Прости нас, Юра. Мы всё потеряли

Космос наш — это один из основных мифов, определяющих нашу нацию. Столп, вокруг которого, как спутники вокруг небесного тела, вертятся культурные коды. Русские хорошо воюют, русские пишут великие книги, и русские первыми из всех народов расширили зримый мир до бесконечности. Советский человек, выращенный на идее бесконечного соревнования и стремления к новым завоеваниям, знал, что это достижение — одно из самых главных.

Любой из нас, кто ребёнком в минус тридцать поутру в шубе, валенках и меховой шапке, которая застёгивалась под подбородком и больно давила пуговицей, выходил в обжигающую холодом темноту и шёл в школу — тот поймёт, что первым человеком в космосе не мог быть никто, кроме русского.

Россия сама и есть космос, бескрайний space, на просторах которого чувствуешь себя маленьким и невесомым.

Можно сколько угодно рассуждать о том, что нам повезло, что так совпало, и что по справедливости первыми должны были быть американцы или, скажем, немцы. Да, наша космическая электроника была слишком громоздка по сравнению с американской, поэтому наши ракеты изначально строились более грузоподъёмными и потому раньше были готовы к тому, чтобы забросить на орбиту человека.

Да, мы победили Германию в войне и вместе с другими трофеями забрали к себе несколько бесценных наработок и умных голов. Всё это частности. Ничто, по сравнению с нашей общей тоской по неизведанным далям, по знакомому с детству, воплощённому в книжки и песни желанию выпрыгнуть прочь за горизонт. "В небесах торжественно и чудно, спит земля в сияние голубом" — это стихотворение Лермонтов написал в 1841 году, когда никто не мог знать, как в действительности выглядит Земля сверху и в сиянии какого именно спектра она спит. Но ему было и не надо — он был русским поэтом и воином, и потому космос навсегда был у него внутри.

Поэтому день 12 апреля, когда советский человек Юрий Гагарин сделал один виток вокруг планеты, вернулся и шёл от трапа с развязанным шнурком докладывать генсеку Хрущёву о выполненном задании, остался в сердце каждого гражданина страны моментом чистого, сияющего восторга. Он на десятилетия вперёд определил наше место в мире, наш национальный миф, наше самосознание. Мы — космическая держава.

Дети оттепели и последующих поколений росли на фантастических книгах, в которых наш горизонт уже не был ограничен одной нашей Землёй и даже одной солнечной системой, а простирался на соседние системы и галактики. Мы пели песни о ракетах и космических тропинках в детских садах. С мозаичных панно, с обложек учебников, со стен девятиэтажек на нас смотрели они: люди в сияющих белых скафандрах, напоминающих о том, что где-то над нами есть далёкая, строгая и прекрасная реальность, к которой нам (не только русским, а вообще всем людям Земли) стоит стремиться.

Наш космос пережил гибель СССР — в девяностых ко дну пошла огромная индустрия, институты и научные секторы. Мы пили спирт "Рояль" и торговали на барахолках, но над нами было всё то же вечное небо, а в нём на леденящей высоте всё так же висели наши космические станции и спутники. С космодромов всё так же взлетали "Союзы" и "Прогрессы", в "Вестях" всё так же давали прямые эфиры с орбит, точно так же махали в камеру космонавты — люди, на земле жившие в тех же хрущёвках и покупавшие на мятые рубли тот же "Рояль", но сейчас улетевшие прочь и передающие свой привет из бесконечности.

Сейчас 2019 год, в котором мы живём несравненно лучше, чем тогда, и, возможно, лучше, чем когда-либо за последние сто лет. У нас есть "Роскосмос" и "Сколково", в Москве сейчас строят новое здание из стекла и бетона за 25 миллиардов рублей — новую любимую игрушку Дмитрия Рогозина. Но наши ракеты не потрясают больше никого, мы до сих пор возим наших и иностранных космонавтов на модернизированных версиях "Союза", спроектированного в 50-е годы, а лицо Юрия Гагарина, нашего первого и единственного супермена советской эпохи, чаще всего появляется в Сети в виде знаменитого мема: "Юра, мы всё про…али". Мы больше не шагаем вперёд, не преодолеваем, не делаем невозможного.

Наша космическая программа, которая когда-то — самое живое и самое любимое, что было в СССР, стала имитацией. Мы повторяем чужие слова: "аэрокосмический кластер", "стартап", "коммерческая космонавтика", но эти слова не наполнены никаким смыслом, кроме освоения очередного бюджета. Всё это строительство и бесконечные капиталовложения, если повезёт, могут сделать нас внешне похожими на Илонов Масков, но в них нет ни обещания новых горизонтов, ни щемящих далей — ничего такого, ради чего хочется идти на прорыв и стать первым.

Будем честными — мечта о космосе умерла в нас. Может быть, потому, что в нынешней ситуации делать вид, что мы всё ещё космическая держава, проще и выгоднее, чем действительно быть ей. Нам больше не нужна бесконечность, нам нужны красивые слова, уютные кафе и лёгкие деньги. Может быть, и потому, что реальность, в которой мы существуем, впервые за много лет достаточно сносна, чтобы хотеть убежать из неё так далеко. А может, и в это хочется верить, мы просто снова собираемся перед огромным прыжком, ждём, когда бесконечность, которая у каждого по-прежнему в крови, снова позовёт нас, ждём нового Королёва, нового Гагарина, нового Циолковского.