Жить дальше и помнить. Как прощались с жертвами керченского стрелка

Нетипично холодное утро для Керчи. Солнце светит, но не греет. Машины, растения покрывает роса. А в центре города кипит работа. Полиция и Росгвардия выставляют оцепление вокруг площади Ленина. Большой российский триколор спустили на флагштоке, повязали чёрную ленту. На большой экран над площадью вывели видео горящей свечи с надписью "Керчь 17.10.2018". А под ним начали выставлять стойки под гробы и стулья для родственников. Всего 17 таких мест. Двоих похоронили вчера. Также в четверг одна девочка скончалась от полученных ранений.

— Дети ведь совсем, только жить начали, — шипит сквозь зубы замерший в оцеплении капитан.

Вскоре на площадь стягиваются медики, сотрудники МЧС, представители администрации, журналисты, священники. Город небольшой, многие друг друга знают. Если не лично, то через одного. На входе устанавливают рамки металлодетекторов.

— Вы журналист? — спрашивает женщина в деловом костюме с толстым блокнотом в руках. — Зона для прессы под памятником Ленину (прямо напротив места, куда должны будут принести гробы. — Прим. ред.). Церемония начинается в 10 утра.

— А кто будет из официальных лиц? — спрашиваю я.

— Весь город будет. И весь Крым, — отрезает она.

В 10 траурный туш заряжает военный оркестр ВМФ РФ. Сотрудники МЧС вносят гробы. На местах у них уже рассадили родных. Около них дежурят врачи и психологи. Солдаты рядом держат венки. На площади настолько давящая атмосфера, что некоторые пришедшие местные жители и даже журналисты жалуются на головную боль. Спрашивают таблетки у дежурящих медиков.

— Анальгин только в капсулах остался. Вот держите, в стакане воды просто разведите. Все таблетки кончились, — отвечает молоденькая девушка в куртке поверх белого халата.

Правильно, что о присутствии медработников позаботились, в этом я убеждаюсь лично чуть позже, когда начинается движение местных жителей к гробам. Многие рыдают, некоторых женщин тактично подхватывают под руки медики буквально за секунду до того, как они готовы упасть в обморок. Отводят в сторону, нашатырь, стакан воды с лекарством. Действия отточены до автоматизма, я видел это же пару дней назад у морга во время процедуры опознания.

Город внезапно накрывает туман. Священники зажигают ладан, запах благовоний стелется по площади. Слово предоставляют прибывшему главе Крыма Сергею Аксёнову.

— Говорить ничего не хочется, хочется рыдать. История современного Крыма будет разделена на две части: до и после 17 октября. Что можно сказать… Сил родным и близким пережить эту трагедию. Что бы мы с вами ни говорили, мы не сможем воскресить погибших. Но я уверен, что они все желали бы, чтобы близкие и родные мужественно держались и жили дальше, чтобы те цели, которые ставили они перед собой, были достигнуты. Надо крепиться, надо мужаться. Нам всем надо объединиться и поддержать родственников, родных и близких, потерявших самое дорогое, что есть в жизни. Царствие им небесное и вечная память, — говорит губернатор.

За ним и керченскими чиновниками траурное богослужение проводит местный мулла. Один из погибших — мусульманин. После молитвы гроб сразу же уносят родственники: согласно обычаям, хоронить нужно как можно раньше.

Богослужение проводят и православные священники, а в это время к площади стягивается всё больше народу. Складывается впечатление, что половина Керчи пришла проститься с погибшими. Это предположение оказывается недалеко от истины. Поток людей настолько большой, что пришлось продлить церемонию прощания. Более двух часов стоически стояли караул, врачи, местные власти, Сергей Аксёнов и прибывшая в Керчь депутат Госдумы Наталья Поклонская. А у гробов — море цветов и слёз.

— Вы знали погибших? — спрашиваю стоящую за ограждением пожилую женщину с букетом белых астр.

— Нет, никого. Знаю только, что в соседнем доме, кажется, мальчик живёт, который там (в политехническом колледже. — Прим. ред.) учится. Но он жив-здоров. Это же так страшно, там любой ребёнок мог оказаться. Потому и пришла, у меня внук в 11-й класс пошёл. Через год в университет поступать… ой. Хотела вот гвоздик купить. А кончились, продавщица говорит, все раскупили, — вздыхает пенсионерка.

В это время заявляют о завершении церемонии прощания. Военные с венками, сотрудники МЧС и родные выстраиваются в траурную колону, которую замыкают представители власти. Подлетает всё та же женщина с блокнотом к памятнику.

— Прессе на кладбище категорически запрещено, проявите уважение.

Возвращаюсь к женщине с астрами.

— Не успели положить цветы, на кладбище теперь? — спрашиваю я.

— Не смогу, думаю, здесь-то пока стояла — три раза разревелась, а там — вообще. Поеду к колледжу, там сейчас мемориал народный, говорят, — отвечает она.

Еду вслед за ней. Стихийный мемориал находится у дороги метров за 20–30 от колледжа. Ближе раньше не пропускало оцепление Росгвардии. Чёрное полотно накинули на прямоугольный дорожный знак, а под ним в прямом смысле слова гора из цветов и детских игрушек, которую окаймляют лампады и свечи. На цветах распечатки фотографий погибших с именами. Молодые, светлые лица.

— Только жить начали, — шипит в моей памяти сквозь зубы капитан.