У солдата был платок с женским локоном. Какие страшные и трогательные вещи находят на месте боёв

Поисковики работают в районе Мясного Бора в Новгородской области. В 1942 году там погибла 2-я ударная армия. Она оказалась в котле во время Любанской операции — одной из попыток прорыва блокады Ленинграда. Погибло около 200 тысяч человек. Лишь малая часть из них захоронена в братских могилах, остальные лежат там, где их настигла смерть.

— Ну вообще, наверное, в детстве. Но целенаправленно — уже лет 20 я этим занимаюсь. Меня воспитывал дед-фронтовик. Мы много беседовали о войне, хотя он мало рассказывал. Я видел всю эту войну. На полях все кости валялись в открытом виде. Но я, как пионер, считал, что последний советский солдат похоронен у Кремлёвской стены, а это кости врагов. Потом, когда я стал офицером, я прибыл сюда в гарнизон. И кости лежали на месте. И я понял, что это мой долг — похоронить их как полагается.

— Около Мясного Бора в Новгородской области. Немцы сбросили 395 солдат, которые прорвали их оборону, в санитарную яму. Два месяца мы поднимали эту яму. И там на дне у одного из убитых солдат, к сожалению, имя не удалось установить, был платочек. А в него женский локон завёрнут. Видимо, любимая дала ему на память. Рыжий локон, такая завитушка женских волос завёрнута в платок. И вот когда этот платок держишь — это дорогого стоит.

— И в той же яме мы нашли солдатика, и нам его сёстры (они живые) переслали его письма с фронта. И вот он в письме писал — такое детское письмо, трогательное, ну сколько ему было — пацан 19 лет. При этом два года из них он уже сражался. И вот он пишет: я воюю вторым номером пулемёта Максима. Дважды участвовал в попытках прорыва. А в конце — как вы живёте, пишите мне, пожалуйста, почаще. И добавляет: пулемёт, он очень тяжёлый, мама, пришли мне, пожалуйста, рукавички вязаные. И у него эти рукавицы на руках. Шерсть сохранилась, они неуставные — наверное, как раз те, что прислала мама.

— В прошлом году в одной из воронок мы нашли тела женщины и двух детей. На женщине было платье. Дети рядом лежали, один — грудной. А второму лет пять было. Сколько погибло мирных, никто не считал, и родственников их не отыскать. Солдаты-то хоть предполагали, что идут на смерть. Во всех войнах самая тяжёлая судьба достаётся мирному населению.

— Благодаря соцсетям и всем этим интернет-технологиям всех, кого мы опознаём, почти всех удаётся вернуть родственникам. Но это не всегда потомки, потому что многие из погибших умирали молодыми и своих семей не имели. Но бывают исключения. В прошлом году в экспедиции нашли солдата. А у него две дочки живы: одной 101 год, другой — 97. Они собирались приехать на место гибели своего отца, причём реально они его ждали.

— Я за 20 лет работал на территории всей страны. Я понимаю, что это были другие люди. Они были лучше, честнее и чище. Подо Ржевом мы нашли солдата, который не дошёл до пулемётного гнезда метров десять. Я смотрел на него и думал, с точки зрения себя как подполковника, ну зачем он это сделал. Ведь можно было ползти. А потом понял, что он понимал, что та секунда, на которую отвлёкся немецкий пулемётчик, позволила другому ворваться в траншею и в итоге дойти до Берлина.

— Или в 2016-м поднимали в Ленинградской области самолёт Хорошкова, старшего лейтенанта. Он был ранен в бою, сообщил своему командиру, получил приказ возвращаться и по пути на аэродром увидел, что немецкий самолёт заходит на бомбометание у порта Кобона — это порт "Дороги жизни". И он таранил фашистский самолёт — видимо, сил стрелять уже не оставалось. Пошёл на таран и погиб. Вот что ему мешало пролететь мимо. Он был ранен, получил приказ, достойно провёл свой бой. Тем не менее неравнодушие у них было. Неравнодушие не к себе — к стране. Любили по-настоящему, дружили по-настоящему и родину свою любили по-настоящему.

— Мне всегда хочется подойти к людям и спросить: "Вы что хотите повторить-то? 27 миллионов человек положить?" В данной ситуации мы 41-й год можем повторить. Или наклейка "Спасибо деду за Победу" — я благодарен своему деду, но лучшая благодарность ему будет, если я стану достойным человеком. На могилу к нему приду или памятник солдатский покрашу. Мне в День Победы не хочется ни петь, ни радоваться.

— Лучшая для них благодарность будет — если каждый найдёт час-другой, возьмёт своего ребёнка, поедет на любую братскую могилу (или к своему деду погибшему, или пропавшему без вести) и расскажет, что здесь было. Вот если это в голове отложится у наших детей, то, наверное, нам будут благодарны те, кто был до нас.

— Вот у меня товарищ мой Саша Орлов — он с детства занимается поисками. Он говорит, вот у меня 20 человек найдено, и я представляю, что они стоят напротив меня со всем вооружением, со всем, что положено солдатам. И это уже не квадратный метр мешков с останками — это поляна, на которой стоят люди. А представьте Мясной Бор — там 40 тысяч человек только похоронены на гектаре. Представьте — 40 тысяч стоящих перед вами людей. Это надо понять, что это поле боя. Я считаю, что они до сих пор нас защищают. И каждый солдат встаёт в строй борьбы за память. Вы же видите, что происходит в мире: у них хотят отобрать эту победу. А каждое найденное имя — это живая история, которая не позволит вычеркнуть имя.

— Вам точно никто не скажет. Надо понять — мы никогда не найдём всех. Это война. В кого-то попал снаряд, и его разнесло на куски. Кого-то закопали так глубоко, что никакие приборы его никогда не обнаружат. Но если говорить о том, что я вижу своими глазами... Если в конце 80-х все поля долин смерти были просто устланы костями, то теперь, чтобы найти останки погибшего, уже необходимо обладать навыками. Большая часть тех, кто лежал на поверхности, уже перезахоронена. Но думаю, активной работы — ещё лет на 20. Дальше уже начнут работать археологи, это будет уже совсем другая история.