Кто убил донскую рыбу

— Тепло уже, нам скоро рожать, — задумчиво произносит Настя. — В субботу уколы сделаем, а в воскресенье начнём.

В жизни молодой девушки такое случается раз в год, не реже и не чаще. Рожать у главного рыбовода Донского осетрового завода Анастасии Кузнецовой собираются триста полуметровых самок. Сейчас они плещутся в огромных ваннах дородового цеха. Плановый аврал на заводе Семикаракорского района Ростовской области всегда приходится на апрель.

За 12—15 часов до начала искусственного нереста Анастасия вкалывает беременным самкам ускоряющие препараты. В цех не пускают посторонних, чтобы не беспокоить будущих мам. Когда приходит срок, самку вытаскивают из бассейна и бережно несут в следующий цех, операционный. Здесь главный рыбовод аккуратно надрезает отверстие на брюшке рыбы и "выдаивает" из неё икру. Потом рану зашивают.

Самцы не остаются в стороне: у них здесь же забирают сперму, а затем подливают её в тазик с икринками. Настя перемешивает образовавшуюся массу, то есть лично проводит оплодотворение. Вот этими уверенными руками потомственной казачки.

— Мы оплодотворяем вручную, потому что естественный процент достаточно низкий, — объясняет главный рыбовод. В такие дни она не уходит домой, спит урывками прямо на заводе. Жертвует личной жизнью ради осетровых.

Личинки из икры вызревают в инкубационном цехе, в зависимости от температуры воды, три или четыре дня. Затем их переводят в ясли. В июне новорождённые мальки отправятся в самостоятельное плавание по Дону. А "мамочки", благополучно пережившие роды, будут нагуливать жир в летних прудах до следующей весны.

— Сначала мы пытались получать икру обычным путём, вылавливая производителей в реке, — рассказывает директор завода Юрий Трубилка, — но потом поняли, что ловить в Дону некого. Создали собственное маточное стадо. Сейчас в нём более семи тысяч экземпляров русского и ленского осетра, белуги, севрюги, стерляди. Пробуем работать с шипом и веслоносом.

Кузнецова выросла в Семикаракорском районе и работает на государственном заводе три года по окончании биофака Донского аграрного университета. Начинала с цеха инкубации икры. Увлечена профессией настолько, что считает нерест главным событием года. 

— Наша Настя однажды на берегу Дона увидела, как два рыбака вытащили в сети подростка стерляди, — вспоминает директор Трубилка. — И не побоялась выговорить незнакомым мужчинам, что молодь нужно отпустить. Они ей: "А ты кто такая?" — "А я вырастила эту рыбу". И отпустили, послушались.

Но что же случилось с дельтой великого Дона, если осетры в ней теперь рожают только под присмотром человека, а девушка сражается с рыбаками за жизнь одной-единственной особи?

Правда, которую вам вряд ли расскажет продавец в рыбном отделе. "Донской лещ", которого вы видите на прилавке столичного магазина, почти наверняка выращен на ферме в подмосковном пруду. "Донская шемайка" — тоже почти гарантированно оттуда, да в придачу она и не шемайка вовсе, а скорее всего банальная уклейка. 

Вам привёз леща добрый знакомый из самого Ростова-на-Дону и выбирал его там лично на рынке? Не обольщайтесь, и такая рыба с высокой вероятностью никогда не плавала в донских водах. Карпы, белый амур, сазан, карась — всё это в области давно научились производить в прудах частных хозяйств на комбикормах. В самом Дону, в его низовьях, рыбы очень мало. 

А ведь если и был когда-то на Земле рыбий рай, то располагался он в Азовском море и дельтах 17 впадающих в него рек, говорит завотделом Азовского НИИ рыбного хозяйства Сергей Дудкин.

В дельтах у мальков шансы на выживание на порядок выше, чем в море, — меньше хищников. Реки несут в неглубокий Азов большой объём пресной воды, а вместе с ним подросшее потомство. За миллионы лет эволюции донская (она же азовская) рыба стала кочевником, освоив и море, и реки.

По количеству рыбы на квадратный километр поверхности Азовское море в середине прошлого века превосходило Средиземное в 160 раз, а Чёрное – в 40.

Упадок начался со строительства Волго-Донского канала и связанной с ним Цимлянской ГЭС. Заложенная в 1949 году, она обеспечила Дону крупнотоннажное судоходство, дала региону дешёвую электроэнергию и расширение площади орошаемых земель. Создатели проекта даже предлагали разводить хлопок в пойме Цимлы.

"Великая стройка коммунизма" имела свою цену. К 1980-м один из самых рыбопродуктивных водоёмов планеты перестал быть таковым. Цимлянский гидроузел отрезал донским породам проход на нерест. Эксперименты в виде "лифтов" для рыбы ощутимой пользы не принесли. Косяки миллионы лет шли по своим маршрутам и учиться нажимать кнопки лифта упрямо не хотели.

Вылов ценных пород в Азовском море и его реках составлял до открытия ГЭС 200 тысяч тонн ежегодно, причём такую мелочь, как тюльку, хамсу и бычка, в этом объёме не учитывали. К моменту распада СССР добыча снизилась до 16—18 тысяч тонн.

Если бы рыбы могли говорить, у них были бы вопросы к отечественным нефтяникам и властям соседней Украины. Они нанесли два следующих удара по уже сократившейся популяции обитателей Дона.

В восьмидесятых советские танкеры привезли на своих днищах в Чёрное и Азовское моря хищное морское животное — похожего на медузу гребневика мнемиопсис. В новой среде у него не было врагов, гребневик плодился и уничтожал зоопланктон, кормовую базу рыбы. Да и самой икрой не брезговал. Тюлька, которой в Азовском море когда-то насчитывали до 1,5 млн тонн, сократилась в численности в разы.

Только начали выводить мнемиопсис с помощью поедающего его гребневика вселенца — как рухнул СССР. Азовское море стало принадлежать не одному государству, а двум. На стороне России остались все семь советских рыборазводных предприятий: три в Ростовской области, четыре в Краснодарском крае. А Украине досталось лишь ловить и продавать.

"Переговоры с Украиной об охране рыбы Азовского моря проходили мучительно, — вспоминает их участник, завотделом НИИ Азовского рыбного хозяйства Сергей Дудкин. — Хотя что лукавить, в лихие 90-е разбойничали обе хозяйствующие стороны".

Так, братские страны выловили до последнего осетра 50-тонные запасы, сделанные советскими рыбозаводами. Потом взялись за судака, а после настала очередь пиленгаса — их теперь тоже приходится спасать.

Самый сильный удар по биоресурсам Азовского моря соседи нанесли во время президентства Виктора Ющенко. В 2007 году частная компания из Бердянска начала промысел на четырёх крупнотоннажных судах невиданного здесь ранее размера.

— Они нанесли такой урон морю, который не с чем сравнить, — говорит Сергей Дудкин.

Суда под видом научных изысканий использовали крупные тралы (орудия лова, сети), захватывающие всё на своём пути от поверхности моря до дна. Работали по 8—9 часов непрерывно, оставляя за собой водную пустыню.

В 2010 году объём добычи в Азовском море составлял всего 11 тысяч, из которых три четверти пришлось на хамсу и тюльку.

Константин, атлет с рельефными мышцами, 30 лет "занимается рыбой". В Таганроге это так называется. Чуть прищуренные внимательные глаза. Спокойные, с уверенностью интонации.

Почти каждый день семь месяцев в году — с мая и до конца осени — Константин с двумя товарищами ходит в море на быстроходной байде (ударение на "а") — моторном катере. Вернувшись, поднимает по крутому обрыву 30-килограммовые мешки с уловом. Иногда пять, иногда десять. Так и мышцы нарастил.

"Рыбой занимались" его прадед, дед и отец. Как и 48-летний Константин, они жили в Богудонии, старинном прибрежном районе Таганрога, который считается "браконьерским". С точки зрения закона и наш герой не вполне чист — не декларирует доходы. По правде говоря, и зовут его не Константин. 

На берегу Константина ждёт супруга Анна, красивая миниатюрная женщина родом из другой части города. Четверть века замужем и до сих пор каждый раз волнуется: а вдруг муж не вернётся, погибнет в морских волнах? 

— Теперь хоть мобильники появились, а раньше сидела у окна, переживала, к обрыву выходила. Мой Костя опытный, море знает как свою ладонь. Но, бывает, рыбаки гибнут и у самого берега. Недавно в шторм сосед бросился вытаскивать лодку – и волна его унесла. Похоронили.

Сразу после свадьбы Константин приобщил Анну к рыбному ремеслу. Здесь так принято: муж ходит в море, жена продаёт улов. Анна сначала сопротивлялась, а потом вошла во вкус и на много лет стала украшением рыбных рядов Центрального рынка Таганрога. (Её имя мы тоже изменили по её просьбе).

По сути, он частный предприниматель. Но как и многие в Богудонии, не фиксирует свой статус официально, предпочитает "договариваться с людьми".

— Для работы в статусе ИП придётся получать квоту, — объясняет рыбак. — Вернувшись на берег, мы должны будем сдавать рыбу приёмщику под надзором контролёра. Его не бывает на месте ночью или ранним утром. Подождёшь два-три часа — и пропал улов.

По словам Константина, больших денег промысел ему не приносит.  

— При самом лучшем улове мы привозим на берег 400 килограммов, столько вмещает байда. Но чаще 100—120 килограммов. Сдаём по 30 рублей перекупщикам или людям, которые солят, коптят. Делим заработок на троих, выходит от тысячи до четырёх за выход каждому. Вычитаем расходы на топливо, сети, плату помощникам, которые их распутывают. И лодка с мотором стоит под миллион. 

Договариваться о нелегальной работе становится сложнее, сетует богудонский рыбак, усилился контроль. Раньше можно было "решить вопрос" с полицией, а теперь приходится принимать во внимание и пограничников. 

— Раньше "покупал билет" — и лови себе спокойно. А сейчас люди могут позвонить и сказать: "Сегодня в море не ходи". — "Но я же вам заплатил". — "Если выйдешь — нам придётся тебя поймать".

Константин вспоминает, как в 1990-е браконьеры брали в лодку милиционера для решения "непредвиденных проблем" прямо в море.

— Был случай, заглох у нас мотор, а до берега километров десять. Милиционер оказался крепкий, доплыл до берега и привёз подмогу.

Константин рассказывает, что не стал бы передавать профессию сыну, слишком она опасна. Впрочем, пока у них с Анной только дочь, уже взрослая. Работает продавцом в магазине косметики и участвовать в семейном бизнесе не желает.

— А я ничего не умею делать так хорошо, как ловить рыбу, — говорит Константин.

Убеждение таганрожцев, что жители Богудонии поголовно занимаются нелегальным уловом, конечно, преувеличено. Но многие люди здесь связаны с морем профессионально. В прошлом рыбаками, засольщиками, торговцами рыбой было действительно всё население района. 

Истощение запасов азовской рыбы привело Богудонию к упадку. Всё меньше рыбаков могут прокормить семьи традиционным ремеслом. Теряются навыки, разрушаются дома, ветшает Богудония. Потомки тех, кто принимал у рыбака на берегу улов, скоро разучатся вялить рыбу.

Если так пойдёт и дальше, южный город лишится огромной части своего гастрономического обаяния. Не будет жирного рыбца, прозрачной на свет таранки, сухого судака под пиво, икряного леща.

Вернуть в Дон осетра в промысловых количествах в этом веке уже вряд ли удастся. А на большей части Азовского моря прежние породы пресноводных рыб уже не могут жить из-за повышающейся солёности воды. Это тоже последствие возведения Цимлянского гидроузла: без нормальных паводков всё меньше пресной донской воды попадает в море. А солёная идёт в него из Чёрного через Керченский пролив.

В марте экспедиция Южного научного центра РАН сделала очередные замеры солёности. Она неуклонно повышается третий год подряд. 

В 2015 году команда Азовского НИИ рыбного хозяйства изучала промысловую ихтиофауну Азовского моря.

Выяснилось, что богатым на рыбу остаётся Таганрогский залив — последняя часть Азова, где вода остаётся относительно пресной. Здесь исследователи поднимали тарань, сельдь, бычка, сингиль, пиленгаса, камбалу-калкана, серебряного карася и даже краснокнижных осетра и севрюгу.

В солёной воде центральной и западной части части моря остаётся много бычка, попадается камбала, кефалевые, барабуля и русский осётр непромысловых размеров.

Из хороших новостей: исследователи заметили значительный по сравнению с прошлым годом рост численности молоди осетровых. Полуметровые осетрята шустро выпутывались из сетей учёных и норовили сбежать обратно в море.

Значит, всё-таки не зря казачка Настя работает на Донском заводе сутки напролёт.

Как это делают в Ростове: три рецепта из донской рыбы (видео)