Водь уходит. Часть первая

Последняя водская деревня

В местных газетах Людмилу Чёрную объявили самозваной защитницей деревни Лужицы. Она не сильно огорчилась, так как официально назначенных заступников всё равно нет. А это значит, что ходить по инстанциям и бороться за родную деревню — её крест. Этим летом Лужицам исполнилось 516 лет.

Лужицы — последняя в мире деревня, где массово проживает исчезающий народ водь. Если верить данным последней переписи, в Ленинградской области их осталось 64 человека. При этом только в самих Лужицах — около 70 домов. Несколько лет назад водь внесли в единый перечень коренных малочисленных народов России. Через дорогу запланировали построить этноцентр. А недавно прямо в деревне начали возводить большой гостиничный комплекс. Теперь, если не удастся отстоять родную землю, его здание будет выходить аккурат на огород с теплицами семьи Чёрных и их соседки бабы Нины. В общем, водь возмутилась…

Дед Ефим

— Эта книжечка поможет тебе, даже если я буду на дне моря, — сказал дед Ефим и протянул жене красную корочку.

Ефим был одним из немногих грамотных крестьян в Лужицах. Поэтому, отпахав положенное в поле, он каждый вечер бежал в магазин, где работал продавцом. Его жена Анна Ильинична была неграмотной, поэтому никто в семье так и не узнал, что было написано в заветной красной книжечке. Когда в июле 1938 года в пять утра постучали в избу, первым делом непрошеные гости сожгли именно её, а также все фотографии.

Ефима вместе с другими мужчинами волости погрузили в товарные вагоны. Дети голосили, бабы выли и бросались на рельсы. Поезд ушёл. Анна Ильинична тогда была беременна восьмым ребёнком.Остальным крестьянам было велено распаханные поля отдать колхозу, а самим вместе с избами переехать из хуторов в Нижние Лужицы и начинать осваивать целину.

Через много лет семья Чёрных получила справку, что дед Ефим был расстрелян под Ленинградом в Левашове на печально известном полигоне.

Когда в 1955 году его внучку восьмиклассницу Антонину Чёрную наградили медалью сельскохозяйственной выставки и отправили на неделю в Москву, бабушка, памятуя прошлое, так тщательно эту медаль запрятала, что до сих пор её не нашли.

Сестре Ефима Матрёне повезло больше. Её в годы репрессий вместе с другими односельчанами увезли на телеге в неизвестном направлении. Затем выгрузили в чистом поле прямо в снегу: "Здесь будете жить".

Они вырыли землянки, поселились в них, затем строили другие дома. Так вырос город Мончегорск. Через много лет, уже после войны, вернулись в Лужицы.

Ещё в Лужицах был свой поэт Фёдор. Он очень хотел учиться. Тогда же, в 30-е годы, он переплыл реку Нарову и оказался в Эстонии, где жил его дядя. Но Фёдора поймали пограничники. А дядя от него отказался. Эстонцы вернули поэта на родину, где он погиб в ленинградской тюрьме.

Откуда пришла водь

Уже в 18 веке их было мало — около 15 тысяч человек, в 19-м — около пяти тысяч, в начале 20-го — 700. И вот сейчас — меньше сотни. Из них 20 человек хорошо говорят на водском, ещё столько же понимают, остальные знают только матюгалки.

Считается, что водь сродни эстонцам. Однако молятся в юмала нурка (Божьем углу) по всем православным канонам.

Всю жизнь водь занималась рыбалкой. Кто жил подальше от Финского залива, земледелием. Своя письменность появилась только к середине 20 века. Да такая сложная (одних спряжений полтора десятка), что водские бабушки так и не смогли разобраться в новоиспечённом алфавите. Однако до сих пор каждая семья в Лужицах имеет свою метку. Она "эксклюзивная" и не может повторяться — как отпечатки пальцев, как государственная печать. Когда сыновья отделяются, они получают право на свою отдельную метку и добавляют к прежней какую-нибудь закорючку.

До сих пор у води соблюдается много старых традиций. На кладбище ничего чужого не берут, "иначе мама умрёт". Сено сгребают до последней волосинки: "если останется, муж будет пьяница". А малышам читают невинную присказку, параллельно показывая на себе:

— Сильмя-сильмя, неня, су. (Глаз-глаз, нос, рот).

Тиси, таси, напо, лу. (Сися, сися, пуп, кость).

Последнее слово руками не показывают.

Водь и немцы

В Лужицы пришли немцы. Вся деревня быстро собралась и ушла. Неподалёку вырыли окопы, стали в них жить. Но нашёлся предатель, выдал. И немцы всех пригнали назад, в Лужицы.

Водь заставили ловить рыбу. Впереди на санях ехали немцы. Сзади бежали женщины. Как только в небе появлялась наша авиация, немцы тут же спрыгивали и ложились на лёд под баб… Советские лётчики махали крыльями и улетали.

Немцы жили в доме Леонтьевых. Один всё время показывал фото жены и троих детей, говорил, что "загнали на войну", и горько плакал. Вскоре он пропал. Другие, выпив водки, любили пострелять в сторону трёхлетнего Сашки, заставляя его бегать зигзагами.Однажды, когда дети были дома одни, они сняли со стены портрет Гитлера. Выкололи ему глаза, разрисовали, а маленький Сашка на него высморкался... Когда пришли взрослые, то были в ужасе и решили Гитлера спрятать. Дом затих в оцепенении. Немцы всё поняли, оценили обстановку и… молча повесили нового Гитлера.

У Гавриловых прятался дед Трофим. Дети для него собирали немецкие хабарики. Когда позже всех деревенских угонят в Финляндию, он единственный останется жить в Лужицах.

В декабре 1943-го немцы дали сутки на сборы, а затем погнали водь в Эстонию под Таллин в концентрационный лагерь "Клоога".

Избежать этой участи удалось немногим. В дом семьи Антоновых ещё в начале войны попал снаряд, поэтому они временно жили в другой деревне. 14-летний Гриша Лукин пас коров ещё дальше. Раз в концлагерь не попал, немцы его определили на минное поле — разминировать. Тащил деревянные волокуши. Другие пацаны подрывались, а ему повезло. Ещё какое-то время носил немцам на передовую термосы с горячей едой. Потом перешёл линию фронта и до конца войны счастливо служил в Красной армии.

Володе Георгиеву повезло дважды. Сначала он лежал в больнице с аппендицитом — наши не успели забрать на фронт. При немцах вовремя сбежал в лес. После войны в свободное от колхоза время строил односельчанам бани. До сих пор стоят.

Ну и дед Трофим, который ещё с самого начала войны прятался от фрицев в подвале. Может, ещё кто спасся… Остальных 550 человек быстро погрузили и отправили в Эстонию.

В концлагере "Клоога" немецкие и эстонские врачи брали у детей кровь и делали какие-то уколы. Все спали в одном большом бараке. На первом ярусе старики и маленькие писающиеся дети. Трёхлетняя Антонина Чёрная не писалась, поэтому её пускали на второй ярус к маме. Старики не выдерживали условий концлагеря. Их не хоронили, а сбрасывали в непроходимое болото, которое начиналось сразу за колючей проволокой. Посреди лагеря горел костёр, из котла торчала грязная нога лошади с шерстью и копытом. Это еда. И очередь полкилометра. Раз в день выдавали один небольшой половник похлёбки на всю семью.

Рядом с "Клоогой" находился другой концлагерь — для военнопленных. Говорят, им было ещё хуже.

Неудачная новая родина

Финнам требовалась рабочая сила. В 1944-м они договорились с немцами, и водь погнали в Финляндию. Везли в трюме для угля. Людей на судне было так много, что руками они легко доставали до моря. Сверху бомбила советская авиация. Многие баржи затонули.

В Финляндии в городе Ханко опять лагерь. Его называли карантинным. Финны не применяли пыток, они просто не кормили. Поэтому смертность в финских лагерях была даже больше, чем в немецких. Почти всё старшее поколение Лужиц осталось лежать в Эстонии и Финляндии. Тех, кто уцелел, погнали дальше в центр страны.

По дороге фермеры тщательно выбирали для себя рабочую силу. Семья Чёрных "не котировалась". Одна молодая 21-летняя девушка с большим обременением — пожилой матерью и двумя малолетними детьми четырёх и шести лет. Зато в цене были симпатичные белокурые дети, которых финны с удовольствием брали в семьи.— Продайте! — просили они старшую Чёрную, показывая на Антонину.

— Бабушка, не продавай меня, — кричала та.

Однажды всю семью забрали. На лесопильном заводе нужно было багром доставать из котлована круглые брёвна-топляки и таскать их на второй этаж. Говорить разрешали только по-фински. Через некоторое время финны прознали, что Чёрные — "враги народа", и перевели на облегчённый труд — пилить доски. Но и тут приходилось вертеться. Предыдущая работница как-то зазевалась и осталась без руки.

Семье Леонтьевых повезло. Ольга попала в хорошую семью и подружилась с хозяйкой Бертой. Они вместе сидели за одним столом, болтали, и Ольга до блеска начищала хозяйский самовар и посуду. Её дочь Танечка пошла в первый класс. В школу её возил на лошади сын Берты — 14-летний Юсси. Муж Берты воевал на фронте за немцев. Муж Ольги погиб в 1945-м, воюя за СССР.

Уже в 90-е Танечка Леонтьева разыскала своих финских друзей. И ещё десять лет ездила к ним погостить. Жила подолгу, месяцами, объезжая своих постаревших одноклассников. Потом приезжали её дочь Люба, внук Андрей.

Освобождение

Когда наши войска вошли в Финляндию, водь засобиралась на родину. Финны считали, что спасли им жизнь, и отговаривали возвращаться. Мол, всё равно своей деревни не увидите. Как в воду глядели.

Из всей деревни в Финляндии остались только две девушки, которые во время войны успели там выйти замуж.

Обратно на родину везли всё подряд: муку, зерно, одежду. Тётя Нюта притащила телёночка. У неё на иждивении было трое детей. По финским законам она имела право не работать и даже получала хорошее пособие. Леонтьевы гордо отказались — ничего не надо, верните только родной дом. А у семьи Чёрных и так ничего не было.

Чёрные и Леонтьевы попали в первую партию отъезжающих, потому что их родственники служили в Красной армии… Поезд пересёк границу и покатил дальше на восток.

— Перкули, таскухуле мейт вейя, — матюгалась тётя Фекла. — О, чёрт, нас опять куда-то везут!

Чёрных выгрузили в Калининской области и поселили у местных, объяснив им, что это финны. Вечерами хозяйская дочь надевала на пятилетнюю Антонину своё пальто, а полы завязывала ей на шее. И в таком виде вела на посиделки. В нужное время девочка громко запевала:

— Председателя на крышу,

Счетовода на трубу.

Бригадира пошлю на….,

На работу не пойду!