Сокращённая наука. Когда в России появятся новые нобелевские лауреаты

Российская наука уже около 10 лет робко стоит в сторонке. С 2006 года российские учёные лишь однажды были удостоены Нобелевской премии. В 2010 году физики Константин Новосёлов и Андрей Гейм получили заветную награду по физике. Правда, ни один из гениев всей душой Отечеству не принадлежал. Оба — выпускники Московского физико-технического института — уехали за рубеж. Там они и трудились, прежде чем получить мировую известность. И вроде бы признали все, что лауреаты — россияне, но будем откровенны... Это не наша победа. 

К неудовольствию многих помнящих "советскую школу", большинство нобелевских медалей ушло за десяток лет американцам (53 лауреата). И учёные США собирают награды с заметным отрывом от других представителей мировой науки. 

1 августа 2016 года российское общество привело в ужас сообщение в СМИ — Министерство образования и науки уменьшит количество бюджетных мест в вузах на 40% и уволит тысячи учёных. Разгорелся скандал, после чего ведомство опровергло такую информацию. 

В каждой "шутке" есть доля правды. Может, всё-таки разговоры о сокращении научных работников были оправданы?  

Как рассказали в самом научном сообществе Лайфу, российские учёные действительно уступают зарубежным коллегам — на их работы опирается не так много исследователей, их статьи редко печатаются в ведущих научных журналах, а премий у них меньше, чем у "необразованных" (как некоторые считают) американцев в разы.  Всего, по разным оценкам, в России работает около 1 млн учёных, среди которых отнюдь не только преподаватели вузов.

Само понятие "учёный" не всегда правильно трактуется. Расхожее равенство — преподаватель вуза и ученый — ошибочно. Как пояснили в РАН, деятели науки — специалисты, у которых прописана в должности "научная работа" (не у всех преподавателей есть такие компетенции).

Наука просит помощи

Президент Российской академии наук (РАН) Владимир Фортов подтвердил, что сегодня российская наука находится в состоянии кризиса.

— Денег на науку отпускается явно недостаточно. На неё сегодня выделяется 1,14% ВВП. А у стран, которые демонстрируют научный рост, эта цифра находится на уровне 2—3%, — подчеркнул Фортов. — В прошлом наука выдавала совершенно выдающиеся достижения в различных областях, а сегодня находится в подвешенном состоянии. 

При этом, как рассказал глава РАН, избытка учёных у нас нет. Россия даже несколько отстаёт.

— По этому параметру мы находимся на 26-м месте в мире. У нас есть очень сильная школа, которая признана в мире. Но в целом — и по количеству публикаций тоже — мы теряем позиции. Наша цель — вернуться к достойным показателям. Оставлять науку в нынешнем положении нельзя.

Главный научный сотрудник РАН института теоретической физики им. Л.Д. Ландау Алексей Старобинский сказал, что о сокращениях в научной среде слышал, однако непонятно, как оно будет происходить: либо ставки учёным урежут или поделят на несколько сотрудников, либо в открытую отнимут.

Несмотря на то, что, как отметил учёный, в РАН ("по статистическим данным") профессиональных учёных около 50 тысяч, до уровня науки СССР нам далеко.

 —  Я бы оценил вклад российской науки в 5—10% от мирового. Обращаю внимание, что это выше уровня финансирования в разы.

Заместитель председателя комитета Госдумы по образованию Владимир Бурматов рассказал, что ещё до появления в СМИ информации о сокращениях в науке в правительстве уже шли об этом разговоры.

— Самое опасное, что делает Министерство образования — вмешивается в сферы, в которых не разбирается. Так вышло, что нынешние чиновники не являются профессионалами в области образования. И все их действия имеют хаотичный, непродуманный и не стратегический характер. Сколько делалось и отменялось, заявлялось, потом дезавуировалось… Даже идея о сокращении учёных была. Это подтверждает Фортов (президент РАН. — Прим. Лайфа). В прошлом году о сокращении мест заявляло Министерство финансов, две недели назад Голодец (заявила, что 65% россиян не нуждаются в высшем образовании. Она объяснила это повышением качества средне-специального образования, которое сделает многие профессии доступнее. — Прим. Лайфа), сейчас это заявило Министерство образования. Видимо, когда замечают, что реакция негативная — берут свои слова назад. А если бы не было негативной реакции? — говорит Бурматов. 

Где хранители "нобеля"? 

Профессор РАН Сергей Варфоломеев, единственный ученик Нобелевского лауреата в области химии Николая Семёнова, рассказал, что уровень науки в стране средний, а всё потому, что "20 лет науку практически не финансировали".

— В 1991—2010 годы уровень финансирования был таков, что люди с трудом получали заработную плату в тех же самых академических институтах, университетах. 20 лет — это очень большой период времени, поэтому молодёжь уехала. Кто не уехал — работал как мог, и за это им надо сказать большое спасибо, потому как именно сохранили науку. Учёных у нас хватает, не хватает — молодых и талантливых.

Профессор всероссийского научно-исследовательского института растениеводства имени Н.И. Вавилова Николай Дзюбенко объяснил, что престижные премии — это ещё и политика. 

— Чтобы вырастить нобелевского лауреата, государство должно финансировать исследования на самом высоком уровне. В советское время окончить академию и учиться в аспирантуре было сверхъестественным — пилотаж высшего уровня. В настоящее время престиж в науке не общий, а по отдельным направлениям. Если смотреть по возрастному цензу, то могу прискорбно сказать, что популярность среди молодых учёных не столь высока, как раньше. Поэтому проблема кадров очень острая — зарплаты маленькие, жилья нет, социальных гарантий нет. 

Как отметил профессор, воспитать достойного учёного нельзя просто так.

— Это целая школа, традиции, огромные потоки информации. Сам уникум должен созреть в определённое время в определённом месте под задачи мирового сообщества, которые он хочет разработать. Если взять соотношение финансирования и отдачи — публикационная активность, селекционные достижения, то у нас они намного выше, чем за рубежом.

Ах, вот в чём таилась погибель моя...

Директор Института развития образования Департамента образовательных программ ВШЭ Ирина Абанкина рассказала, почему зарубежные учёные "дают фору" отечественным — это целый комплекс проблем, который вскрывает прорехи как в образовании молодых учёных, так и в финансировании российской науки. 

Оторванность академических исследований от практических

 — Организация нашей науки отличается от зарубежной. У нас была принята модель разделения академической и прикладной наук. Получается, что в России в вузах, институтах занимаются фундаментальной наукой, а проектные центры, бизнес — прикладными исследованиями. Друг с другом они не всегда интегрируются, и к студентам автоматически вторая часть не транслируется. В США, так как всё происходит на базах университетов, исследования академические сразу внедряются в практику и наоборот. При этом студентам все актуальные "новости" науки передаются сразу. Это так или иначе влияет на будущих учёных — молодёжь должна быть сразу включена в текущую научную жизнь.   

Недостаток финансирования лабораторий, научных центров, исследовательских проектов

 — Чтобы была возможность представить свою работу на международный "суд", она должна быть реально подкреплена доказательной базой. То есть исследование — это во многом лабораторная работа, на которую нужно выделять средства. А их не хватает. Поэтому поддерживаются финансово, как правило, только самые перспективные разработки и исследования, которые чаще прикладные. Академическая наука получает реально мало средств, из-за чего она медленно развивается. Несмотря на то, что у нас сейчас развиваются наукограды — например, Дубна или Королёв. 

Плохое знание английского языка и "не та" подача

— На данный момент всего 1,8% публикаций в ведущих международных научных журналах принадлежит перу российских учёных. Планируется, что к 2018 году эта цифра вырастет до 2,8%, то есть российские учёные должны будут публиковать 148 тыс. статей в год. Всего в РФ около 1 тыс. университетов, в каждом — около 1 тыс. учёных. Таким образом, от одного университета/института нужно в год 148 публикаций в мировых изданиях. Это не так много, так как в этом случае одному учёному нужно будет писать раз в три года такую исследовательскую работу. При этом стоит учесть, что сейчас даже в топовых российских вузах некоторые научные работники такие работы публикуют раз в пять лет.   

Во многом такое положение вещей связано с тем, что английским научное общество России в достаточной степени так и не овладело. А язык международных публикаций — английский (на нём учёное сообщество и читает). Нужно как минимум (даже если вы пишете на русском языке работу) делать аннотацию на иностранном. Но даже это делают далеко не все. С аналогичными проблемами сталкиваются учёные из Японии, Китая и Кореи — у них также проблемы с языком. Но они, в отличие от нас, всё-таки лучше к нему приспособились. 

Из-за проблем с языком также мы теряем и в индексе цитируемости — иностранные исследователи не читают (за некоторым исключением) на русском, а, значит, и не опираются на наши труды.

Впереди всех стран по объёму всех публикаций в междунарожных науных изданиях — США (12%), Великобритания (7%). Это также объясняется родным языком учёных из этих стран, а также тем, что большинство научных журналов мирового уровня — их.  

Российские ведущие научные журналы не заинтересованы в своём "присутствии" в международных электронных базах и библиотеках

Основные требования к научным статьям мирового уровня: обязательная аннотация на английском языке, прохождение материала международной редакционной комиссией, непосредственная редактура публикации международными учёными, сама же публикации должна быть предоставлена к печати без задержек. 

— Мы отстаём. А все потому, что, когда новый журнал попадает в мировую базу, он изначально оказывается в четвёртом квартиле (категория или рейтинг научных журналов, основываются на рейтинге цитируемости издания. Лучшие показатели — первый и второй квартили, за ними — третий и четвёртый. — Прим. Лайфа). А это никому не может быть приятно, так как наши ведущие издания считают себя в России журналами первой и второй категорий, а выйдя за границу — падают. Но это нормально. Внедрение в международную сеть происходит снизу.

Тематика, которая интересна только россиянам

— У нас в научном сообщества есть большая идея — "писать про нас самих", про проблемы России. А оно всем интересно? Наши проблемы не всегда совпадают с проблемами других государств, а тем более — не всех.

 У международной научной прессы другие темы. Это современные научные концепции, решение проблем, которые диктует актуальная повестка. Получается, что у российских учёных часто выходит "страноведение".

Например, сейчас науке интересны вопросы человеческого мозга, аутизма среди мальчиков (пандемии), но опять-таки мы возвращаемся к нехватке бюджета. А именно за счёт него происходят медицинские разработки, исследования в области биологии. В отличие от ядерных, энергетических исследований крупные структуры (с госучастием снова) — это, например, Росатом или Роснано, им не помогают.

Разрыв между поколениями научных работников

— В 90-х было сокращение финансирования российской науки, из-за чего мало людей пришли в учёное сообщество. В связи с этим на сегодняшний день реально мало учёных с большим опытом: советские специалисты уходят на пенсию, молодых много (25—30 лет), а тех, кому 40—45 лет мало. Нужно увеличивать количество учёных, чтобы потом, через 15—20 лет, такой ситуации не повторилось.

Профессор Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Борис Ревич заявил, что деньги — это большая проблема науки, но это, по его словам, ещё не всё. Иностранные представители науки видят новости, слышат о том, что в России постоянно кого-то разоблачает "Диссернет". Эти информационные вливания очень бьют по репутации отечественных учёных. Из-за этого в том числе с опаской, с недоверием относятся к нашим умам. Нужно доказывать свою степень и т.д. Стыдно говорить иногда, что ты доктор наук. Может, ты всё купил? 

— В СССР понимали, что наука нужна государству. Её значимость все осознали, когда была изобретена атомная бомба. Но это время прошло, — говорит Ревич.

Президент всероссийского фонда "Образования" Сергей Комков также отметил, что изменились отношения и условия присвоения учёных степеней и званий, появилась масса проходимцев, которые начали в "своё время" гнаться за статусом и получать фиктивные дипломы за деньги.

— В начале нулевых перестали признавать российские степени за рубежом. Высшая аттестационная комиссия (ВАК) была настолько забюрократизирована, что многие учёные отказывались получать звания в России. Из года в год сокращались ассигнования на научные исследования — это и подорвало научные основы РФ, — рассказал президент фонда. — Над Федеральным агентством научных организаций (ФАНО) все русскоязычные учёные за рубежом откровенно смеются. Спрашивают, ну и кто на нём играет? (Сравнивая ФАНО с музыкальным инструментом фортепиано. — Прим. Лайфа), — рассказал Комков.  

В свою очередь, заместитель председателя комитета Государственной думы по образованию Владимир Бурматов присоединился к мнению других экспертов, но также обратил внимание на ещё две проблемы российской науки — коррупция и бюрократия. 

— Чиновники утопили в бумагах и образование и науку, вузы и академию наук, учёных и профессоров. Эти бумаги беспощадны и бессмысленны. На это стягиваются колоссальные финансовые ресурсы. И ещё это отнимает 70% времени. Представьте, сколько уходит на бумаготворчество. И это ещё страшнее, чем недофинансирование. Когда оно было, учёных хотя бы не трогали, а наука могла хотя бы развиваться, — возмущается Бурматов. — Университеты хотят входить в междунродные рейтинги (существует программа "5-100"), но эффект не просто нулевой. Во многих учебных заведениях — отрицательный, и это при финансировании в 30 млрд руб. Все разговоры о нехватке денег — полная чушь. Финансовые резервы есть, причём даже по этому году, и это не говоря про следующий. 

По словам Бурматова, резервы — "неэффективно расходуемые денежные средства Министерства образования".

 — Только за последний год удалось опубликовать 34 антикоррупционных расследования на общую сумму 30 млрд руб. Именно эти деньги могли бы пойти на учёных, профессуру, на бюджетные места и другие полезные дела. Но они прилипли к чьим-то карманам.