Террористы нового времени: Почему блогера Юрия Хованского внесли в чёрный список

Юрия Хованского внесли в список причастных к терроризму и экстремизму от Росфинмониторинга. Новость кажется дикой даже для нынешних турбулентных времён. Кто такой Хованский? Немного стендап-комик, немного рэпер, немного провокатор, немного алкоголик. В целом обычный сетевой шут, зарабатывающий себе на хлеб и вино тем, что он всех раздражает. Песня про жертв "Норд-Оста", за которую его судили, — конечно, скотство. Но приравнивать его к настоящим террористам, убивавшим или планировавшим убивать людей, — всё же как-то слишком.

И тем не менее получите и распишитесь: теперь Хованский пишется через запятую с Нурпаши Кулаевым (участник бесланского теракта) и Максимом Марцинкевичем, более известным как Тесак. Одно из главных последствий: блогеру заблокируют все его счета и снимать он сможет только по десять тысяч в месяц — на каждого члена семьи. И всё это, повторюсь, за песню.

Можно вспомнить Белоруссию, Северную Корею или Советский Союз, поискать аналогии в делах известных диссидентов. А можно и не искать. Потому что примеры есть гораздо ближе. Австрийскому активисту Мартину Зелльнеру в 2018 году тоже заблокировали все его банковские счета. Мартин, в отличие от Хованского, не был судим и не поддерживал террористов. Он просто выступал против нелегальной миграции и Евросоюза. Банки перестали его обслуживать просто потому, что они это могут. Частная организация. Не хотим — не обслуживаем.

В Европе существовать без банковского счёта невозможно. Ты не можешь оплатить аренду квартиры и ЖКХ. Ты не можешь оплатить медицинскую страховку, а значит, пойти к врачу. Если ты работаешь — тебе некуда получать зарплату, если не работаешь — пособие по безработице. Ты больше не человек.

Кроме того, к 2020 году был произведён полный "деплатформинг": его заблокировали во всех социальных сетях — от YouTube до Instagram. И Зелльнер в этой компании далеко не единственный. От Интернета отлучили и британского консервативного журналиста (и, кстати, гея) Майло Яннопулоса, канадца и основателя суперпопулярного издания VICE Гэвина Макиннеса, а правую активистку Лору Лумер забанили в агрегаторах такси Uber и Lyft. То есть теперь дама даже не может вызвать себе такси. И никаких вопросов корпорациям, которые делают это, задать не получится. Какие тут вопросы, когда вы подписали "пользовательское соглашение", а тут, в пункте 123, подпункте 12, мелким шрифтом прописана возможность вашей блокировки — просто потому что "фак ю зетс вай".

Мы живём в мире, стремительно меняющем свои очертания. В мире, где мы уже давно граждане "Фейсбука", "Телеграма" или "Инстаграма" в гораздо большей степени, чем граждане России или США. И людей, которые, по мнению этих самых корпораций, представляют для них опасность, они осуждают и отлучают от общества без суда и следствия. Новая форма общественного договора, новое подданство, новый корпоративный феодализм ещё не сложился — а уже защищает себя.

Так получилось, что Россия существует немного за пределами этого поля. Наши цели и наши ценности не вполне сходятся с теми, что декларируют Тим Кук и Марк Цукерберг. Но видя, как они защищают своё, мы тоже пытаемся защитить своё. А поскольку делаем это не на уровне корпораций, а по старинке, на уровне государства, то делаем это в рамках законов (старых и новых), судов и других госорганов.

"Запрет на определённые действия" — это наш ответ цукерберговскому бану и либеральному "деплатформингу". Статус террориста от Росфинмониторинга — это та же блокировка счетов потенциально опасного человека. А поскольку война у нас чем дальше, тем больше информационная, то и террористы тоже такие, какие есть, — интернетные шуты и фрики.

То, что происходит, вряд ли нравится людям поколения, которое помнит свободный Интернет нулевых. Ограничение свобод неприятно, а когда "террористами" именуют ребят, которые вряд ли отличат штык-нож от ручной гранаты, хочется спросить, а тем ли заняты наши спецслужбы. Но логика времени сильнее и ФСБ, и центра "Э", и вообще любых силовиков и правительств. Мир переформатируется — и нам только и остаётся, что поспевать за ним.