Колчака бояться — Россию не любить, или Как Смольный расплодил вандалов

Эхо Гражданской снова ударило по Петербургу: немногочисленная, но деятельная группа левых активистов возобновила боевые действия против адмирала Колчака. А точнее, против мемориальной таблички на стене его бывшего дома. Сам полярный исследователь и один из лидеров Белого движения был расстрелян ещё в 1920 году, но и спустя сто лет его фамилия наводит ужас на идеологических врагов. Жаль, что перспектива привлечения к ответственности по части второй статьи 214 УК РФ "Вандализм по мотивам идеологической ненависти или вражды" пугает их куда меньше.

К слову, это уже шестая табличка Колчаку, открытая в разных городах России, а в Иркутске уже больше десяти лет стоит целый памятник.

Но именно в Петербурге процесс увековечения памяти адмирала ожидаемо вызвал скандал. И всё потому, что буквально перед этим после многочисленных атак на доску барону Маннергейму никто из вандалов не пострадал, притом что многие активисты открыто оправдывали противозаконные действия и тем самым фактически их провоцировали.

Разумеется, всякий человек волен любить или не любить того или иного исторического деятеля. Однако нелюбовь к Колчаку не может не вызывать подозрений в политической благонадёжности, ведь фактически он боролся за всё, что сегодня является основой конституционного строя Российской Федерации — за суверенное демократическое государство, где гарантируются основные права и свободы человека, где власть выбирает народ, где существует свобода личной инициативы и частной собственности и где тоталитарная система не опирается на систематический государственный террор и массовые репрессии. Не любить Колчака — значит фактически не любить современную Россию, в которой многие политические цели адмирала давно восторжествовали.

Впрочем, мало ли кто кого не любит. Благодаря тому, что в современной России восторжествовали идеи Колчака, за идеологические преступления, если они не связаны с пропагандой насилия, давно никого не наказывают. Любой человек, который не любит Колчака и любит ГУЛАГ, может свободно опубликовать об этом пост в ЖЖ, стихотворение в литературном журнале или даже выпустить целую книгу. 

Правда, есть риск того, что стихотворение никто не прочитает. Или оно быстро забудется. Некто Юлий Цезарь писал стихи, но об этом сейчас мало кто помнит. Потому что, как говорят, они были плохие. Зато о сгоревшей Александрийской библиотеке рассказывают в учебниках истории. Легендарный народ вандалов тоже был не чужд поэзии, но запомнились они не этим. А Герострат, в сущности, только актом вандализма и отметился в истории, но мы помним его имя до сих пор. И, если подобные поступки оставлять безнаказанными, всегда найдётся масса желающих принять данную эстафету.

Фактически ящик Пандоры был открыт в Петербурге несколько месяцев назад. 16 июня на фасаде дома на Захарьевской улице установили памятную доску Карлу Маннергейму, после чего вандалы систематически начали портить мемориал. Но вместо того, чтобы установить камеры и поймать хулиганов, власти города предпочли отступить и спрятать плиту в Царском Селе. И тем самым дали понять, что допускают в городе политическую полемику на языке топора и пуль.

И, если этот ящик не закрыть вовремя, остаётся только гадать, какой памятник пострадает следующим. Скажем, Николай Первый, что стоит на Исаакиевской площади, тоже многим не нравится. Есть свои враги и у Петра Первого. Да о чём говорить, если даже у Кутузова нашлись недоброжелатели, отломившие у него полгода назад шпагу. Правда, в этом случае уголовное дело было возбуждено сразу, хотя речь шла всего лишь о банальных хулиганстве и бескультурии. По закону, они караются в основном штрафами, а максимальная санкция — арест на три месяца. То же деяние, совершённое по мотивам идеологической ненависти или вражды, может привести к лишению свободы на срок до трёх лет. То есть, согласно законодательству, считается куда более серьёзным преступлением, но оно почему-то раз за разом остаётся без последствий.

Кстати, у вандалов — идейных, этнических и всяких других — есть свой особый повод не любить Колчака. Он боролся в том числе и против массового вандализма, эпидемия которого в 1917 году распространилась по стране. В частности, уникальные памятники архитектуры и в первую очередь тысячи церквей уничтожались по всей стране потому, что считались символами царской России. Но идейный вандализм, таков уж суровый урок истории, невозможно удержать в суровых идеологических рамках. Он стремительно распространяется на все сферы социальной жизни. Вот, к примеру, как современник описывал революционные будни российских столиц:

"По дороге в госпиталь я обычно отдыхал в трамвайных будочках на наружных скамейках, ибо войти внутрь было невозможно по очень простой причине, с которой я ознакомился во время первого же рейса в госпиталь. Когда я вошёл в будку на Театральной площади, я наткнулся в углу на огромную кучу испражнений. Отскочил в другой, но и там тоже. Решив присесть на наружной скамейке, я повернулся к выходу и увидел сидящего на корточках солдата, приветливо смотрящего на меня.

— Не стесняйтесь, товарищ, присаживайтесь, пригласил он меня.

— Я не стесняюсь, но только ведь это трамвайная будка.

— Да ведь мы их давно в нужники обратили, — самодовольно похвалился он".

Все, кто игнорирует или оправдывает действия вандалов, помогают устроить нечто подобное и в современном Петербурге.