Любимый "оборотень" Брежнева: как начальник московской ГАИ торговал "блатными" номерами

Назначенный в руководство ГАИ Москвы генерал-лейтенант Алексей Ноздряков был поставлен у руля с одной-единственной целью — привить советским водителям ген порядочности и сформировать в подкорке водителей правило "Не нарушай, а то угодишь в тюрьму". Первые несколько лет на посту Ноздряков со своей задачей справлялся на "отлично": читал лекции автомобилистам, проводил разъяснительную работу, помогал дорожникам проектировать автотрассы и развязки, мечтал сделать дороги во всех регионах и республиках безопасными и качественными. За время своей работы Ноздряков, как и все руководители ведомств того времени, активно заводил знакомства в высших эшелонах власти и, по слухам, помогал в оформлении автомобилей даже родственникам членов Политбюро СССР, включая семью генсека Брежнева.

"Своих" за рулём "особенных" автомобилей Ноздряков маркировал специальными талонами — они были похожи на современное свидетельство о регистрации и помещались под стекло. Обычным водителям такие документы были недоступны, а любой инспектор мог рассмотреть талон с расстояния в пару десятков метров и тут же брал под козырёк, вытягиваясь по струнке в фирменном приветствии. В народе ноздряковские спецталоны прозвали непроверяйками: любая попытка остановить или, не дай бог, досмотреть такой автомобиль могла закончиться для инспектора понижением в звании, а если водитель оказывался особенно нервным, то честный гаишник вообще мог лишиться работы и получить волчий билет.

Обозначить особенное положение в обществе Ноздряков помогал многим друзьям. Те приводили своих друзей, а те — своих. И так до бесконечности. В определённый момент для оформления спецталонов ГАИ Ноздряков привлёк своего заместителя, а ещё через некоторое время сначала его зам, а потом и сам шеф столичного управления Госавтоинспекции попали в разработку чекистов. Поначалу к анонимной записке об отправке спецталонов "налево" на Лубянке отнеслись скептически. Но на всякий случай тайную проверку всё же организовали. Чекистов интересовало два вопроса: откуда у Ноздрякова полномочия и кто был его покровителем во власти?

Почти сразу стало понятно, что прикрыть лавочку главного столичного гаишника будет непросто. Дело было в идеологии и генеральной линии партии: обычных милиционеров советские люди воспринимали как символ порядочности и справедливости, а возбуждение уголовного дела против одного из высоких начальников в МВД могло подорвать веру граждан в органы правопорядка. Попасть в разработку Ноздряков и его команда по едва ли не промышленному производству "непроверяек" могли лишь на одном основании — если бы спецдокументы продавались налево и направо за деньги. И такое основание у чекистов нашлось.

В 1975 году докладная записка с данными о торговле спецталонами легла на стол первого зампреда КГБ СССР Семёна Цвигуна. Опытный чекист решил не тревожить "мелочью" своего начальника — шефа КГБ Юрия Андропова. Но спускать историю на тормозах Цвигун не стал — тут же набрал по ведомственной "вертушке" министра МВД Щёлокова и деликатно поинтересовался, знает ли он о том, как его подчинённые "торгуют Родиной". Возражать против проверки главы столичного управления ГАИ Щёлоков не стал, и спустя полгода после начала разработки к Ноздрякову пришли люди в штатском.

Чекисты не стали подгонять к окнам Ноздрякова чёрную ведомственную "Волгу", не вызывали спецназ и не проводили обыск. В кабинет начальника ГАИ пришли под видом людей из Комитета партийного контроля. Удивившись незваным гостям, хозяин кабинета стал ругаться и угрожать сотрудникам, у которых при себе имелись все соответствующие удостоверения. Когда главный гаишник Москвы понял, что угрозы не действуют, он достал из стола ведомственный фотоальбом, подписанный и вручённый ему лично Брежневым, как бы намекая, с кем проверяющим придётся иметь дело, если они немедленно не уберутся.

Однако папку с данными по всем владельцам спецталонов у него всё равно изъяли. При изучении фамилий удивлению чекистов не было предела. В массивной тетрадке было две колонки: в первой — именные документы, во второй — анонимные. Первые вручались ближайшим друзьям и другим "нужным" людям и считались неофициальной взяткой, а вторые продавались всем желающим. Стоимость "непроверяйки" была высокой — 20 тысяч советских рублей, то есть 100 максимальных зарплат обычного учителя в школе или 50 месячных окладов начальника цеха на производстве. Раньше такие талоны полагались только чекистам и оперативникам под прикрытием: розовый листочек под стеклом моментально гарантировал зелёный свет на всём маршруте.

Когда о результатах доложили министру внутренних дел Щёлокову, доследственная проверка была практически завершена. Руководителя ГАИ Москвы планировали привлечь к ответственности за превышение полномочий, снять с должности и при необходимости отправить под суд. Но на одном из приёмов в Кремле Щёлоков, друзья которого, по слухам, составляли добрую половину владельцев спецталонов, устроил публичный разнос главе Комитета партийного контроля Густову и, буквально сорвав голос, закричал: "Кто вам, ети вашу мать, позволил унижать уважаемых людей?"

Довести до уголовного дела и суда операцию "Спецталон" чекистам так и не удалось. О публичной ссоре Щёлокова с Густовым доложили Брежневу, и генсек сначала позвонил в Комитет партийного контроля, а потом и Андропову. По слухам, прикрывать начальника московского управления ГАИ продолжали вплоть до смерти Брежнева в 1982 году. Однако после того, как "правительственная крыша" перестала существовать, материалы проверки внезапно всплыли в МВД — и Ноздрякова быстренько отправили на пенсию.

Тогда же выяснилось, что "непроверяек" к моменту смерти Брежнева главный столичный гаишник успел напродавать на приличную сумму: только в его тетрадке были записаны данные на 1159 владельцев спецталонов, а сколько всего документов было выдано "просто в руки", никто не знает до сих пор. Скандал с "непроверяйками" замяли, а все анонимные спецталоны аннулировали и позднее изъяли у владельцев. Таскать бывшего шефа ГАИ по тесным кабинетам следователей тоже не стали, хотя, по одной из версий, до звонка Брежнева в КГБ у чекистов были железобетонные доказательства того, что несколько анонимных талонов за деньги попали к матёрым уголовникам-рецидивистам.