Религиозная война в сердце Европы. Почему во Франции так много терактов

Вообще-то, рубить головы когда-то было французской традицией. Доктор Жозеф Игнас Гильотен даже придумал для этого специальную машину со всем известным названием, с её помощью казнили и Робеспьера, и "шальную императрицу" Антуанетту. Если копнуть глубже, то у кельтов, предков галлов, декапитация тоже была в чести: головы врагов считались любимым трофеем, их сохраняли и мариновали в кедровом масле. Тут бы пошутить про культурную апроприацию, но только какие шутки: волна атак прокатилась по всей Франции, сразу в нескольких городах задержали мужчин с ножами, в Ницце же погибли трое, женщину обезглавили — как до того расправились с французским учителем Самуэлем Пати, который рискнул на уроке показать картинки из журнала "Шарли эбдо".

И тут приходится снова вспомнить уже более давнюю историю. Потому что с "Шарли", собственно, всё и началось. Парни из похабного еженедельника шутили над всем, что попадалось под руку, от возможного перехода президента Саркози в иудейскую веру до гибели российского самолёта над Синайским полуостровом (эта шутка вызвала международный скандал). Но "по серьёзке" у них всё было только с исламом. В 2006-м журнал опубликовал "манифест двенадцати", в котором назвал "религию мира" "главной угрозой демократии после сталинизма и нацизма".

7 января 2015 года, через несколько минут после публикации в официальном твиттере издания карикатуры на лидера "Исламского государства"* Абу Бакра Аль-Багдади, в офис ворвались люди с автоматами и расстреляли 12 человек, в том числе главного редактора "Шарли эбдо". Среди нападавших были братья Саид и Шериф Каши, французские граждане, дети алжирцев — то есть тех, кто, очевидно, родился в бывших французских колониях.

А после этого был клуб "Батаклан", грузовик на набережной Ниццы, погром еврейского магазина с пятью погибшими, нападение в поезде Thalys, расстрел в Страсбурге и так далее, так далее, так далее… И, казалось бы, колониальной метрополией Франция была не вчера, выходцы из Алжира живут там давно, ислам не забывают и передают из поколения в поколение. "Шарли" тоже существует с шестидесятых. Да, однажды должно было рвануть, это объясняет то самое нападение, но откуда выскочило такое огромное количество желающих резать и взрывать после?

Давайте вспомним, как реагировала Франция на тогдашний теракт. Это было пять лет назад, но это была совсем другая Франция. Республикой тогда рулил социалист Франсуа Олланд, на носу были очередные выборы, и весь мир трепетал от тени "правого поворота", нависшего над Европой. В 2014 власти Германии, Франции, Швеции нехотя признали, что происходит "миграционный кризис", что толпы людей, бегущих вроде как от войны, а на самом деле чёрт знает откуда, по прибытии ведут себя совсем не так, как местные власти этого ожидали. Что растёт преступность, что женщин на улицах насилуют, а здоровые мужики призывного возраста с бандитскими замашками вовсе не похожи на детей и женщин, бегущих от разрухи на тихий островок европейской стабильности. И политика начала реагировать. В Германии, в которой отродясь не было никаких правых партий, кроме совсем уж шутовских, появилась "Альтернатива для Германии", ну а во Франции лидера "Национального фронта" Марин Ле Пен многие, очень многие видели как реального кандидата на президентское кресло.

К чему я это рассказываю? К тому, что, когда случился теракт 2015 года, для французской элиты "правая угроза" оказалась опаснее терроризма. Расстрел редакции вызвал огромный подъём радикальных настроений, и потому президент и его соратники делали всё, чтобы не раскачивать ситуацию. Было несколько заявлений в духе "от нас ждут жёсткого ответа, но мы не поддадимся на провокацию и ответим преступникам ещё большей толерантностью". По улице Парижа прошёл "марш", где несколько политиков прошагали в гордом одиночестве как бы вместе с народом, но на самом деле в плотном кольце охраны и телекамер, и куда не пустили представителей "Национального фронта". Немедленно вскрылось, что спецслужбы давно знали, где своего экстремизма понабрались будущие смертники, к каким имамам ходили и какими путями собирались ехать в ИГИЛ, но почему-то молчали. Одним словом, Франция в те дни отправила террористам ясный сигнал: можно! Мы добрые и толерантные. И теракты пошли один за одним.

В таких ситуациях не бывает одного фактора, совпадает многое. Здесь сошёлся и большой процент населения из бывших колоний, и их социальная неустроенность, и само французское и — шире — европейское общество, которое вычёркивает веру, но ничего не предлагает взамен. Но катализатором послужил всё-таки именно тот случай, когда в ответ на атаку Европа предпочла зажмуриться и сделать вид, что ничего ужасного не случилось.

Сегодняшние теракты — совсем другого рода, чем то, что случилось в 2015-м. "Шарли эбдо" были и остаются провокаторами, как любые радикальные художники. Они осознанно играли в эту игру и знали, на что идут. Атака на них была не атакой на Францию, но на шутников, которые (по мнению террористов) позволили себе слишком много. Убийство учителя Пати и сегодняшние теракты — это следующая ступень. "Раз ваши правила здесь не работают, мы установим свои". Скорее всего, это почувствовал нынешний президент Макрон и непривычно оскалился в ответ (хотя правый поворот не случился, "Национальный фронт" ему не грозит, можно и оскалиться). Он обещает жёсткие меры и как будто просит не путать доброту со слабостью. Не хочется думать, что время упущено и за те пять лет, пока Европа была открыта для буквально всех и ко всем была добра, внутри самых её тёмных радикальных недр случились процессы, повернуть назад которые уже нельзя.

* Организация запрещена в России по решению Верховного суда.