Регион

Уведомления отключены

17 апреля 2016, 07:05

Война без победителей

Как жители непризнанной республики живут в условиях непрекращающейся войны, наблюдал корреспондент Лайфа Артур Матвеев.

Фото: © Дмитрий Киселев/LIFE

Фото: © Дмитрий Киселев/LIFE

За последние 25 лет обладание землями Нагорного Карабаха превратилось для властей Армении и Азербайджана в национальную идею. В Баку уверены, что борьба ведётся за восстановление исторической справедливости: возврат «Чёрного сада» (так переводится Карабах с азербайджанского) — главная цель Ильхама Алиева. В Ереване уверяют, что земли Арцаха (с арм. «Густой лес») всегда были исконно армянскими, и не намерены уступать ни пяди земли. С 1991 года здесь не утихают выстрелы и артиллерийские залпы — градус напряжённости то стихает, то нарастает с новой силой. В начале апреля конфликт перерос в полномасштабные боевые действия с обеих сторон.

Калитка ограды Чартарской пятой школы открывается со скрипом. За ней здание, посечённое осколками. Окна выбиты. Сквозь острые зубья стёкол видны плотные занавески учебных классов.

Тринадцатилетняя Арпинэ Гукасян смотрит на разрушенную школу, в которой ей уже не придётся учиться никогда. Её семья уезжает.

Чартар, или же Зораван, — небольшой военный городок на востоке Нагорного Карабаха. За ближайшими холмами уже территория Азербайджана. В небольших домиках живут офицеры и их семьи. Война в последний раз пересекала границу более двадцати лет назад. Первую Карабахскую войну Арпине не помнит — её еще не было на свете, когда здесь армяне и азербайджанцы убивали друг друга за «священную» землю.

карабах - арпине

Теперь она знает, что такое смерть: её 12-летний друг Вагинак Григорян погиб от взорвавшегося 2 апреля снаряда, прилетевшего со стороны Азербайджана.

Вагинак называл Арпине сестрой, но это было в другой её жизни. Там, где ещё были игры с одноклассниками, уроки, прогулки с подругами. Этот мир разорвался 2 апреля в 8 часов 20 минут.

— Мы должны были идти вместе к первому уроку. Договорились, но он не стал ждать и пошёл сам вместе с двумя братьями, — Арпине плачет. Она видела, как Вагинак не дошёл полуметра до калитки школы. Она слышала, как проревел первый за 22 года залп реактивной установки «Град». Небо стало красным.

Воронка в земле дымилась. Вагинак лежал возле калитки. Осколки пробили подростку горло. Его младшему брату изрешетило ноги.

Арпине знает, что сейчас в школьном классе лежит рюкзак Вагинака. В том старом мире они часто сбрасывали рюкзаки на парты и выбегали на переменах на улицу. Старого мира больше нет, и Арпине уезжает. Её семья поедет в Степанакерт — в столице безопаснее. Туда же уехала и мать Вагинака с его раненым братом.

— Она говорила мне: «Арпине, ты же как сестра Вагинака, он же всегда тебя слушал. Позови его, может, он вернётся», — Арпине закрывает лицо руками и убегает.

Посёлок Талиш (или Талыш) на самом острие войны. Он самый северный на стыке приграничных гор Азербайджана и Нагорного Карабаха. Утром 2 апреля сюда ненадолго зашли азербайджанские войска, но укрепиться не смогли.

карабах-талиш

Виталий Сааркян накрывает стол ко встрече гостей. Ему 56 лет, и большую часть жизни он живёт в Талише. Он раскладывает испечённый хлеб по тарелкам. На столе овощи, сыр, немного вина. Виталий будет завтракать с друзьями под открытым небом: крыши над головой не осталось — два снаряда попали в дом тем ранним утром. Но законов гостеприимства война не отменяет.

Протискиваясь среди висящих досок и порванных проводов, Виталий заходит в детскую комнату. В комнате всё засыпано обломками. Осколки покорёжили детскую кроватку и наповал убили пушистого зайца – он лежит на полу, перемазанный известкой и деревянной трухой. Лишь огромный плюшевый медведь царственно восседает посреди хаоса. Некогда мишка был белым, сейчас он ровно покрыт пеплом, даже сердечко с надписью «Я люблю тебя» серого цвета.

карабах-виталий

Виталий смотрит на мишку и аккуратно стряхивает с него пыль. В этой комнате жили восемь детей. Это внуки хозяина дома. Их, а также сына, невестку, жену и свекровь, он чудом успел вывезти до обстрела.

В Талише почти не осталось целых жилых домов. Люди прятались по подвалам – отсюда уехали почти все, кто не может сражаться. Те, кто не успел в первый день, грузят вещи на такси и грузовики — караваны машин покидают зону обстрела.

Виталий выходит во двор: у забора лежит осколок от упавшего снаряда, рядом Виталий кладёт рожок от своего автомата. Через час он погрузит оставшиеся вещи и отвезёт их к семье, а после вернётся в посёлок и пойдёт в штаб ополчения. Но сперва он должен дождаться гостей. Плюшевый мишка выглядывает из разбитого дверного проёма, словно говоря: будете уезжать, не забудьте и меня.

— Что ты вьёшься тут, армянский беспилотник, — Аршак Закарян кричит в открытое окно автомобиля. Орёл важно описывает полукруг над машиной, несущейся по горной дороге.

Аршак улыбается, но тут же мрачнеет. Про настоящие азербайджанские беспилотники много говорят в последнее время — они с воздуха засекают автоколонну или одиночные машины, а затем по этим координатам начинает стрелять артиллерия. На передовой таких беспилотников много, а Аршак едет на передовую в Мартакертский район.

Его микроавтобус раскрашен в защитные тона, на стекле орёл армянской национальной гвардии. Аршаку под пятьдесят, он резервист. С первыми новостями о войне он выехал из Еревана сюда.

Он переключает передачу и проверяет пояс. На ремне слева висит объектив фотоаппарата, справа — автоматный рожок. Аршак надеется, что ему удастся доснять фильм, начатый в Ереване. В мирной жизни он кинорежиссёр. Он много снимает и о войне, и о том, что война оставляет после себя. Фильм глубоко личный — о погибшем отце Аршака, войне и той боли, что она оставляет в сердцах людей.

От мыслей отвлекает взрыв. Он звучит уже где-то совсем рядом. На поле видны пепельно-чёрные воронки. Среди одиноко растущих стволов деревьев показываются стволы 152-миллиметровых гаубиц — они вкопаны в землю. Вокруг бегают солдаты. Аршак поворачивает с дороги и едет на позиции. Он мотается с передовой туда и обратно: привозит донесения, медикаменты, забирает раненых.

Аршак — один из многих гражданских, решивших встать на защиту Карабаха: на передовой встречаются отец и сын, преподаватель университета и его студент — они сейчас в одном окопе.

Аршак прячет машину в низине, чтобы её разгрузили. Берёт из салона автомат и быстро пробирается в укрытие по размокшей от дождя земляной траншее.

— Ничего, что я в грязных ботинках? — спрашивает он у военных.

— Да ты что, какая грязь — это же священная карабахская земля, — вроде бы шутят присутствующие, но по их взгляду становится сразу ясно, что с этой земли они не уйдут.

карабах аршак2

Нынешнее противостояние до рукопашной не дошло. Артиллеристы с обеих сторон обстреливают друг друга через перегородки горных кряжей. Пушки взревели и выбросили снаряды. Теперь есть несколько минут, чтобы уехать, — скоро начнут стрелять в ответ.

Аршак заводит автомобиль. Буксуя по размокшей земле Карабаха, микроавтобус выпрыгивает на узкую тропинку. Сзади рвутся снаряды. Звучит громкий и сухой хлопок, справа склон холма покрывают клубы дыма.

Это гаубица Д-30, если бы снаряд прилетел с левой стороны, машину посекло бы осколками. Машина виляет по узкой дороге между гор. Аршак сбавляет газ, только когда видит орла, летящего над холмами. Птица заходит на вираж и кружит над автомобилем.

Возле ларька в городке Мартуни стоят пожилые мужчины. В тишине то и дело эхом разлетается очередной взрыв. Мужики качают головами, загибают пальцы — считают, сколько раз за сегодня они слышали эти страшные, но уже привычные звуки.

Население городка — пожилые армяне, изредка русские. Азербайджанские дома почти везде пустуют ещё с первой войны. Анатолий Палкин хоть и имеет российский паспорт, за свои 64 года был в России всего пару раз.

Мужчины обсуждают новости с фронта и будущее республики.

карабах мартуни

— Нет, они нас не признают. Да теперь и жизни не дадут, — возбуждённо говорит один.

— Да, пусть только сунутся. Мы тут за свою землю воюем, за родину. А они за что? За территорию! — эту фразу часто, как защитный наговор, повторяют в разных уголках Карабаха.

Они — это азербайджанцы, которых здесь именуют исключительно турками.

Анатолий может показать каждый дом, в который попали в 1992 году. Снаряды новой войны до них пока ещё не долетали. Но мужчины не верят политикам и перемирию, за последние двадцать лет они привыкли полагаться на себя.

В посёлке Хоратах на севере страны тоже слышны взрывы. Он находится рядом с Мартакертом.

карабах нина

Нина Григорян ставит на плиту чайник. На столе во дворе её большого дома лежат связанные в пучки куриные перья. В доме, как и у многих, печка-буржуйка и старая мебель. Дом построен словно слоями, где новый кирпич чередуется со старинной кладкой. Его возводили разные поколения семьи Григорян. Нина Александровна помнит время, когда здесь ещё жили её муж и восемь детей.

Опять звучит взрыв, она вздыхает и идёт на улицу. В следующем году ей исполнится 80 лет. Почти век среди гор Карабаха. Сколько всего она может рассказать за эти годы. Её брата похитили в первую войну, она помнит, как его вызволяли из плена и гуляли всем миром. Об этом Нина Григорян написала песню, которую пела спасённому брату.

50 тысячная столица Нагорного Карабаха Степанакерт, как в люльке, лежит в горной низине. Отсюда кажется, что до границ Армении или Азербайджана можно добраться за несколько минут. В действительности до двух полюсов противостояния свыше 300 километров по серпантину, просто в разные стороны. Лучший вид на столицу Нагорного Карабаха открывается с перевалов у селения Шуша.

В первую войну высоту долго держала азербайджанская армия и отсюда обстреливала город. Выбить артиллерию с перевалов удалось добровольцам, которые штурмовали горную вертикаль и взяли её 9 мая 1992 года. Героев того штурма здесь называют смертниками — казалось, что отбить высоту было невозможно, а многие действительно отдали свою жизнь.

карабах степанокерт

В центре Степанакерта высится памятник Степану Шаумяну. Советский революционный герой и предводитель 26 бакинских комиссаров стоит в залихватски расстёгнутом пальто, скрестив каменные руки на груди. Степан смотрит на главную улицу города — это Азатамартикнери, проспект тех, кто воевал. На улице бьют фонтанчики с минеральной водой. По проспекту бегут несколько подростков с национальным флагом. Вечером семьи выходят на прогулку, а малыши цепочкой, как цыплята, идут по обе стороны от родителей.

Внешне город живёт спокойно и мирно: на карнизах сушится бельё, мужчины играют в нарды, работают магазины, кафе. Но и на кухнях и за столиками во дворах говорят только о войне.

— Кажется мне, что это перемирие ненадолго — они же опять начнут, — говорит сурового вида мужчина и отхлебывает кофе.

Будущее страны громче всего обсуждают на рынке, возле лотка, где готовят лучший в городе жингаловатц. Национальное блюдо Нагорного Карабаха — лепёшка с начинкой из шестнадцати видов трав.

карабах-лусине

— За ними ко мне из Еревана приезжают, — Лусине Аветисян шинкует плотную связку зелени, посыпает приправами и упаковывает в поджаренную лепёшку лаваша. Уже 30 лет она готовит жингаловатц на центральном рынке. Ей помогает молодая Наира Данелян. Рядом с лотком торговые ряды, клетки с курами и нарды.

— Я испугалась, — говорит Наира, — не за себя испугалась, за тех, кто там.

Лусине смотрит на Наиру и улыбается. Ранним утром каждый день она приходит на рынок, где все обсуждают последние новости с фронта. А вечером она звонит своему 36-летнему сыну, который сейчас на передовой. Сегодня там вроде бы тихо. Но Лусине всё равно неспокойно, ведь только вчера звучали взрывы и кто-то погиб. Вечером она узнаёт, что с её сыном всё в порядке, с младшим сыном. Старшему было 20 лет, когда он погиб во время первой войны.

— Я каждый день молюсь за то, чтобы всё это закончилось, — говорит Лусине и закрывает глаза. Мужчины вокруг замолкают.

— Это Гурген, а это Норик — оба пулемётчики были, — Гриша Шадьян, таксист, в полдень приезжает на кладбище. Здесь лежат герои Арцаха. Гриша называет Карабах так, на армянский манер. Арцах — один из регионов средневековой Армении. А Карабах — это в переводе с тюркского Чёрный Сад. И так достаточно горя, без такого названия, считает Гриша.

Он поправляет цветы на могиле и возвращается к своему маленькому автомобилю.

— А Самвел! — машет рукой Гриша. Останавливается внедорожник, оттуда выходит высокий коротко стриженный человек в военной форме. Они обнимаются.

— Как сам? Как брат? — брат Самвела — министр внутренних дел непризнанной республики.

В Степанокерте все знают всех. А Гриша знает и живых, и мёртвых. В первую войну он сражался на передовой с Монте Мелконяном, национальным героем Армении, командующим силами ополчения. Монте погиб в 1993 году, как и многие-многие на той войне.

У Гриши три брата: Саша, Яша и Миша — все они тоже воевали. Сегодня за отцов сражаются сыновья. Гриша садится в машину — под зеркалом на ниточке висят фотографии детей: Ани и Жана. Сыну 22 года, и сейчас он на передовой.

Гриша носит с собой военный билет. В первый же день он пришёл в штаб ополчения и попросился на фронт. В тот же вечер за рулём огромного Урала повёз пушки к линии фронта.

Гриша поворачивает машину на улицу маршала Баграмяна. Его легковушку обгоняют три грузовика, из кузова машут рукой солдаты. При первой возможности Гриша поедет с ними — ему нужен только приказ.

Гаро Кебоджян сидит на крыльце гостиницы «Армения» — это самый дорогой отель в Степанокерте. Гаро закуривает кубинскую сигару. У него грива седых волос и седая борода, на руке массивный золотой перстень. Гаро чем-то похож на Че Гевару, если бы тот дожил до 60 лет.

Карабахский Че Гевара приехал из Ливана, где у него бизнес — сеть отелей. Здесь он помогает деньгами госпиталю и ополчению. Таких, как Гаро, сегодня в Карабахе много — сюда съезжаются добровольцы со всего мира.

— Отец, – обращается к Гаро подошедший юноша. Это его сын Артур, который садится рядом. Между собой они говорят на армянском, иногда добавляя фразы на английском и французском. Артур приехал из Парижа.

Он похож на молодого революционера, какими их показывают в европейском кино. О войне ему рассказывал отец — в Париже не слышно артиллерийских залпов, да и в газетах больше пишут про мигрантов, чем о далёком Карабахе. Он хочет записаться в ополчение и поехать на фронт.

На выезде из Степанакерта стоят «Дед и Баба» — они смотрят на город с печалью, надеждой и гордостью. «Мы. Наши горы», — говорят они всем приезжающим сюда, давая понять: тех, кто здесь живет, не сломить.

Подписаться на LIFE
  • yanews
  • yadzen
  • Google Новости
  • vk
  • ok
Комментарий
0
avatar

Новости партнеров