Почему именно Сталинград переломил Вторую мировую?

В советское время было модно говорить: "Всё дальше в прошлое уходят от нас дни тех памятных сражений". Сегодня они ушли от нас так далеко, что "ТВ-Звезда", рупор Министерства обороны, сообщает нам: "Битва унесла жизни почти двух миллионов человек. Это известный факт, что в среднем за сутки гибло 6000 красноармейцев".

Как мы видим, прошлое, о котором сообщает Минобороны, так далеко, что это уже не наше прошлое, а какое-то другое, не имеющее никакого отношения к Великой Отечественной. В реальной жизни за 200 суток Сталинградской битвы Красная Армия понесла общие потери в 1 130 000, из них 479 тысяч — убитыми и пленными, а остальные — ранеными. Погибших было треть миллиона — в 3,5 раза меньше, чем сообщает "Звезда".

Это значит, что битва из исторического события становится мифом, а потом и анекдотов понасочиняют. Не сегодня завтра Минобороны сообщит: "Это известный факт, что в среднем за сутки там гибло 6 000 000 красноармейцев". Пока мы окончательно не забыли свою историю, самое время разобраться: чем была битва на Волге для хода и исхода Второй мировой.

Распространённый миф гласит: "По каналам нашей разведки было достоверно известно, что если немцы берут Сталинград, то в войну на стороне нацистской Германии тут же вступают Япония и Турция. Тогда для нас это два новых фронта". Увы, на каких-либо документах он не основан. На практике в июне 1942 года Япония понесла тяжелейшее поражение под Мидуэем и даже против США могла вести лишь стратегическую оборону. Стране, задыхавшейся от дефицита топлива, было физически не потянуть ещё один театр военных действий.

Турция же не была настолько слепой, чтобы лезть в войну с нами вне зависимости от взятия или удержания какого-то конкретного города. Напротив, её посол подбадривал советских партнёров, отмечая, что хотя война продлится несколько лет, СССР её несомненно выиграет в силу большей возможности к ведению долгосрочной войны в сравнении с Германией. Никакого желания подставлять голову под топор, ввязываясь в войну с будущим победителем, турки не испытывали. Тем более, что в прошлую мировую войну Россию они недооценили, а Германию переоценили, из-за чего Турция потерпела национальную катастрофу, в ходе которой её территория сократилась в несколько раз.

Куда больше турков занимали не отсутствовавшие у них планы нападения на СССР, а угроза советского нападения на Турцию. Когда СССР, в самый тяжёлый для него период войны, атаковал и оккупировал Иран (совместно с Британией), советские дипломаты, чувствуя сильнейшее турецкое беспокойство, были вынуждены успокаивать их.

"Советский посол в Турции т. Виноградов С.А. посетил министра иностранных дел Турции г. Сараджоглу и по поручению Советского правительства сделал ему сообщение следующего содержания: "Советское правительство... заверяет Турецкое правительство, что оно не имеет никаких агрессивных намерений и притязаний в отношении Проливов. Советское правительство, так же как и Британское правительство, готово скрупулёзно уважать территориальную неприкосновенность Турецкой Республики". Тут уж не до нападения — самим бы не оказаться под советской оккупацией.

Часто говорят, что после захвата города на Волге бакинская нефть перестала бы достигать Москвы. Конечно же, это не так. Немцы вышли к Волге 23 августа 1942 года, и с этого дня ни одна баржа с нефтью не прошла на север — её бы просто утопили. СССР пользовался круговым маршрутом перевозки нефти через Среднюю Азию, но он был вполне приемлемым. Самому Кавказу захват немцами не угрожал: трудный горный рельеф плюс сопротивление советских войск сделали продвижение там нереальным для немцев ещё до того, как их остановили под Сталинградом.

Как мы уже отмечали, до битвы под Москвой безвозвратные советские потери в 14 раз превосходили немецкие. Обороняя столицу, советским войскам под командованием Жукова удалось резко переломить соотношение потерь — оно приблизилось к единице. Однако весной-летом 1942 года характер военных действий снова изменился.

Немцы ударили на юге — там, где командующие фронтами с советской стороны были ниже качеством. Поэтому Красная Армия на юге понесла несколько катастрофических поражений. Например, за 27 суток летней Воронежско-Ворошиловградской стратегической оборонительной операции мы потеряли 371 тысячу убитыми и пленными, а также 2436 танков. Это по 13 723 человек и по 90 танков в день.

Советский Союз не мог продолжать воевать с такими потерями. СССР производил всего лишь 70 танков в сутки, и за войну в среднем безвозвратно терял 7,5 тысячи военнослужащих в сутки. Терять по 14 тысяч в день для него означало остаться без пригодной для службы по возрасту живой силы. Без людей и танков много не навоюешь.

Стало ясно, что надо исправлять ситуацию. Москва не могла везде поставить по адекватному командующему фронтом — она просто не заготовила их в нужных количествах. Как верно подметил историк Исаев, "одной из проблем Красной армии... было то, что Г. К. Жукова нельзя было клонировать и поставить дубли во главе каждой дивизии и армии". Но что-то делать было нужно. Самым рациональным решением было бы вырвать у немцев из рук стратегическую инициативу, лишить их возможности планомерно проводить наступления, пользуясь слабыми местами РККА — теми частями фронта, на которых наши командующие фронтами были качественно слабее.

Но перейти в успешное наступление оказалось очень сложно. Систематические попытки наносить контрудары к северу от Сталинграда — с тем, чтобы срезать немецкий клин, протянувшийся к Волге, вели только к большим потерям, но не к прорыву немецких позиций. Весь сентябрь и октябрь Красная Армия несла под Сталинградом основные потери не в самом городе, где 62-я армия воевала как раз вполне разумно, а к северу от него — непрерывно пытаясь наносить контрудары. Немцы же, напротив, несли основные потери в Сталинграде, где наступали на умело руководимую 62-ю армию, а к северу от города потерь у них было заметно меньше.

Как отмечают в своих мемуарах и Жуков и тогдашний начальник Генерального штаба Василевский, в конечном счёте стало ясно, что нужно иное решение — вместо того чтобы бить по немецким частям, ударить по их флангам, прикрытым румынами. По качеству командных кадров румыны отставали от советских войск сильнее, чем те от немецких. Было решено сосредоточить большие силы справа и слева немецкого кулака под Сталинградом, ударить по румынским флангам и за счёт этого добиться окружения и уничтожения 6-й армии за считанные недели (план "Уран"). После этого предполагалось ударить от Сталинграда и севернее — по итальянским позициям. Удар на широком фронте должен был окружить немецкую группу армий "А" на Кавказе.

После её ликвидации южный фланг немецкого фронта остался бы оголённым — на нём не было других серьёзных сил, способных остановить советское наступление. В принципе, в ту зимнюю кампанию Красная Армия могла начать бои за освобождение Украины, и, как мы увидим ниже, это даже удалось осуществить — хотя и не так, как задумывалось.

Этот план только выглядит лёгким. В действительности в нём заключались колоссальные сложности. Нужно незаметно сосредоточить в открытой степи крупные силы — узнай о них противник, он подкрепил бы малопригодные на войне румынские части немецкими резервами, и окружение сорвалось бы. К чести РККА, ей удалось накопить силы довольно скрытно — немцы ожидали ударов к северу от города на Волге, но куда меньшей силы. К югу серьёзные удары не ожидались вовсе. Поэтому и там, и там румыны не были подкреплены немецкими резервами, и советский удар 19-20 ноября привёл к окружению 6-й армии. Казалось, сбылась мечта вырвать инициативу из рук немцев и наступать самим, не давая пользоваться нашими слабыми местами.

При всей огромной тщательности и продуманности приготовлений, отдельные ошибки советская сторона всё же допустила. Кроме двух фланговых ударов по 6-й армии сквозь позиции румын был ещё один удар в центре — вдоль Дона, на рассечение армии Паулюса. Его наметили через немецкие позиции. Как и следовало ожидать, исходя из опыта боёв, прорвать их не получилось. Более рационально было бы использовать силы, брошенные на этот удар, для удара вдоль Дона с тыла — зайдя туда через румынские фланги. Однако на практике этого сделано не было, отчего блокировать переправы через Дон и расчленить 6-ю армию не удалось. Её ликвидация "одним куском" заняла 2,5 месяца вместо считанных недель.

Мы уже писали о том, к чему это привело: план ударить на Ростов и окружить кавказскую группировку немцев так и не был реализован. И всё же, даже выполненная часть советских планов имела огромный эффект. Окружённые части Паулюса начитывали 248 тысяч человек, из них лишь 25 тысяч раненых эвакуировали из "котла" по воздуху — более 220 тысяч были убиты или пленены. Да, среди них было 19 тысяч русских ("хиви") и немного румын, но даже с учётом этого безвозвратные потери 6-й армии почти достигли 200 тысяч человек.

Для сравнения напомним: за всю войну немцы потеряли на Востоке не более четырёх миллионов убитыми. А за всё лето 1941 года, например, они потеряли безвозвратно не более 220 тысяч человек.

Неплохое представление об огромном ударе, которым стал Сталинград для немецкой армии, даёт список потерь немецких генералов в войне на Востоке. В 1941–1942 годах убитых и пропавших среди них было всего 29, пленных — ноль. Красная Армия за то же время только пленными потеряла 70 генералов, 137 погибло в боях и ещё 48 были расстреляны по указанию начальства (итого 255).

Под Сталинградом в плен были взяты 23 генерала, ещё один погиб в бою и два застрелились, не желая сдаваться. В этом отношении одно сражение принесло столько же, сколько весь период 1941–1942 годов. После Сталинграда в 1943 году пленных генералов противника мы не видели — 29 погибли в боях и пропали без вести. Опять-таки получается, что одно сражение по потерям немецкого высшего командного состава примерно равно всем остальным боям 1943 года.

Не менее важно и то, что после Сталинграда именно Красная Армия диктовала, где будут идти боевые действия, а немцы пытались восстановить нарушенное равновесие, затыкая дыры на фронте свежими резервами. Так же, как это было с нами в 1941 году и летом 1942 года, получалось у них плохо. Резервы не могли закрыть огромные дыры, оставленные после уничтожения итальянской, двух румынских, одной венгерской и одной немецкой армий. Все они оставили зияющие дыры общей длиной около тысячи километров.

Поэтому выдвинутые противником резервы часто "висели" в пустоте — справа и слева у них никого не было. Советские войска начинали их обходить, и здесь опыт и подготовка немцев уже не могли им помочь остановить советские войска. Вермахт хорошо сражался, пока сражение протекало упорядочено, на заранее подготовленных линиях обороны. После Сталинграда на южной половине Восточного фронта воцарился хаос, в котором советские подвижные соединения часто громили подходящие резервы с ходу, не развернувшимися и не успевшими создать даже простейших полевых линий обороны. В итоге уже 16 февраля советские войска заняли Харьков. Начать 19 ноября на нижней Волге и меньше чем за три месяца добраться до Восточной Украины — это крупный успех.

Без внезапного и сильного удара под Сталинградом разрушить упорядоченную немецкую оборону на юге не получилось бы.

К сожалению, удержать инициативу нам не удалось. Харьковская наступательная операция, начавшаяся 2 февраля 1943 года, была остановлена контрударом Манштейна. Нельзя сказать, что успех Манштейна был вызван только его собственными полководческими способностями. Хотя они несомненны, но под Сталинградом ровно такой же контрудар у него не вышел. Жуков — в той, естественно, версии его мемуаров, которая так никогда и не пойдёт в печать — прямо считал, что успех немецкого контрудара обеспечили исключительно наши собственные ошибки.

Георгий Константинович так прямо и написал: "Командующий фронтом... Голиков, потеряв чувство реальности и, крайне плохо управляя войсками, не сумел своевременно принять правильное решение, чем и воспользовался противник". Военачальник знал, о чём говорил — Ставка бросила его на это направление взамен Голикова, и ему пришлось исправлять сделанное. Попросту говоря, Голиков проспал немецкий контрудар, интерпретировав приготовления к нему (о которых сообщила фронтовая разведка) как подготовку немцев к ещё более быстрому отступлению. В итоге немцы 14 марта отбили Харьков.

Остаётся заметить, что эта характеристика недоступна в тех "мемуарах Жукова" (с политкорректными правками), что продаются в наших магазинах. Как ни жаль, но сегодня, через 75 лет после этих событий, первая и настоящая версия его мемуаров с его честной оценкой случившегося так и остаётся никому не нужной и не изданной. Крайне своеобразно у нас понимают изучение истории Великой Отечественной войны. Завышать советские потери в 3-4 раза Минобороны может, а опубликовать, наконец, то, что было написано бывшим министром обороны аж в 60-х годах — не может, руки не доходят. Будем надеяться, что, быть может, если не в XXII, то хотя бы в XXIII веке ситуация всё же изменится. Если, конечно, нам очень повезёт.

Итак, даже крупный успех, резко переломивший ситуацию на фронте, не может компенсировать сразу все проблемы с высшим командным составом. Голикова, само собой, сняли, как сняли за провал "Марса" и Конева, но толку чуть. Подбирать кадры — сложное занятие, поэтому товарищ Сталин в конечном счёте плюнул и летом того же года назначил Конева командиром фронта снова — авось когда-нибудь да научится воевать. С Голиковым же решили судьбу не испытывать и назначили его на направление, которое завалить уже нельзя — заместителем наркома обороны по кадрам. В чувстве юмора Сталину с этим назначением отказать сложно.

Сравнивая Сталинград с двумя другими крупными сражениями 1941–1943 годов, легко заметить, что их значение для исхода войны сильно различается. Под Москвой удалось в первый раз остановить блицкриг — и важность этого события трудно переоценить. Но для полноценного наступления на измотанного противника просто не хватало сил, уж слишком быстро Вермахт уничтожал части Красной Армии до октября 1941 года, пока мы не заменили командование на московском направлении на более адекватное.

В итоге наступление под Москвой под нажимом требовавшего активных действий Сталина выродилось в "толкание", кровавые позиционные бои "за домик лесника", "за безымянную высоту". И здесь проблемы с подготовкой командного состава в тактическом звене сказались остро и больно. 412 тысяч безвозвратных потерь с 7 декабря 1941 года по 20 апреля 1942 года означали, что за ту зиму Красная Армия потеряла слишком много. Летом 1942 года ей было трудно вести полноценные наступательные операции и на западном направлении. Немецкие потери убитыми и пленными здесь были в разы меньше.

Сталинградская наступательная операция принесла нам 155 тысяч человек безвозвратных потерь Красной Армии и более двухсот тысяч безвозвратных потерь у немцев, не считая румын и других эрзац-частей. Это отличное соотношение потерь, с учётом того колоссального удара по качеству нашей армии, что нанёс Вермахт в 1941–1942 году, буквально выкосив довоенный командный состав низшего звена. Его удалось получить только потому, что было принято неординарное "иное решение" — бить по уязвимым местам противника, его малочисленности, заставляющей использовать на флангах эрзац-солдат из стран-сателлитов.

Курская битва, к сожалению, в стратегическом смысле не нащупала у противника слабых мест. Наступление велось там, где у него были основные силы. Поэтому оно вышло кровавым и далеко не таким быстрым, как в ноябре 1942 — феврале 1943 года. Безвозвратно под Курском мы потеряли четверть миллиона человек, немецкие потери здесь в два с лишним раза меньше наших. Как мы видим, ситуация по потерям больше похожа на наступление под Москвой — свои больше вражеских — чем под Сталинградом, где всё было наоборот.

Роль Курской битвы скорее в том, что противник после неё перестал наступать, поняв, что успешные внезапные удары кончились — командный состав Красной Армии, наконец, научился их "видеть" заранее. А без внезапности больших успехов не бывает даже у самых сильных ударов. Заслуга Красной Армии и её лидеров на сталинградском переломе 1942–1943 годов была в том, что они это поняли и осознанно этой внезапности добивались. Наградой за это и стала беспрецедентная по значимости победа, равной которой в истории Второй мировой не найти.