"Любовь не завидует, не превозносится, не гордится"

Пётр Яковлевич Чаадаев в своей "Апологии сумасшедшего" писал: "Прекрасная вещь — любовь к отчеству, но есть ещё нечто более прекрасное — это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создаёт мудрецов, благодетелей человечества… Не через родину, а через истину ведёт путь на небо".

Мне сложно согласиться в полной мере с прекрасно выраженной мыслью великого мятежника, ибо сегодня я уже не вижу необходимости и даже возможности противопоставлять истину и родину, хотя ещё совсем недавно нас убеждали в иноположности этих вещей. Однако я согласен с тем, что есть такая форма любви к родине, которая способна вышвырнуть истину за порог, не оставив ей ни малейшего шанса на присутствие в патриотическом порыве.

Вы тоже помните времена, когда самому понятию "патриотизм" было отказано в праве на легитимное существование в позитивной зоне, когда сущности, обозначаемой этим понятием, припоминали постоянно, что единственное её назначение — служить последним прибежищем для негодяев? А ещё в тот же период сомнительным и недостойным уст приличного человека считалось слово "родина", за которым, как говорили знающие люди, тянулся шлейф насильственных и уродливых советских смыслов.

В прогрессивных умах и передовых сердцах тогда укрепилась высокая вера в единое человечество, проживающее историю в одной ценностной парадигме. Выделение из этого сообщества отдельных частей, именуемых нациями и народами, считалось действием недопустимым, свидетельствующим об опасном помрачении рассудка тех, кто позволяет себе опускаться до архаики.

Слава богу, эти времена минули, мы вернули себе и сами понятия, и их чудесный, исцеляющий смысл, но вернули уже в новом, снабжённом механизмами защиты, понимании. Как ни странно, любовь к родине действительно нуждается в апологетике, в оправдании и очень ясном представлении о границах и точном наполнении этого чувства.

И именно пространство русского патриотизма даёт возможность понять, как, будучи связанным тысячей прочнейших нитей с родными пространством, культурой, историей, не потерять берега, удерживающие нас от того, чтобы мы ощущали себя выше, лучше других — иными, получившими в дар истину и отдельную силу.

То, что некоторые наши соотечественники презрительно именуют "многонационалией", имея в виду, что русские должны институализировать себя как большинство в пределах России, получить некий особый статус и полноценное представительство, так вот эта самая "многонационалия" и есть то ограничение, которое русский народ положил буйству, красоте и безмерной силе своего патриотизма в полном соответствии с христианскими заповедями.

Радостью и высоким чином быть русским народ этот без малейшей корысти готов поделиться со всяким, не настаивая на том, чтобы этот всякий непременно перекрестился бы в русского и дал присягу на верность. Если в твоих жилах течёт другая кровь — это вовсе не основание лишать тебя возможности приобщиться к великой культуре, сопрягавшейся веками усилиями миллионов людей.

И нет для русской цивилизации ни лучших, ни худших — все свои, с присущим каждому народу своеобразием и традициями, которые, подобно взносам в партийную кассу, передаются в общее пользование. Отсюда та удивительная пластичность в перенимании чужих обрядов, привычек, обычаев, которые всегда демонстрировали русские, селясь бок о бок с чуждыми племенами и этносами.

Русское вообще не отталкивается от чужого в попытке утвердить себя, оно даже не пытается противостоять чему-то привносимому извне, но уже опознанному как своё, а только двигает свои границы вширь, чтобы дать место новому и неизведанному. Это свойство позволяет мыслить русскую культуру как открытую любому расширению вплоть до того, чтобы обнять собой всю планету, если вдруг все окажутся не против.

Поход, устроенный против патриотизма в 1990-е, позволил нам точно опознать рубежи, за которыми любовь к родине обращается в ненависть к чужому, в самосхлопывающуюся ловушку уплощения чувства единства со своим народом до выхолащивающего и иссушающего душу отвращения к чужому, уверенности, что оно является источником прошлых, настоящих и будущих — всех тягот, переживаемых твоей страной.

Русское — самодостаточно, ему не нужна сила отталкивания, чтобы ощутить, что оно есть. Оно исходит из себя как единственного своего источника, зная, что только оно и несёт ответственность за все свои беды и поражения, никаких других виноватых нет и не будет. Ксенофобия же, провинциальный национализм не могут не паразитировать на других народах, ибо только ненависть к тем из них, которых они назначают себе во враги, даёт им причину быть.

Лет пять назад я написал заметку о том, что нашим братьям-грузинам следовало бы отпустить Россию в свободное плавание, а не занимать свои умы постоянными размышлениями о соседе, который якобы постоянно отравляет их существование. У них всё должно получиться и без России, которая на самом деле им вообще не нужна, чтобы утвердиться в своей национальной идентичности.

Шовиниста Саакашвили, терзавшего соотечественников рассказами о северных варварах, денно и нощно мечтающих, как бы упромыслить соседа, выдуло из Грузии, и выяснилось, что, действительно, сила ненависти была не главной, что можно национальное сознание и достоинство удерживать в единстве и силе и без разрушительных и бесплодных эмоций.

Теперь такое же открытие предстоит сделать нашим другим соседям, которые тоже уверены, что единственной целью, поставленной русским человеком себе с момента рождения, является ущерб, по возможности максимально непоправимый, который он в состоянии нанести Украине и украинцам. Это не так, ребята. У нас много задач, но среди них нет той, которую вы сделали смыслом своего существования.

И вы можете пойти двумя путями.

Если вы действительно так озабочены строительством нации, то просто вычеркните Россию из списка факторов, влияющих на ваше становление. Вы "великие", ну а мы просто бессмысленно "огромные", а величие, поскольку оно и есть содержание себя, невозможно перебить, изменить или испортить пустотой, пусть даже раскинувшейся на огромных просторах.

Второй путь: присоединяйтесь к нам, как немного отойдёте после угара и одурения. Вы умножите себя на наше, а мы даже не будем раздвигать наши границы, ибо место, которое вы занимали, остаётся священным и нетронутым, ожидая возвращения своих истинных хозяев.

До встречи!