Смертная казнь или кастрация: Если не изменить закон, то люди выйдут с вилами на педофилов

В связи с чудовищным преступлением, совершённым насильником и педофилом в Кузбассе, когда были убиты две маленькие девочки, общество поставлено на грань нервного срыва. И людей можно понять, потому что преступления против детей слишком часто мелькают в новостных лентах: дети исчезают, потом находят искалеченные тела, детей похищают по дороге в школу, насилуют, душат, закапывают.

А потом выясняется, что неподалёку от места преступления живёт вот такой дядя Вася, который совершенно случайно недавно откинулся с зоны, где сидел за сексуальные преступления. И только северным характером русского населения можно объяснить тот факт, что граждане не идут с факелами и вилами жечь и педофила, и его дом, и даже автозак, в котором его перевозят. И, собственно, в обществе назрел вопрос: что делать с педофилами и насильниками детей?

Во-первых, общество, в ужасе узнав, что у нас педофилы вообще выходят из тюрьмы, задалось вопросом: почему так мало? Ответ на это знает только законодатель, а также структура, которая проводит этот закон в жизнь, то есть пенитенциарная система.

Но если бы, скажем, схема, по которой осуждённый за изнасилование (не только детей) выходит на свободу и тут же совершает аналогичное преступление, была единичной и эксклюзивной. Ведь нет. Это стало системой. И, только когда дело доходит до изнасилованных детей, общество встаёт на дыбы.

За последние два дня мы выслушали несколько основных предложений относительного того, что делать с педофилами. Популярное решение — отменить мораторий на смертную казнь. Чтобы вы понимали — в России не отменена смертная казнь, просто на неё наложен мораторий, который время от времени, особенно в моменты резонансных преступлений, кто-нибудь требует отменить.

Видимо, именно это желание — отменить мораторий на смертную казнь — и стало причиной резкого высказывания депутата Клишаса: дескать, не стоит во время резонансных преступлений пытаться изменить законодательство. Но голос общественности всё громче — отменить мораторий для педофилов. Потому что общественность не верит в то, что тюрьма может изменить или перевоспитать педофила, что бы там ни рассказывал нам журнал Medusa об уважении к сексуальной ориентации. Потому что, как выясняется, лучший ответ на некоторые сексуальные ориентации — это просто пуля в лоб. На что некоторые либеральные круги никак не могут пойти. И будут отстаивать своих педофилов до последнего.

Тогда общественность начала обсуждать, что делать дальше: осуществлять химическую кастрацию либо ставить электронный браслет. Под химической кастрацией понимают введение гормональных препаратов, которые снижают сексуальное влечение: антиандрогенов — мужчинам и антиэстрогенов — женщинам.

Метод химической кастрации — это не карательный метод, а лечение. Как у любого лечения гормональными препаратами, у химической кастрации есть ряд противопоказаний, среди которых определённые стадии почечной, печёночной или сердечной недостаточности, некоторые эндокринные болезни, терминальные стадии онкозаболеваний. Есть у неё и побочные эффекты, среди которых депрессия с последующим развитием агрессивности, ожирение, повышенный риск тромбозов, склонность к развитию ишемической болезни сердца.

Вопрос: а нам вообще не наплевать, есть у подонка-педофила депрессия? В том-то и дело, что нет. Для русского общества педофил, тем более изнасиловавший и убивший ребёнка, вообще перестаёт быть человеком. Он даже перестаёт быть животным. Он вообще перестаёт быть одушевлённым предметом.

Тогда что? Расстрел? Расстрел на площади? Вы знаете, было бы недурно. И народ поддержит с удовольствием. Единственная проблема — всё это происходит перед выборами. А это значит, что различные партии будут использовать ситуацию в своих интересах. Но у нас есть Уголовный кодекс, возможно, нуждающийся в коррекции. Потому что если его не изменить, то люди возьмутся за вилы.

И кто их осудит?