Это вы ещё 37-го не видели

Начнём с того, что человеку, мало-мальски знакомому с историей, хорошо известно, что репрессии в 1937 году не начались, а практически уже закончились, причём закончились арестом главных идеологов этих самых репрессий — Ежова (арестован в 1939 г.) и Ягоды (арестован в 1937 г.). За сделанное виновники "перегибов на местах" ответили сполна.

И чем были на самом деле те репрессии? Помимо пострадавших от них справедливо они же отметились и максимальной несправедливостью, той самой, когда и отец был в ответе за сына, и сын за отца, и дети рождались в лагерях и ссылках. Как, напомните мне, сегодня поживает семья Никиты Белых или Гайзера, или Слободина, или того же самого Улюкаева? Касается ли их новый 37-й?

Сегодня речь идёт не об оперативных судах "троек". Следователи и опера обкладываются бумажками с ног до головы, чтобы к ним никто не мог придраться. Или против Анатолия Сердюкова были развёрнуты репрессии? Ах, ну да, извините, он не ваш, не либерал, против него как раз следовало бы. Ну, давайте тогда возьмём Навального всеми обожаемого. Его, дурного, даже от домашнего ареста освободили: "Кутите, Алексей".

Постоянные непрекращающиеся завывания о возвращении 1937 года девальвируют идеологическую и смысловую ценность реальных репрессий тех лет, она, благодаря вашим сравнениям, истирается и становится незначительной. Что молодёжь, настоящая, которая не интересуется политикой и историей, а интересуется музыкой, вечеринками, компьютерами и телефонами, будет знать о 1937 годе? Что это было как в 2016-м? Это когда Васильева на своей квартире стокомнатной клипы про тапочки снимает? Ну, нельзя сказать, что это прям страшно-страшно. Не то чтобы приятно, конечно, но в целом пережить можно. Вы им именно об этом рассказываете, вашими спекулятивными аналогиями.

Или репрессии — это когда Чичваркину приходится переезжать в Лондон и открывать там винный бутик? А, нет, репрессии — это когда сумасшедший Полонский годами в Таиланде сбрасывает местных моряков в море со своей яхты? Возможно, репрессии — это как у Ходорковского, который выходит из тюрьмы полным сил и сочиняет в России какие-то новые политические движения, не опасаясь ледоруба?

Нет, дорогие друзья, хотя, конечно, вовсе не друзья. Репрессии, те самые, сталинские, — это несправедливость, подлость, повальное стукачество, предательство и очень-очень Крайний Север. Да, потом, стараниями всяких, скажем мягко, недобросовестных авторов вроде Солженицына их масштаб был неимоверно раздут, ужасы преувеличены и утрированы, а все заключённые, включая вполне обыденных уголовников, записаны в жертвы режима. Но Солженицын эту шкатулочку лишь приоткрыл, достал себе из неё Нобелевку и добротный дом в Канаде, да и успокоился. Вы, сидя в Москве, совсем в другие уже времена, крышечку со шкатулки снесли вовсе, погрузили в неё огромный шланг и через него прокачиваете кубометры чуши и тонны бреда. И исключительно благодаря этим усилиям само слово "репрессии" начинает приобретать в понимании обычного человека какие-то положительные черты, совершенно избавившись от негатива, который, вообще-то, при разговоре про репрессии необходим.

Что означают мои слова в практическом смысле? В практическом смысле они означают, что сравнение сегодняшних процессов с репрессиями 1937 года, во-первых, некорректно, во-вторых, упрощает отношение общества к репрессиям как таковым, в-третьих, даёт повод усомниться во вреде репрессий.

А что означают аресты и задержания улюкаевых, белых, гайзеров и так далее? Они означают, что наши чиновники высшего ранга, уличённые в превышении полномочий, или в коррупции, или в воровстве, или в иных нарушениях закона, всё ещё не умеют, как в Европе, самостоятельно уходить в отставку и посыпать голову пеплом и государство вынуждено им помогать. Причём помогать достаточно гуманно и корректно, без перегибов. Иначе не научатся.