Режиссёр Юрий Грымов: Главным министром в России должен быть министр культуры

Ю. ГРЫМОВ: Я вообще считаю, что министр культуры должен быть основным министром. Потому что если министерство культуры — не главное министерство, тогда я не понимаю, что главное.

А. МИТНОВИЦКАЯ: А как? В любом случае министерство экономики должно быть выше, чем министерство культуры, потому что оно должно деньги на это самое министерство выделять.

Ю. Г.: Это не так. Не бывает экономики без культуры, не бывает политики без культуры. Ничего не бывает. Культура — это основа общества. То есть стержень, вокруг которого все сплачиваются. Культура — это то, что может многое объяснить нам, людям. 

Полную версию программы "Позиция" с Юрием Грымовым читайте ниже и слушайте в аудиозаписи. 

А. МИТНОВИЦКАЯ: Приветствую наших слушателей. И приветствую нашего гостя — Юрий Грымов к нам сегодня пришёл. Режиссёр, сценарист, продюсер. Юрий Вячеславович, "Добрый день" давайте пока скажем, пусть вечер позже начинается.

Ю. ГРЫМОВ: Добрый день. У кого-то сейчас утро начинается.

А. М.: А у вас как? Вы по какому расписанию живёте?

Ю. Г.: Я в нормальном ритме живу. Для меня сейчас уже ближе к вечеру.

А. М.: Как вообще дела? Мы с вами год не виделись.

Ю. Г.: Дела прекрасно. Все обсуждают в новостях покемонов, больше делать нечего в стране.

А. М.: Почему же? Есть ещё что, просто новости у нас выходят слишком часто, почти каждые 15 минут, в них мы информируем обо всём, в том числе и о покемонах. А вас покемоны раздражают?

Ю. Г.: Да нет, я смеюсь, это прикольно. Это такая глупость. Это же такая деградация, потому что там ни графики особой нет, ни мысли, ни особого азарта. Наверное, это не страшно, это же временно.

А. М.: Мне когда первый раз показали эту игру, сказали: "Посмотри, как классно. Представляешь, это заставляет людей выйти из дома, пойти на улицу, ходить ногами постоянно, искать кого-то".

Ю. Г.: Это маркетинг, который всем объяснил это так, и все поверили.

А. М.: Я не могла подумать, что это так захватит планету.

Ю. Г.: Захватило, потому что мозг свободен. И туда попадает всякое г.

А. М.: Давайте о серьёзном. Все сейчас бурно говорят о наших паралимпийцах. Я вот смотрю последние новости, паралимпийцы из Латвии говорят, что отстранять всех спортсменов российских неправильно, что вообще странно, потому что Латвия к нам относится не очень хорошо. С вашей точки зрения, что же дальше будет? Отстранили обычных олимпийцев, часть не пустили, руки всем выкрутили, всех замучили.

Ю. Г.: Я думаю, что мы чего-то не знаем. Я противник разговора, что это какой-то вселенский заговор. Да, безусловно, есть напряжение в сторону России. Мы это прекрасно понимаем, я это вижу, езжу по миру. Это есть. Но, наверное, мы чего-то не знаем. И мне кажется, что, когда происходят подобные вещи, как-то мы обходим стороной министра спорта. И на самом деле довести до такой ситуации, внешней, политической в спорте, к этой агрессии, это и есть работа министра. Он же не видит на тренировках, говорит: "Давай быстрее, выше, сильнее". Мне кажется, это как раз работа министерства спорта, которое должно этой политикой заниматься, в этом большая задача.

А. М.: Может, дело в том, что Виталий Леонтьевич не очень готов к этой международной работе?

Ю. Г.: Вы про его знание языка?

А. М.: Нет, совсем нет. Я имею в виду менеджерскую составляющую. Потому что "Зенит" он поднял, это правда, за это его многие благодарят.

Ю. Г.: Я не очень спортивный человек в этом плане. Но если у нас есть министерство спорта, и за него отвечает министр, то за эти вещи, которые происходят сегодня, надо спрашивать с министра. У меня чёткое ощущение, что чего-то нам недоговаривают. Где-то кто-то когда-то. Мне так кажется.

А. М.: Вместе с тем министр-то как раз говорит много. Особенно на пресс-конференциях, много чего рисует, много чего показывает. Он довольно активный человек.

Ю. Г.: Мне кажется, его активность должна быть с той стороны. Я считаю, что, когда всё спокойно, благостно, есть отношения, отношения нужно выстраивать, нужно сглаживать углы, которые существуют, находить общий язык это называется. Это и есть работа менеджеров при спорте. А всё остальное, результаты, — это тренерская работа и, безусловно, сам талант спортсменов. Поэтому то, что сегодня происходит, очень неприятно слушать, смотреть. Я считаю, что нужно спрашивать с министра.

А. М.: Наверное, спросят.

Ю.Г.: Да не спросят ничего.

А. М.: Почему так думаете?

Ю. Г.: Кто спросит? Посмотрите, у нас ничего не меняется. У нас столько всяких скандалов.

А. М.: Вон сколько поувольняли во всех федерациях, везде.

Ю. Г.: Это в силовых органах.

А. М.: И в допинговых. Точнее, антидопинговых.

Ю. Г.: Я не верю.

А. М.: Вам кажется, он непотопляемый?

Ю. Г.: Да перестаньте. Просто никто не топит. Никому это не надо.

А. М.: Давайте дальше. У нас в субботу официально вступило в силу о продлении нашего эмбарго продовольственного. До 31 декабря 2017 года всё в силе, всё действует. Это хорошо или плохо?

Ю. Г.: Любое эмбарго — это плохо. Любой конфликт — это плохо. Поругаться очень легко. Выйти из конфликта очень сложно. А то, что всё дошло же этого конфликта, это ужасно, это неправильно. Но то, что сегодня развивается сельское хозяйство, я, например, знаю, что мы впереди планеты всей по зерну и так далее, это прекрасно, этим можно гордиться. Может быть, та леность, что была в государстве, связанная с нефтью, вдруг что-то нас сподвигло на то, что мы себя любимых и кормили.

А. М.: А вы начали сами потреблять наше отечественное продовольствие?

Ю.Г.: Я не думаю на эту тему. Я нормальный млекопитающий.

А. М.: Я, например, смотрю на упаковки. Мне интересно, я с удовольствием читаю, откуда сыр, откуда сметана.

Ю. Г.: Я рад тому, что попробовал ту рыбу, которую раньше не ел. Которая в России, но до нас почему-то не доходила. Это, конечно, радует. Это хорошо, хорошо, что мы развернулись к своему сельскому хозяйству. Ещё бы с кино случилось бы так. И чуть-чуть задумались о зрителе, о культуре, потому что это какая-то остаточная отрасль. 

Потому что если министерство культуры — не главное министерство, тогда я не понимаю, что главное.

А. М.: А как? В любом случае министерство экономики должно быть выше, чем министерство культуры, потому что оно должно деньги на это самое министерство выделять.

Ю. Г.: Это не так. Не бывает экономики без культуры, не бывает политики без культуры. Ничего не бывает. Культура — это основа общества. То есть стержень, вокруг которого все сплачиваются. Культура — это то, что может многое объяснить нам, людям. Вот все про этот спорт. Наверное, хорошо.

А. М.: Вот кстати, вы покритиковали, хоть и довольно мягко, Мутко. А министр культуры вам нравится?

Ю.Г.: Я считаю, что так много скандалов. Вы же видите, как много негатива. На фоне этих скандалов и негатива хочется позитива. Хочется каких-то решений. Но мне хочется какой-то программы. Яркой программы, реформы кино.

"Кино должно быть разным": что нужно современному зрителю? 

А. М.: Вы же писали какую-то программу?

Ю. Г.: Я писал, но кому это надо. Года четыре назад или три. Все поблагодарили, написали мне всякие письма, большое спасибо за проделанную работу. Мне кажется, должна быть какая-то реформа. Надо из этого болота выходить. Потому что национальное кино совершенно не нужно. Мы потеряли зрителя, это очевидно. Он ходит на всяких самоубийц, комиксы. Но при этом есть другой зритель, который постарше. Он вообще перестал в кино ходить.

А. М.: Я с вами соглашусь. Я представляю маму и понимаю, что ей не интересны комиксы, ну а то, что у нас, так и вовсе.

Ю. Г.: Это нормально, что ей не интересны комиксы. Кино должно быть разным. Если мы говорим про потребителя. Зрители — это потребители кино. Должна же быть палитра широкая. А так получается только один десерт.

А. М.: Ну или если семейное кино, то оно у нас только под Новый год появляется.

Ю. Г.: Семейное кино — для меня это самое загадочное название, потому что его придумал Дисней и тем самым убил детский кинематограф. Объединил аудитории, и всем одно и то же.

А. М.: Не отправишь же ребёнка одного в кино, поэтому надо объединить.

Ю. Г.: Но при этом взрослые мужики по 40 лет радуются "Ледниковому периоду". Я считаю, что это странно. А когда человеку показывают что-то серьёзное или предлагают почитать серьёзную книгу про него же, про его жизнь, чтобы он взял каких-то знаний оттуда, ему сразу становится скучно. Потому что то, что мы говорим, к культуре относится с точки зрения развлечения.

А. М.: Это одна из функций, конечно, культуры. Но только одна из.

Ю. Г.: Это самая последняя функция. Поэтому надо расслабиться. По-моему, никто ещё не напрягался, чтобы расслабляться. Поэтому печальная ситуация с кино.

А. М.: Я знаю, что вы внимательно изучали, как эту печальную ситуацию разрешали в других странах.

Ю. Г.: Все страны с этим сталкивались. Но не все прошли. И Польша страдает, и в Чехословакии не очень хорошее отношение к кино национальному. В Германии это всё не очень. Конечно, американская машина маркетинговая всех задавила. Это к кино не имеет никакого отношения. Это просто любой ценой заманить в чёрный зал и там аккуратно обмануть. Но опять-таки надо быть сдержанным в этом плане. Кино должно быть разным. Должно быть и такое, которое мне не нравится, и то, которое мне нравится. То есть для зрителя, который хочет приобретать знания. Он хочет эмоций каких-то других, открытых. Не стоит забывать, что сегодня успех русского фильма, как правило, случается у тех фильмов, которые максимально похожи на американские фильмы. По форме, по подаче. И так далее. Я большой поклонник российского, советского кино. Оно имело своё лицо, лицо в мире. Этим все гордились. И все завидовали, я имею в виду иностранные компании.

А. М.: Давайте про что-нибудь другое, а про кино попозже.

Ю. Г.: Давайте про погоду?

А. М.: А что про погоду? Слава Богу, стало прохладнее. Все с этим согласятся, правда?

Ю. Г.: Давайте ещё пообсуждаем, нормально ли, что летом жарко.

А. М.: Подождите. Я хочу поговорить о вашей сестре в Швейцарии. Я помню, вы рассказывали, что каждый раз, когда вы туда приезжаете, вы становитесь практически официальным представителем Путина и отвечаете на самые разные вопросы, в том числе "дебильнейшие". Ваша цитата. Что изменилось за год?

Ю. Г.: Конечно, всё то же самое, так же много вопросов, так же много негатива со стороны людей, которые слушают только свои новости. Я тут не хвалю и наши новости. У нас тут тоже немного перекошено. На самом деле, мир сегодняшней информации однобок. Это печально. У меня это вызывает отторжение к новостям. Я не могу в одну сторону. Мир же многополярен. Он цветной. Он же не бывает чёрным и белым. Много оттенков, теней много. А когда всё однозначно, становится не по себе, ты от этого отходишь.

А. М.: Вы примерно об этом говорите там со своими друзьями, со своей сестрой?

Ю. Г.: Безусловно, обсуждается вся эта история. Как Россия существует, что на самом деле правда, что неправда.

А. М.: О чём спрашивают? Что правда, что неправда?

Ю. Г.: Спрашивают в основном про коррупцию. Ту  я ничего не могу сказать. Потому что мне кажется, что те коррупционеры, о которых мы говорим, как бы даже не затаились и спрятались. Мы же видим последние сообщения, когда кого-то взяли. У людей даже не хватает фантазии спрятать деньги где-нибудь. Прямо дома, в коробках. Потому что деньги, наверное, падают у них с неба. Это меня поражает. Это говорит о чём? О безнаказанности. О том, что люди стыд потеряли.

А. М.: Вот сейчас и прищучат некоторых. Это вопрос, сработает ли на остальных.

Ю. Г.: Это правильно. Но закон-то должен работать для всех. Я считаю, что он должен работать для всех. Все эти разговоры про то, что там в Интернете пишут… По-моему, никто из власти уже не реагирует на эти заявления и расследования. Всё стало как-то само собой, к сожалению.

А. М.: Давайте поговорим о вашей дочери, она тоже пока ещё во Франции учится?

Ю. Г.: Она учится, она поступила в Сорбонну, будет заниматься экономикой. Ей это очень нравится.

А. М.: Она в этом году поступила?

Ю. Г.: Да, вот она поступила. И будет учиться на экономике.

А. М.: Это прекрасно.

Ю. Г.: Это прекрасно, потому что она мыслит в этом направлении прекрасно, чего я не умею делать. Это определённый дар.

А. М.: Выходит, она не пошла по вашим стопам.

Ю. Г.: И слава Богу. Какие там мои стопы.

А. М.: Как это? Чего прибедняетесь?

Ю. Г.: Я не прибедняюсь. Просто творческая профессия — это образ жизни. Это другая история. Туда же ты приходишь. "Я хочу стать актрисой", — кто-то говорит. Но если человек задаёт себе вопрос, он никогда актрисой не станет.

А. М.: А как это происходит?

Ю. Г.: Это само должно быть. Это движение. Это как воздух. Вы же дышите. Естественным путём всё происходит. А так люди, которые говорят, что хотят быть актрисой, 99% они просто лукавят, они хотят стать известными. А известными чего? Чтобы на автобусной остановке узнавали? Известными где? Это всё очень странно.

А. М.: Или чтобы вращаться в нужном им интересном круге.

Ю. Г.: Интересный круг — это круг, который вы себе избираете.

А. М.: Для актрисы или для актёра.

Ю. Г.: Это очень трудная профессия. Актриса, актёр — это безумная профессия. Я по пальцам могу пересчитать по-настоящему больших актёров. Сейчас я снимаю фильм "Три сестры", где я собрал самых великих актёров нашей страны. Потому что у Чехова они были двадцати-двадцатипятилетние девушки. А мы переформатировали. И я сделал, что им всем по 60. Так совсем по-другому звучит Чехов. И вот там я вижу, как люди играют. И я купаюсь в этом. Такого кино никто не делал давно. Это пир таланта. Такая радость.

А. М.: Зачем вы их состарили?

Ю. Г.: Мне интересно. Потому что я сегодня, — наверное, так нельзя говорить, но я скажу, — не очень верю Чехову. Если сегодня читать Чехова и понимать, что им 25, я не верю.

А. М.: Нынешняя двадцатипятилетняя девушка так не мыслит?

Ю. Г.: Они так не мыслят. Насколько интересно наблюдать за героиней, средней сестрой Машей, которую играет великая Каменкова. А ей там 60. И она влюбляется в Вершинина, которому 60. И в омут с головой от мужа. В 25 это естественный момент. А здесь 60.

А. М.: В 25 ещё и не женятся, по большому счёту.

Ю. Г.: Это очень интересно. Это игра, и смысл сразу появился какой-то другой у Чехова. Это очень русское кино.

А. М.: О дочери и об экономике. У неё есть свои взгляды, как всё должно быть устроено в России в плане экономики?

Ю. Г.: Думаю, что нет. Мы на эту тему не общаемся. Потому что она живёт, как мне кажется, уже немного другой жизнью. И я рад, что она вписалась в ту страну, там друзья, там все эти отношения. Мы на эту тему не говорим.

А. М.: Вам не страшно её там оставлять? Учитывая ситуацию.

Ю. Г.: Везде есть напряжение.

А. М.: Согласитесь, что во Франции это напряжение максимальное.

Ю. Г.: Конечно, мы переживаем семьёй на эту тему. Но, наверное, гоним от себя эти мысли. Надеюсь, что здравый смысл победит во Франции. Потому что страна-то великая с точки зрения культуры Франции. Я думаю, что здравый смысл победит, и там что-то изменится к лучшему.

А. М.: Я помню, что в прошлом году вас избрали в общественную палату Московской области. И вы тогда сказали, что если это всё будет формально, вам это неинтересно, вы уйдёте первым делом.

Ю. Г.: Не могу сказать ни хорошо, ни плохо. Мы всё-таки ухитрялись пробивать какие-то вещи.

А. М.: А какие?

Ю. Г.: Отстаивали библиотеку. На самом деле это была глупость такая страшная. Люди сами в маленьком посёлке в Подмосковье бились, чтобы мы оставили библиотеку. Они хотели даже за свои деньги ремонт сделать. А им говорят, нельзя, за свои деньги нельзя. "А вы сделайте за свои, государственные". А им говорят, что нет денег. "Так мы сами можем побелить потолки, принести столы. Мы хотим собираться". А им говорят, нельзя, нормативы. Я когда это увидел, я приехал туда, слушал. Это вообще какой-то виртуальный мир. Люди говорят, что хотят читать, отдавать свои книги, встречаться. Они там телевизор принесли туда, чай пьют, собираются в библиотеке. Маленький домик, чуть больше, чем эта студия.

А. М.: Зачем вам это надо?

Ю. Г.: Очень интересно.

А. М.: Сюжеты возможные?

Ю. Г.: Да какие сюжеты. Нет. Если какая-то польза может быть, любой нормальный человек должен что-то отдавать. Это стопроцентно. Я считаю, что, и поэтому я фильмы и спектакли ставлю о каких-то важных вещах, если кто-то приобретает что-то. А что можно приобрести в театре и в кино? Знания о себе. Поэтому пошёл. Сейчас пока лето, тишина. Посмотрим.

А. М.: Пока вы не уходите, пока ждёте?

Ю. Г.: Пока у меня нет повода, чтобы уходить. Там же общественная история, там мёдом не намазано. Надо что-то такое. Смотрю, происходит по музеям заседание очень интересное. Как люди отстаивают свои небольшие музеи. Это прекрасно, что есть такие люди.

Дотянуть до Голливуда? О том, каким должно быть современное российское кино

А. М.: "Почему советское кино не ориентировалось на Голливуд, и при этом его с удовольствием смотрят и сейчас, а современное российское кино копирует голливудские фильмы, но не дотягивает до оригинала, и некоторые люди называют его тошниловкой?" — слушатель спрашивает.

Ю. Г.: Дотянуть до Голливуда практически невозможно. Потому что есть определённая специфика. То, что мы называем менталитетом, на уровне крови. Я считаю, что это некий комплекс — быть похожим на кого-то. Комфортно существует китайское кино, корейское, одно из моих любимых. Японское кино. Они самодостаточны. Никто не пытается играть в эту игру "мы американцы". Я думаю, что это в России должно пройти со временем.

А. М.: А сколько времени должно пройти?

Ю. Г.: Не знаю, я не думал на эту тему. Это связано с тем, что сегодняшние продюсеры, если посмотрите на возраст людей, вы поймёте, что это люди из девяностых с комплексом голливудского кино. Им кажется, что им надо снимать так же, как они видели в своё время "Рокки" и так далее. Не самые плохие картины. Я думаю, это связано с этим пристрастием.

А. М.: То есть уйдут эти люди, появятся другие.

Ю. Г.: Да, появятся молодые, которые попытаются выстраивать свои прямые отношения со зрителем. Так же было в своё время с индийским кино, когда кино переживало какую-то ужасную катастрофу. Это было очень давно. Залы были пустые. И вдруг случилось переориентирование. Переориентировались продюсеры и режиссёры, стали снимать кино про людей, про свои интересы. Можно смеяться над этим, танцующие слоны и так далее. Но социальные темы. Он, родинка у него на попе, у этого родинка на груди, они счастливы, они нашли друг друга. Здесь социальная подоплёка очень важна.

А. М.: Вот остановимся на этом феномене. Про родинки на разных местах, но родство. Мы же все так видим или там есть и другое кино?

Ю. Г.: Я русский человек, я наблюдаю за этим кино, от меня далёким. К этому относимся с иронией. Я видел колоссальные очереди на фильмы. Знаете, сколько идёт средний сеанс в Индии? 4 часа. Люди с едой приходят туда.

А. М.: А у нас, когда "Солнечный удар" начали показывать, народ крестился и говорил: "Это же надо высидеть".

Ю. Г.: Люди сидят 4 часа в кинотеатрах, с едой приходят. У них там пикник, раскладывают на коленях, на полу. Они живут этим.

А. М.: Вы не против еды в кинотеатре?

Ю. Г.: Я не против ничего.

А. М.: Как, говорят, куда катится всё?

Ю. Г.: Мне мешает еда. Кому-то помогает. У кого лампочка включается на экране, сразу слюна пошла. Каждый сам выбирает, что ему позволено и что он сам себе позволяет. И наши типа американские мне тоже не нравятся. Но это данность. Таким стал зритель. В театре, кстати, зритель сохранился. В театр зритель приходит определённый, его много. Они, кстати, охотно платят довольно большие деньги. Театр — это дорогое удовольствие. У меня идёт "Цветы для Элджернона", билеты очень дорогие. Три года переаншлаги, попасть нельзя. 

Так случилось. Так рынок распорядился. Потому что машина Голливуда занята собой, что естественно. Она продавливает любые рынки и заполняет собой пространство.

А. М.: Это всё деньги или что?

Ю. Г.: Конечно, деньги. Но есть одна надежда, что комиксы, о которых мы говорим, их стало очень много в кино. Но они стали падать. Раньше любой комикс приближался к миллиарду, а то и больше миллиарда долларов сборов. Теперь еле дотягивает до 700 тысяч. Я сейчас официальные цифры говорю. Есть некое падение. Вообще, есть падение интереса к кино в мире. Потому что когда одно такое, то, конечно, людям не интересно.

Осмыслить классику. О "Трёх сёстрах", "Анне Карениной" и британском "Шерлоке" 

А. М.: Самое главное, люди не видят смысла идти в кино, потому что понимают, что примерно они увидят, и думают, что можно и дома посмотреть. Вы на прошлой неделе не в первый раз сделали заявление, его можно называть громким, кто-то, может быть, будет воспринимать его как обидное. Вы сказали, что, на ваш взгляд, исчезает то, что можно назвать национальным кинематографом. И зритель тоже исчезает, который помнит это отечественное кино и гордится им. Ваша новая "Анна Каренина", которая вроде скоро должна увидеть свет. Это то самое кино, которого мы ждём? То, чем мы будем гордиться?

Ю. Г.: Мне бы хотелось так думать. То, что я три года изобретал киноязык, поверьте, он вас удивит. Кого-то он возмутит. Для меня это важно. Это совсем другое кино, другое отношение к этой великой книге, материалу. Это совсем другое отношение к изображению, монтажу и так далее. Это совсем другой язык. А "Три сестры" — кино, сделанное более по традиции российского кино. Потому что там Чехов и так далее, сам киноязык, актёры и так далее. Это для меня проект "Классика сегодня". То есть осмысление классики.

А. М.: Это современная "Анна Каренина".

Ю. Г.: Да, это современная "Анна Каренина", это потом, весной или чуть позже, будут современные "Три сестры". Это наше время. Сегодня, здесь и сейчас. Как Чехов писал здесь и сейчас, и, поверьте, ничего не изменилось. Так же ничего не изменилось в отношениях мужчины и женщины. Мы, между прочим, так же производим детей.

А. М.: Наверное, мы так же любим и так же изменяем.

Ю. Г.: Так же страдаем, так же мечтаем. Все мы так же каренины, так же вронские. Всё. Мы одинаковые. В этом есть кайф и гений этих произведений.

А. М.: Но что-то изменилось за это время. Как минимум, мне кажется, общественное осуждение стало чуть-чуть прохладнее.

Ю. Г.: Здесь поспорю. Смотря где общаться. Если человек сидит в помойке, ему неважно, кто с кем, когда.

А. М.: А если высший свет?

Ю. Г.: Что такое высший свет?

А. М.: Хотя бы политический круг, например.

Ю. Г.: Где?

А. М.: В России.

Ю. Г.: Нет, это не высший свет, не высший круг. Это другая планета. Другой мир. Мы его не знаем. Нам его показывают по телевизору, мы удивляемся, какие люди. Не думайте об этом. Надо жить своей жизнью, открытой жизнью, растить детей, общаться и так далее. Не засоряйте себе голову. Вот вы общаетесь с людьми, адекватными, которые понимают, что такое хорошо, что такое плохо. То, что происходило в "Карениной", женщина уходит от мужа, фактически рожает ребёнка от любовника… Оставляет и публично говорит, что не любит детей, особенно последнего ребёнка. В нормальном обществе это осуждают. Так неприлично. Конечно, большой грех — её кончина, самоубийство.

А. М.: Было до этого 20, 30 экранизаций. И вот ваша — 31-я, может быть, или 32-я. И при этом она ещё и современная. Так она не "может быть, кого-то возмутит", она точно кого-то возмутит.

Ю. Г.: Пожалуйста. Появятся после ещё какие-то фильмы. Я не люблю фильмы-подстрочники. Я их ненавижу. Если вы хотите напрямую пообщаться с автором, возьмите томик Толстого и прочитайте. Я снимаю кино. В своё время правильно сказала Улицкая, когда я делал фильм "Казус Кукоцкого". Она говорит: "Я книжку уже написала, а ты кино снимаешь". Люди должны это понять. Это разные вещи. Я пересказчик. Я пересказываю совсем другие смыслы, которые вы нашли.

А. М.: Бывает так, что читаешь книгу, потом смотришь экранизацию, и думаешь: "Вот она, это идеальная экранизация, я именно так себе и представлял".

Ю. Г.: Я счастлив, когда люди мне так пишут, когда хвалят мои экранизации.  Значит, мы похожи, значит, одинаково прочитали. Есть люди, которые могут по-другому это увидеть. Ничего страшного. Мы разные. И это прекрасно.

А. М.: Освистают.

Ю. Г.: Пожалуйста. Что значит "освистают"? Пусть свистят, потом пойдут в кинотеатр и посмотрят какие-нибудь комиксы. Мы с этим зрителями, которые свистают, не встречаемся.

А. М.: Вот вы говорили, что "Трёх сестёр" вы состарили в 2-3 раза. А Каренина у вас старше всего на 2 года. Зачем такая маленькая разница? Для чего вы увеличили?

Ю. Г.: У меня Каренина до 30. Это же не паспорт.

А. М.: Как вам иностранные экранизации "Анна Карениной"?

Ю. Г.: Любопытно, но не более того. Я люблю наш фильм, чёрно-белый. И, конечно, если твой страх от этого фильма, ты должен делать что-то другое. Я не люблю, когда подстрочник и археологические раскопки. Человек берёт и смотрит в тексте. Мне неинтересно. Рассказывай больше. Что такое в литературе красная строка? Это прошло время. Что такое троеточие? Это ещё чего-то, чего автор не написал.

А. М.: А вы предполагаете, что надо дописать, что он не дописал?

Ю. Г.: Конечно.

А. М.: Спрашивает слушатель: "Есть ли связь между Аннушкой Булгакова и Карениной?"

Ю. Г.: Не замечал. Может быть, есть такая игра творцов.

А. М.: Я подумала насчёт современной классики. Шерлок, который британский, он же невероятно хорошо пошёл.

Ю. Г.: И прекрасно сделанный. И никого особо не обидели.

А. М.: И никто не освистывал. Наверное, ваша "Каренина" будет немного похожа?

Ю. Г.: Надеюсь, она не будет похожа на Шерлока. Я за то, чтобы люди приходили и видели что-то новое. Это так важно. Кино существует не просто по лекалам прошлого, оно всё равно транслирует сегодняшний день. Мы живём в мире Интернета, сайта YouTube. В этом мире погружено 80% населения страны. Как это не замечать? Мы немного изменились. Но при этом у нас так много общего. Поэтому, я надеюсь, что "Каренина" получит своего зрителя.

А. М.: А этот зритель какого должен быть возраста?

Ю. Г.: "Каренину" люди могут помладше начинать смотреть. С 20 уже очень комфортно, я думаю. Те, кто постарше, то вообще всё хорошо. "Три сестры", наверное, люди к 30 больше.

А. М.: Почему так строго секретно снималась ваша "Каренина"?

Ю. Г.: Думал, не получится. Те идея, которую я придумал, тот киноязык, который я пытался 2,5 года реализовать… Я боялся, что не получится. Поэтому я публично не заявлял.

А. М.: Вот когда приходили в сентябре прошлого года, вы же ни словом не обмолвились.

Ю. Г.: Я тогда ещё боялся, что не получится.

А. М.: А тогда сказали, что на тот момент уже 2 года работаете с академиками РАН, собираете информацию про революцию, готовите сценарий для серийного фильма.

Ю. Г.: Готовим. Веду переговоры с одним каналом, вроде бы заинтересованы. Но пока об этом говорить рано, съёмок не назначено.

А. М.: А говорили, что, может быть, есть шанс и к столетию умудриться. Сейчас уже не получится?

Ю. Г.: Есть шанс, можно. К концу 2017 года можно.

А. М.: За полтора года? Это же многосерийный фильм, вы говорили.

Ю. Г.: У меня почти всё готово, ведём переговоры.

А. М.: Примем звонок. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Вот у нас прошлый год прошёл — Год культуры. Литературы, вернее. Но при этом закрыли 300 библиотек. Это какой год? Что за Год литературы? В этом году — Год российского кино. Но ни одного российского кино, по-моему, никто никогда не снимет. Ни Михалков, ни Кончаловский. Никто никогда не снимет. Разве у нас нет тем, чтобы показать в кино?

Ю. Г.: Мы как раз об этом и говорим, что очень мало российских фильмов. Я сейчас не обсуждаю качество. Его должно быть гораздо больше. И диапазон должен быть по жанрам очень большой. Я рад, что зритель переживает. Я вот завтра уезжаю в Выборг, под Санкт-Петербург, там кинофестиваль. У меня там творческая встреча со зрителями 10-го. Буду показывать фрагменты "Анна Карениной", фрагменты "Трёх сестёр", говорить о кино, режиссуре. Поэтому приходите, поговорим. Потому что я оптимистично смотрю. Мои фильмы находят зрителя. Они могут качать их, смотреть. Конечно, хочется в кинотеатре, потому что магия большого экрана. Но всё равно зритель находит то кино, которое он хочет.

Деньги на искусство: откуда берутся средства на фильмы? 

А. М.: Вот слушатель интересуется, как формируется бюджет фильма, сколько даёт государство, сколько дают спонсоры, как распределяется прибыль. Давайте на примере "Карениной".

Ю. Г.: Там нет государственных денег.

А. М.: Спонсоры?

Ю. Г.: Нет. Это мои деньги. Я отвечаю сам перед собой.

А. М.: Вы можете назвать цифру?

Ю. Г.: Это всё очень индивидуально. Кто-то пытается за 40 миллионов долларов сделать кино, и не получается, кто-то делает за 100 тысяч долларов, и получается. Бюджет не влияет на качество. Государство участвует по закону, максимум 70% они могут выделять деньги на кино. Это делается крайне редко.

А. М.: В каких случаях 70% давали?

Ю. Г.: Не знаю. Люди, которые получают эти деньги, знают секрет какой-то. Заклинание прочитают, и им дают деньги. Я вообще поражаюсь, как это происходит. Мы сейчас подали в Министерство культуры на "Три сестры", такой проект, такие артисты СССР и России. А я заклинания не знаю, может, надо было, но подали, может, получится, надеемся.

А. М.: Вам к спеху? Когда "Три сестры" должны выйти?

Ю. Г.: Мы сейчас снимаем летнюю натуру, потом будем доснимать ещё весной, зимой. Конечно, к спеху. Но я уже взрослый человек. Я понимаю, что рассчитывать на это не приходится, можно только об этом мечтать, хотеть этого. Но это уже ответственность Министерства культуры, кому давать, кому не давать. Я не переживаю на эту тему.

А. М.: Слушатель пишет: "Читала, что ещё в пионерском возрасте родители научили вас доводить всё до конца. Было такое?"

Ю. Г.: Было такое.

А. М.: "Фильм "Год белого слона", о котором речь шла несколько лет назад, так и не вышел на экраны. Как же так?"

Ю. Г.: Он не вышел именно по той причине, что там была часть государственных денег, делала студия другая, они не смогли найти дофинансирование коммерческое той части. К сожалению, фильм не вышел, но, наверное, и ладно. Потому что я тяжело возвращаюсь к старым проектам. Хотя мечтаю сделать детский фильм. Но, наверное, после всех экспериментов хочется опять в театр. В театре мне как-то комфортно очень.

А. М.: В театр вы готовы возвращаться именно с детским спектаклем?

Ю. Г.: Не знаю. У меня старая мечта, хочу поставить "Войну и мир". У меня написана пьеса.

А. М.: Это тоже будет осовремененная "Война и мир"?

Ю. Г.: Нет. Это будет 1812-й, всё серьёзно.

А. М.: А почему не осовремененная?

Ю. Г.: Это другое. Там очень важно пересказать все переживания, которые в этой книге написаны. Все эти превращения из девочки в женщину, патриотизм, переход из одной стороны в другую, наземный враг.

А. М.: Это всё в РАМТИ возможно?       

Ю. Г.: Нет.

А. М.: А где вы хотели?

Ю. Г.: Пока не думал об этом.

А. М.: Но мечта есть.

Ю. Г.: Мечта есть поставить это произведение. В РАМТИ мы поставили, там заняты своими спектаклями.

А. М.: Максим спрашивает: "Зачем снимать осовремененную классику? Кризис сюжетов? На мой взгляд, современные "Ромео и Джульетта" с Ди Каприо смотрятся мерзко".

Ю. Г.: Это мнение этого человека, наверное, мерзко для него. Мы же переоцениваем себя во времени. Мы же отматываем всегда назад, смотрим, что было. Поэтому как раз я считаю, что поиск нового звучания этих смыслов. Я против издевательств над классикой. Но не грешу этим. Я не выворачиваю наизнанку классику. У меня другое отношение, лишь бы звучало по-другому. Мы начали монтировать "Три сестры" частично. Я показываю близким людям, они говорят: "Слушай, так это интересно". Почитайте "Три сестры" сегодня. Не все могут пролезть. Для меня почему "Три сестры" интересно? Есть фильмы действия. А там действия нет. И это очень трудно для режиссёра. Но там есть история. Человек, входящий в кадр, входит со своей историей. Так же и в "Анне Карениной".

А. М.: Спасибо, что пришли. Юрий Грымов был у нас в гостях.