Писатель-мистик: Зачем Достоевский посещал спиритические сеансы и как собака спасла ему жизнь

Его духовное возрождение началось у столба на Семёновском плацу, к которому ставили приговорённых к расстрелу петрашевцев. Приговор отменили, заменив его четырьмя годами каторги, но минуты стояния у столба стали для Достоевского переломными. Он действительно готовился к смерти. Перед отправкой в Сибирь он написал брату, что в этот день был буквально мёртв три четверти часа и видел "херувимов в небе — небольших птичек с человеческими чертами лица. Я был уверен, что всё — пора умирать, а теперь ещё раз живу!"

В омском остроге революционные идеи у Достоевского окончательно выветрились. В "аду кромешном", среди насильников, воров и убийц он вдруг нашёл то, что искал, но не нашёл у революционеров, — он обрёл Христа. Он не ожидал найти его здесь, нравы каторжан были крутыми, а убить могли и за грош.

Мистическая история случилась с Достоевским в местной больнице. О ней писал в воспоминаниях другой каторжанин — поляк Шимон Токаржевский. Главы из его книг были переведены на русский язык, и по ним получалось, что однажды будущий писатель попал в больницу с воспалением лёгких. Болел он долго и тяжело. О больнице, впрочем, вспоминал как о месте тихом и спокойном, где ему наконец удалось отдохнуть от каторжного быта.

Пребывание в лечебнице было омрачено следующим инцидентом. Врач больницы, уезжая к тяжёлому больному, неосторожно передал Фёдору конверт с деньгами, которые прислал ему брат. Денег было немного — несколько рублей, но они были настоящим богатством для каторжан, ведь "на прокорм" заключённым полагалось 30 копеек в месяц. Поэтому один из завистливых пациентов решил отравить Достоевского и подсыпал ему в молоко яд. Стакан с молоком несколько минут стоял у изголовья Достоевского, но, стоило ему потянуться за ним, как на кровать запрыгнул пёс, он несколько раз лизнул Достоевского и опрокинул стакан с молоком, а потом вылизал всё, что пролилось на пол.

Пса звали Суанго — однажды в дождливый день он появился на пороге барака, в котором работал Достоевский. Пёс был так тощ, что торчали рёбра. Достоевский подобрал с пола черепок, напоил пса молоком, дал ему хлеба и постелил в углу солому. Вскоре он подружился с собакой. Иногда он обнимал её, они подолгу сидели на полу. Теперь собака пришла навестить заболевшего друга. Разумеется, после молока пёс издох, а Достоевский остался жить. Присутствовавшие при этом заключённые разом перекрестились и решили, что это "Божий промысел" и их уцелевший сосед чем-то "угоден" Христу.

Этот и другие случаи должны были озлобить Достоевского, но однажды, когда в общем строю под конвоем он возвращался в грязную казарму с тяжёлых работ, к нему приблизилась девочка. Ребёнок подошёл к Достоевскому и протянул монетку: "На, несчастный, возьми копеечку, Христа ради!" — сказала она, и сердце каторжанина дрогнуло.

Именно после этого он, по собственному признанию, научился на каторге "отличать людей". "Поверишь ли, — писал он брату Михаилу. — Есть характеры глубокие, сильные, прекрасные, и как весело было под грубой корой отыскать золото..."

Поражало Достоевского и поведение заключённых в храме. Молились они усердно, искренне, а когда священник перед Евхаристией читал слова молитвы: "Но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во царствии Твоём", — валились на пол, гремя кандалами. В эти мгновения Достоевский понимал, как далека от Бога российская интеллигенция, пропитанная отравой западных идей, и как близки к Христу эти грешные и дикие люди, носившие Бога в сердце. Именно на каторге Достоевский пришёл к выводу, что на свете нет ничего более прекрасного, разумного и совершенного, чем Христос. "И если б кто доказал, что Христос вне истины... — писал он позже, — то мне лучше было остаться с Христом, нежели с истиной".

Сейчас современные исследователи творчества Достоевского пытаются доказать, что православный писатель увлекался мистиками. Например, в его библиотеке была найдена книга шведского мистика Эммануила Сведенборга. Также известно, что он читал статью Н. Стахова "Жители планет".

На самом деле Достоевский изучал оккультистов с единственной целью — как материал для будущих книг. Его произведения недаром названы "полифонией" — монологи противников Христа часто звучат так, словно Достоевский верит в то, что пишет. Он и считал, что правдивость в книге зависит от умения писателя перевоплощаться.

Из Сведенборга в его книги перекочевала идея "добровольного ада" как места, который грешники избирают сами, так как настолько ненавидят Христа, что физически не могут быть рядом с Ним. У Сведенборга действительно есть место, где он описывает видение беса, извлечённого из "седалища" Сатаны, которого возносят к Богу. И чем ближе он приближается к Христу, тем больше страдает. Наконец, его начинает так корёжить, что автор просит ангелов его отпустить.

Образ вечности, который герой романа "Преступление и наказание" Аркадий Свидригайлов видит как страшную, но вполне вещественную "закоптелую комнатку с пауками", тоже сходит со страниц Сведенборга, который так часто говорит о вещественности того света, что по его идеям Достоевский даже пишет пародийный рассказ "Бобок". В нём герои на том свете ходят друг к другу в гости и даже бросаются в смрадные утехи, которые автор определяет как "разврат последних упований". Идея Сведенборга о том, что каждый человек земной жизнью определяет, кем ему быть на небесах — ангелом или бесом, возможно, подтолкнула Достоевского к написанию других произведений.

Скептическое отношение было у Достоевского и к спиритическим сеансам. Увлечение "столоверчением" так широко распространилось по России конца XIX века, что власти были вынуждены даже создать комиссию по расследованию явления. В 1875 году публицист Александр Аксаков привёз в Россию медиумов — братьев Петти. По результатам исследований братья были признаны шарлатанами.

На сеансы спиритов Достоевского зазывали мистически настроенный учёный Всеволод Соловьёв и публицист Николай Вагнер. Последний был убеждённым мистиком и старался уверить великого писателя, что "связь" с духами носит исключительно научный характер. Сам Достоевский отзывался о таком подходе скептически. Он считал, что, если назавтра объявят, что все эти "сеансы" — лишь определённый научный эффект, тысячи людей сразу же потеряют к ним интерес.

Сам Достоевский относился к происходящему как христианин. Когда Соловьёв вдруг заговорил о том, что всем следует признать существование отдельных от нас "деятелей", Достоевский страстно воскликнул: "Это черти! Врут они, называя себя умершими людьми, это черти! Черти!"

Причина возражать у писателя была. Всеволод Соловьёв писал, что на одном из сеансов его 16-летний шурин, большой поклонник спиритизма, ездил по комнате на стуле. А когда ради эксперимента его попросили сесть по-турецки, стул продолжал елозить по паркету, словно к нему были приделаны колёсики.

В феврале 1876 года Достоевский вместе с Лесковым и Боборыкиным побывал на сеансе спирита мадам Сент-Клер на дому у Аксакова по адресу Санкт-Петербург, Невский проспект, дом № 6. Сеанс описывал Лесков. Он писал, что, как только присутствующие сели за маленький круглый столик, раздались стуки. Сент-Клер предложила писателям производить любые звуки, а духи в ответ подражали людям, воспроизводя скрежет и постукивания железного ключа по дереву. Кроме того, из-под стола доносились другие звуки, которые воспроизводили присутствующие, — будь то звон колокольчика или игра на гармонике.

Затем Достоевский написал на клочке бумаги семь имён и отдельно записал у себя одно из них. Сделал он это, отойдя от остальных в сторону, чтобы не видели. Затем он водил карандашом по списку имён, и три утвердительных стука раздались как раз тогда, когда карандаш остановился на отмеченном имени. Точно такой же опыт провёл и Лесков. Скрытно от присутствующих он написал на клочке бумаги имя Мишель и спрятал его, а потом велел духу отгадывать — писал разные имена, и каждый раз духи отстукивали отрицательный ответ. Но стоило ему написать первые буквы имени Мишель, как снова раздалось три удара. Это означало "да".

После медиум демонстрировала, как столик парит в воздухе: он поднимался несколько раз на семь-восемь секунд на пять-шесть вершков (30 сантиметров). При этом руки едва касались пальцами столешницы. Писатели заглядывали под стол, пытаясь разоблачить Сент-Клер, но это не удавалось. Наконец, Достоевскому было предложено положить на стол платок и удерживать его одним пальцем. В конце концов писатель почувствовал, как кто-то сильно тянет платок вниз и в сторону. Но тут он неудачно пошутил — и Сент-Клер отказалась продолжать сеанс.

— В последовавшие за тем годы мне пришлось ещё больше ознакомиться с этими явлениями, и я нахожу, что эти существа и полусущества, кто бы они ни были, большей частью такая дрянь, с которой уважающему себя человеку и христианину не следует вести дружбы и знакомства, — писал Достоевский позже.