура сработала совсем иначе, был для меня большой неожиданностью. Мне кажется, что это результат влияния маленькой группы людей, которые ведут себя как провокаторы.

Расскажите, пожалуйста, ваши дети появлялись на ваших фотографиях? Говорят, что вы снимаете свою приёмную дочь и не фотографируете для выставок родную. Это правда?

Я работаю с двумя своими детьми. Это мои крестницы, не приёмные дети.

И вы показываете фотографии своих крестниц на выставках, верно?

Время от времени, да.

А родные дочери?

Я их тоже фотографирую.

Это действительно так?

Да. Конечно. Послушайте, я вам вот что расскажу: мои натурщицы не подписывают модельные соглашения (отказ от права на фотографию и передача всех прав на её размещение автору. — Прим. Лайфа), которые позволили бы мне свободно распоряжаться фотографиями. Каждый фотограф подписывает такие документы, но только не я. Почему? Я фотографирую людей на протяжении всей их жизни и постоянно нахожусь в контакте со своими моделями.

Я каждый раз спрашиваю разрешения на размещение фотографии. Всегда, когда у меня планируется выставка, когда журнал хочет напечатать какой-то снимок. Снова и снова. Некоторые из натурщиц говорят: "Джок, ты уже столько раз звонил, я же всегда соглашаюсь, можешь больше не звонить, не волнуйся". А я отвечаю: "Нет, я всё равно каждый раз буду звонить и проверять, потому что я не знаю, какие перемены могут случиться у тебя в жизни".

Ого. Это очень неожиданно слышать.

Есть вещь ещё поважнее: многие люди на моих фотографиях — это дети тех, кого я когда-то снимал ещё ребёнком. Если бы кто-то из них чувствовал себя уязвлённым или обиженным, они не позволили бы мне снимать своих детей. Но они просто приводят ко мне своих детей, потому что им нравятся мои фотографии. А в некоторых случаях я работаю аж с тремя поколениями одной и той же семьи. Я фотографирую детей детей детей и так далее. И у меня каждый раз очень долгие дружеские отношения с людьми и семьями, которых я снимаю. И я не так много людей фотографирую, может быть, 20—25 семей. И это, как правило, одни и те же дети раз за разом. А потом, когда они вырастают, я фотографирую их детей. Я делаю даже не фотографии, а истории жизни.

Вот, например, Фэнни, моя крестница. Это та самая девушка, которую я снял, когда ей было 10 лет, с руками за спиной. Фэнни сама меня попросила, ей было 10, а её мать умерла за три месяца до этого. Ей было очень грустно всё лето. Она сказала: "Сфотографируй меня, как будто у меня крылья как у ангела, чтобы мама на небе увидела, что я помню о ней".

Вот годы спустя я фотографировал Фэнни, беременную первенцем, и прошлым летом как-то снимал её вместе с годовалым малышом. Этот вот портрет я снял за день до того, как я покидал Францию несколько недель назад. Она подошла и попрощалась. Посмотрите на её силу и уверенность! Да, она голая, но последнее, что я вижу в фотографии, — это эротику. Взгляд скользит по ней, но останавливается на лице. Очень трудно отвернуться. Вот это мне нравится больше всего в моём деле. Я вижу, кто она на самом деле, её природу.

Поэтому мою выставку и назвали "Без смущения". Что же, интересно, так тревожит некоторых людей в идее жить без смущения?

Скажите, из-за этой ситуации у вас будут проблемы на родине в Штатах?

Нет, с чего бы? То, чем я занимаюсь, здесь вполне легально.

Мне, честно говоря, не очень нравится такая известность. В основном потому, что многие из высказывающихся ни разу не видели выставку. Они не знают о моих работах ничего. Теперь критики часто вспоминают мои проблемы с законом в 1990 году и то, как я стал всемирно известным именно из-за них, став этаким "плохим мальчиком" от фотографии. И что мои работы не очень-то хороши, я просто получаю дивиденды со скандальной известности.

И из-за этого я теперь не могу наслаждаться своими успехами, когда их добиваюсь. Мне трудно отличить истинных поклонников от тех, кто просто пришёл "за скандалами".

Но на всякий случай скажу ещё раз: ни один человек не пострадал и никогда не пострадает из-за того, что я его снимал.