ГМО: не верь, не бойся, не проси
Отчего нам не стоит ни запрещать ГМО, ни бороться за их внедрение, ни бояться их, равно как и ожидать от их внедрения особых благ.
Запрет на ГМО в России породил острейшую дискуссию. Нужно ли на самом деле запрещать или лучше не сопротивляться прогрессу, а возглавить его? На самом деле, все эти вопросы не имеют особого смысла. Вредными не окажутся ни ГМО, ни временный или половинчатый запрет на их внедрение.
Не верь во вред
Аргументы сторонников и противников ГМО на сегодня "разогреты" до такой степени, что скорее напоминают методички "свидетелей Иеговы". В запале дискуссии обе стороны не очень-то щадят истину.
Начнём с основ: словосочетание "генномодифицированный организм" не имеет смысла, потому что на Земле не было и нет организмов, возникших без модифицирования генома. Миллиарды лет существования земной жизни прошли при постоянных случайных модификациях ДНК и перетоке генов от одних видов к другим (например, от насекомых к млекопитающим). Под этим некорректным словосочетанием противники ГМО прячут лишь одну группу методов искусственного видоизменения генома. Как правило, речь идёт об использовании трансгенов, фрагментов ДНК, переносимых при помощи генно-инженерных манипуляций в геном определённого организма.
И одно это полностью обессмысливает их позицию. Недавно учёные научились модифицировать ДНК растений методами CRISPR, причём отличить такие культуры от обычных селекционных вообще невозможно.
CRISPR не вносят в геном "кусков" чужой ДНК, в лучшем случае они переносят короткие фрагменты, которые потом не отличить от "местных" генов. Конечно же, недавний российский запрет на ГМО никак не затрагивает этот метод. По сути, это то же самое, что запретить импорт лекарств с зелёными крышечками: всегда можно поменять цвет крышечек и ввезти всё, что нужно, несмотря ни на какие запреты.
При этом всерьёз никто из генетиков не верит в главную идею запрета, включая экспертов, его поддерживающих. Все они знают, что не существует никаких научных свидетельств вреда от ГМ-продуктов. Все попытки найти их приводили авторов соответствующих научных публикаций лишь к фиаско и потере репутации. Найденные ими "свидетельства вреда" раз за разом оказывались передёргиваниями безо всякой научной основы. Наконец, давно производимые ГМ-бактериями лекарства, включая инсулин, каждый день принимают миллионы наших соотечественников. Будь у властей реальные сомнения в безопасности ГМО, мы бы увидели закон о запрете инсулина. Пока его нет, очевидно, что сами власти ни на секунду не допускают и мысли о вреде от ГМО.
Для собственно учёных вывод однозначен: если данных о вреде нет, значит, бритва Оккама заставляет заявить, что ГМО безопасны для здоровья людей. Если какой-то учёный утверждает иначе — он выступает против бритвы Оккама и самого фундамента научного мировоззрения, отвергающего представления, не подкреплённые доказательствами.
Возникает вопрос: отчего же российские власти защищают не имеющую с наукой ничего общего позицию — "ГМО вредны"? Что ж, действительно дело не во "вреде", о котором, честно сказать, никому ничего не известно. Понять логику государства в этом вопросе несложно. Вспомним даты: до 2014 года оно вполне разрешало использовать ГМО в сельском хозяйстве. А 12 февраля 2014 года провело оперативное совещание Совета безопасности "О состоянии и проблемах обеспечения национальной безопасности в связи с использованием генетически модифицированных организмов", на котором приняло решение такое выращивание запретить.
Какие ещё решения были приняты в феврале того года, знают даже дети. Тогда, в феврале 2014 года, ни президент, ни Госдума не стали хуже разбираться в базовой биологии. Скорее, они прозрели в плане геополитики.
Всё дело в том, что выращивание ГМ-продуктов у нас пока возможно только на основе импорта семян. Создание коммерческих ГМО собственной разработки требует развитых биотехнологий, которых у России банально нет, как нет и желания выделять деньги на них. В этих условиях мы можем лишь пустить ГМ-семена западных корпораций на российский рынок. Крым показал, что как только западные правительства скажут своим корпорациям "Надо!", те немедленно ответят "Есть!". В реальном мире свободный рынок существует только до тех пор, пока Белый дом не решит, что он ему мешает. Поэтому выдернуть из-под российского сельского хозяйства поток ГМ-семян повышенной производительности — нормальный для западного мира шаг. В свете всего этого разрешение их импорта со стороны государства было бы уверенной заявкой на премию Дарвина.
Не верь в безвредность
Так что же, вреда от ГМО ждать не приходится? Увы, всё не так просто. Науке ничего не известно о доказанном вреде такого рода. И любое обратное утверждение действительно антинаучно. Однако в любой быстро развивающейся области знаний полного представления обо всех её деталях ни у кого нет. Примерами полна вся история человечества. Когда английская аристократия XIX века перестала кормить детей грудью, у тогдашней науки не было никаких данных о том, что это вредно для иммунитета детей.
Когда в 1970-х годах американские учёные предложили "лечить" от гомосексуализма вивисекторскими методами, у них не было никаких данных о том, что такое "лечение" сделает больным и здорового. Всё это происходит потому, что человек устроен очень сложно и полного представления о том, как именно, пока ни у кого нет. Поэтому любой радикальный шаг к новому, любая значимая перестройка в жизни общества часто, хотя и непреднамеренно, ведут к катастрофе.
Началось всё это довольно давно, когда первые Homo благодаря орудиям труда и изобретательной голове научились колонизировать новые земли. Homo erectus покинули Африку 1,8 миллиона лет назад, а оказавшись в Евразии, были вынуждены поселиться в пещерах: приматы не очень любят спать на снегу. Лишь в 2016 году стало ясно: в результате этого шага они, вероятно, приобрели туберкулёз.
Скученность в холодных пещерах с ненормальной влажностью привела к идеальным условиям для переноса бактерий воздушно-капельным путём. Так мы подцепили почвенных микробов, со временем ставших туберкулёзной палочкой. Дополнительно усугубило ситуацию изобретение огня. Теснясь у костров, гоминиды получили раздражённую от горячего воздуха слизистую, ставшую настоящими воротами для опасных микробов всех типов. Если бы эректусы додумались до современных научных принципов и бритвы Оккама, их научный мир в один голос заявил бы: никаких данных о вреде житья в пещерах не существует, а призывать к запрету на огонь вообще могут только мракобесы. В целом они были бы правы: на снегу и без костра спать даже опаснее, чем в пещере у огня.
Однако, хотя таких данных до 2016 года не было, это вовсе не значит, что переход от звериного к человеческому образу жизни действительно был безвреден. От туберкулёза умерли бессчётные миллионы Homo. Как теперь стало ясно, искусственное освещение (и тот же огонь) приводит к избыточному весу и целому букету заболеваний современного человека. Это не значит, что надо немедленно бежать в саванну или что Госдуме следует дополнить запрет ГМО ещё и мораторием на разведение огня. Просто нельзя хотеть пользоваться благами цивилизации и одновременно думать, что нам за это ничего не будет. Каждое из этих благ имеет свою цену, наша задача лишь в том, чтобы свести её к минимуму.
Истории про то, как полезнейшие новшества вели к смерти миллионов, можно рассказывать очень долго. Переход к земледелию в неолите принёс нам оспу (доместикация коров) и грипп (одомашнивание свиней и домашней птицы). Массовое ношение одежды вкупе с земледельческой диетой дали дефицит загара и витамина D в еде, что в сумме породило рахит. Переход от деревенского образа жизни к урбанистическому заставил возить молоко на большие расстояния до городских рынков и только в Англии это убило миллионы. Полинезийцы не умели засаливать мясо, ели свежую рыбу и запасённые овощи, поэтому не болели цингой. Европейские мореплаватели, к несчастью для них, новыми технологиями консервации владели. Но наука их времени и понятия не имела о вреде такого питания, поэтому флотские потеряли от неё миллионы жизней, и смерти эти длились вплоть до XX века, когда был открыт витамин C.
Можно уверять себя, что со времён эректусов мы чему-то научились. Сейчас-то уж наука шагнула, причём так широко, что стоит опасаться за целостность штанов. Разработчики ГМО тратят львиную долю своих расходов на тщательнейшую проверку безопасности модифицируемых видов. Однако исторический опыт не даёт вообще никаких оснований считать, что мы стали менее уязвимы к оборотной стороне новшеств. Оставим набившие оскомину примеры того, как врачи в XX веке рекомендовали героин в качестве лекарства от кашля. Возьмём совсем недавний пример. В 2015 году выяснилось, что искусственные подсластители, которые врачи до сих пор, бывает, выписывают диабетикам, чтобы облегчить их жизнь, оказались вызывающими нарушение толерантности к глюкозе, то есть провоцирующими тот самый диабет, при котором они, предположительно, помогали.
Определённо, сегодня мы знаем чуть больше эректусов, хотя нашим потомкам где-нибудь через 20 тысяч лет может показаться, что разница не так уж и велика. Но считать, что мы в безопасности, не стоит. Первооткрыватели огня и первопоселенцы пещер за всю свою жизнь не внедряли столько новинок, сколько пробует на себе современное человечество каждый год. Пока мы знаем о генетике настолько мало, что затрудняемся точно объяснить, зачем нужна основная часть генов нашей собственной ДНК. Какие-то из наших шагов в будущее обязательно приведут к жертвам. Вопрос не в том, как этого избежать, ведь это просто невозможно. Вопрос в том, как выбрать наименее кровавый путь в будущее.
Не бойся запрета
И всё же никаких причин опасаться запрета ГМО на самом деле нет. Задумаемся: зачем нужны ГМ-культуры сегодня? Их сторонники утверждают: чтобы поднять урожайность, снизить расходы на гербициды и дать дополнительные витамины тем, кто их лишён.
Однако до недавних пор главный подъём урожайности ГМ-культур шёл за счёт создания линий, устойчивых к глифосату. Этот гербицид убивал все сорняки, и лишь генномодифицированные культурные растения могли выжить рядом с ним. Урожайность действительно росла, а внос гербицидов по массе падал. Но есть нюанс: глифосат, как теперь выясняется, может быть канцерогеном. Из-за внесения на поздних стадиях развития растения не весь он остаётся на полях. Небольшая часть попадает на готовую продукцию. Стоит ли снижение расхода на гербициды такого риска — вопрос пока открытый. Забавно, что широко применяемый (под марками "Раундап", "Глифор", "Торнадо", "Ураган" и пр.) глифосат — единственная реальная проблема некоторых ГМ-культур — недавний закон вовсе не запрещает. Заболевайте раком сколько вашей душе угодно, законодатели не против. Всё это лишний раз подчёркивает, что никакого отношения к декларируемой охране здоровья избирателей он, разумеется, не имеет.
Есть ещё ГМ-рис, богатый бета-каротином, из которого организм получает витамин А. Его сторонники предлагают выращивать "золотой рис" в бедных странах Азии и Африки, где от авитаминоза погибают миллионы. На первый взгляд, что может быть лучше? На второй — появляются вопросы. Чтобы каротин превратился в витамин А, детям и взрослым нужны жиры в диете. Если мы говорим про беднейшие страны Азии, то жиров с пищей дети там не получают. Зачем им тогда "золотой рис", остаётся только гадать. Что ещё важнее, урожайность "золотого риса" банально ниже, чем у немодифицированного. Именно это реальная причина того, что спустя 24 года его всё ещё продолжают "доводить до ума" и пока не начали выращивать. То же самое можно сказать про многие другие ГМ-культуры.
Может, всё это придирки, а на самом деле за ГМО великое будущее: ведь, поменяв те или иные гены, можно поднять урожайность и прокормить постоянно растущее человечество? Весьма вероятно. Одна беда: на сегодня никаких проблем с урожайностью или нехваткой продовольствия на планете нет. Цены на еду падают с 2008 года. Посевные площади при этом не растут. Удобрения, массово вносимые в почву, равно как и пестициды, настолько подняли урожаи, что для прокорма одного человека нужно всего 0,22 гектара пашни (а распахивается 0,23) против 0,45 гектара всего полвека назад. Земли более чем хватает: сельское хозяйство использует всего 36 процентов потенциальных угодий планеты. В развитых странах за последние полвека выведено из оборота 18 процентов сельхозугодий: они просто избыточны. Дефицит продовольствия испытывают только государства, осуществляющие умеренно осмысленную экономическую политику в области сельского хозяйства. Таким был СССР, импортировавший хлеб, а когда-то бывший крупнейшим его экспортёром, таким является и ряд африканских стран. В странах Чёрной Африки сегодня используется лишь 1/7 потенциально пригодных сельхозземель. Если земля заброшена, то уже неважно, разрешены ли на ней ГМО или нет. Никаких объективных технологических проблем с продовольствием сегодня нет. Однако субъективных хватает и всегда будет хватать, чтобы в мире оставались места, где голод — обычный гость.
Недавнее исследование показало, что даже в Штатах население можно безбоязненно утроить, не меняя сельхозтехнологий. Учитывая, что в большинстве стран мира интенсивность сельского хозяйства намного ниже американской, резервы для роста производства продовольствия там куда больше. Если ГМО и понадобятся человечеству для выживания, то явно не в XXI веке.
Не проси разрешения
Но, быть может, правы те, кто указывает: запрет на ГМО мешает нам вести собственные разработки в этой области, то есть препятствует развитию отечественной науки? Увы, это не так. Во-первых, научные исследования такого рода закон не запрещает. Во-вторых, запрещать пока просто нечего.
Разработка ГМО — очень наукоёмкое занятие. На Западе оно требует до сотен миллионов долларов на одну культуру. Это больше, чем наша страна тратит на все НИОКР в области биотехнологий за год. Шансы, что такие средства в нашей стране могут быть выделены на исследования ГМО, настолько малы, что их невозможно всерьёз обсуждать. Поэтому серьёзным тормозом для развития таких технологий нынешний закон стать не может. С таким же успехом Госдума могла бы запретить жителям России постройку звездолётов на антиматерии. Значимая работа в этой области просто за пределами возможностей нашей страны (при современном состоянии финансирования науки).
Однако это вовсе не значит, что внедрение "модифицированных организмов" у нас не состоится. История России раз за разом демонстрирует: всё, что развивается на Западе, рано или поздно появляется у нас — даже когда в этом уже нет необходимости.
Поясним на примере. В XIX веке ведущие российские специалисты в области сельского хозяйства под впечатлением от высокой урожайности западных стран стали заимствовать опыт вспашки плугом. Она рассматривалась как ключевое преимущество европейского сельского хозяйства: в отличие от сохи плуг переворачивал землю, вспахивая глубже. Народ реагировал на изыски образованных господ понятным образом. "Скажи, барин, а правда, что немцы, которые у нас хлеб покупают, этим плугом пашут? А если мы им пахать начнём, то где тогда мы будем себе хлеб покупать?"
Скептицизм населения имел основания. Глубокая вспашка — как стало известно в мире в XX веке, а в России ещё в XIX-м — резко ускоряет эрозию и деградацию сельхозземель. Большая часть целины, брошенная со временем, стала её жертвой. И тем не менее наступление плуга было не остановить. Успешный западный опыт привлекал внимание, однако копировавшие его в нашей стране люди не понимали, что истоки высокой европейской урожайности вовсе не в плуге. Поэтому сегодня мы всё ещё пашем им, хотя Запад уже вылечился от плужного увлечения. В этом ему немало помогли пыльные бури в США и резкое падение урожайности на Среднем Западе.
Наоборот, там набирает обороты беспахотное земледелие, которое российские оппоненты плуга придумали в конце XIX века. Без плуга обходятся почти все сельхозугодия Аргентины и значительная часть пахотных земель в США (более 35 процентов) и Канаде. Как несложно догадаться, люди, направляющие развитие нашего сельского хозяйства, с идеями школы беспахотного земледелия незнакомы (немногочисленные исключения в этих условиях добиваются прибыли до 300 процентов). Это логично, ведь школе этой всего лишь чуть более ста лет, а главное, она российского происхождения. А как известно, пророков в своём отечестве не бывает. Поэтому мы пашем и будем пахать ещё очень и очень долго, в отличие от Аргентины, конечно.
Мода на копирование плохо понятого за дефицитом образования западного опыта в нашей стране появилась не вчера и не исчезнет завтра. Если уж мы бодро внедрили у себя сомнительные по ценности отвальные плуги, то избежать развития объективно полезных ГМО никак не получится. Уже сейчас можно сказать, когда будет отменён запрет на "вредные для здоровья ГМО". Случится это, когда на смену нынешним дорогим и сложным методам манипуляции генами придут более простые и дешёвые, типа продвинутой CRISPR. Как только порог стоимости разработки снизится, власти в силу присущего им рационализма немедленно сообщат, что научных доказательств вреда ГМО нет, и такие исследования в нашей стране наконец начнутся. Как мы видим, в конце концов нас ждёт хеппи-энд вне зависимости от того, хотим мы этого или нет.