Как Германия встретила солдат, вернувшихся из советского плена после войны

В 1941 году силы вермахта были на подъёме — сказывались и успехи на Восточном фронте, и активная работа геббельсовской пропаганды. Немцы были уверены, что победят СССР к Рождеству. Тем не менее они попадали в плен, но большинству тогда казалось, что это временная неприятность и скоро их освободят наступающие части. Писатель и военный корреспондент Илья Эренбург в своём дневнике летом 1941 года сделал следующую заметку:

— Помню первые дни войны и первых немецких пленных. Папиросы, которыми их угощали наши красноармейцы, сало и хлеб, которые им охотно давали. Для наших бойцов противник, не имевший в руках оружия, переставал быть врагом.

Под конец 1942 года в советских лагерях для военнопленных содержалось порядка 80 тысяч солдат и офицеров противника, из них — больше половины немцев. Начало массовой сдачи в плен совпало с коренным переломом в ходе Великой Отечественной. В период с 10 января по 2 февраля 1942 года, на завершающем этапе Сталинградской битвы, в плен было взято свыше 91 тысячи человек. Пленных транспортировали в село Бекетовка, и это событие вошло в историю как "марш дистрофиков". Истощённые, деморализованные, одолеваемые вшами, обмороженные, больные тифом, лишённые конечностей... фрицы походили на зомби. В Германии этот факт постарались скрыть — по погибшим объявили траур, а в плен, по версии верхушки Третьего рейха, никто не сдавался. Вся правда о Сталинграде могла произвести эффект разорвавшейся информационной бомбы.

В ходе наступления на Дону, после победы в Курской битве, после освобождения Левобережной Украины и Киева от нацистов немецкие солдаты и офицеры также попадали в плен и отправлялись в лагеря для военнопленных. Но настоящий урожай массовых сдач начался в ходе стратегического наступления на запад. Боевой дух немцев упал, и всё чаще они сдавались ротами и полками. По данным НКВД, в советский плен попало 2  389 560 немецких солдат и офицеров, из них в советских лагерях для военнослужащих умерло 356 678 человек — в первую очередь тяжелобольные и те, кто получил ранения. Советским военнопленным меньше повезло — из 4,559 млн домой вернулось 1,836 млн.

Первая волна репатриации прошла в 1946–1949 годах. Правда, в первую очередь отпускали больных, не способных к дальнейшему труду. Военных преступников судили, молодых и трудоспособных отправляли восстанавливать разрушенные города. По мнению военных историков, обращались с фрицами вполне приемлемо. Несмотря на то что СССР не подписал Женевскую конвенцию 1929 года, 1 июля 1941 правительство утвердило "Положение о военнопленных", и основные пункты его соответствовали Женевской конвенции.

Зачастую проблемы немцам создавали пленные австрийцы, румыны, венгры, итальянцы. С австрийцами случались перепалки по поводу того, кто привёл к власти Гитлера. Румыны сбивались в стаи и грабили немцев, отбирая у них еду, табак, деньги. В историю это явление вошло как "продовольственный терроризм". Итальянцы же мстили за некие обиды на фронте.

Интересный факт: чтобы выбить себе условия получше, немцы, попавшие в плен, зачастую выдавали себя за представителей других национальностей, записывались в антифашисты, штудировали марксизм-ленинизм, позиционировали себя пламенными борцами за дело коммунизма. Таким предоставлялись привилегии, и многие из них так и остались в СССР, приспособившись к новой жизни.

— В Челябинске немалое количество пленных немцев не захотели уезжать. Женились, устроились на работу на заводы. Тем более что немцев в Челябинске и так было немало ещё с царских времён, не знаю, сколько после войны, но на 1989 год — 40 тысяч человек. Много немцев в 90-е уехало, но это уже другое поколение, — вспоминал житель Челябинска, наблюдавший воочию, как немцы строили челябинский завод.

Большинство военнопленных всё же мечтали попасть поскорее домой, где, как им казалось, их очень ждут. В 1955 году в СССР прибыла делегация из Западной Германии во главе с канцлером Конрадом Аденауэром. Немцы обязались ратифицировать установление дипломатических отношений между ФРГ и СССР, а Хрущёв — репатриировать оставшихся военнопленных.

— Были возможны любые варианты — от Сибири до Германии. И вдруг в лагерь нагрянул дежурный, который дал на сборы всего полчаса, — вспоминал бывший офицер люфтваффе Генрих фон Айнзидель.

Но старой Германии, откуда солдаты уезжали на фронт, уже не существовало. Более того, теперь она прошла через процедуру "четырёх Д" — денацификации, демилитаризации, демократизации и декартелизации — и была разделена на два самостоятельных государства — ГДР и ФРГ. В первом строили социализм, во втором — капитализм. Города были частично или полностью разрушены, шло постепенное восстановление экономики. К примеру, в ГДР карточная система распределения была отменена только в 1958 году. В обеих странах действовали службы безопасности, которые зорко следили за вчерашними военнопленными.

Сначала репатрианты прибывали во Франкфурт-на-Одере, где находился распределительный пункт МВД № 69. В зависимости от прежнего места жительства репатриант отправлялся в ГДР или ФРГ. "Гэдээровские" проходили лагерный карантин, получали свидетельство об освобождении из плена, медкарты, становились на учёт, и за всеми их перемещениями следила спецслужба Штази, аналог КГБ.

"Западногерманских немцев" ждал допрос в БФФ, аналоге ФБР. В специальном пункте их подробно расспрашивали о жизни в СССР. И только после этого военного отпускали домой, к семье. Если возникали вопросы — задерживали до полного прояснения. Но такой тщательной слежки, как в ГДР, там не было. Важно напомнить, что речь идёт о бывших солдатах вермахта, с эсэсовцами разговор был серьёзнее.

Для тех, кому некуда было возвращаться, в ФРГ работала программа адаптации — их размещали во временных пансионах, оформляли на бирже трудоустройства, назначали пособие в 80 марок. Проблема в том, что в ФРГ царила безработица, эта сумма — минимум, чтобы не протянуть ноги. В ГДР, сильнее разрушенной войной, парадоксальным образом с трудоустройством всё было в порядке, рабочие руки очень ценились. Но вообще программа ресоциализации и там и там шла ускоренными темпами — в ГДР на адаптацию отводилось две недели, в ФРГ — и того меньше.

Как бы то ни было, репатрианты попали в зазор между эпохами, многие из них были не способны строить свою жизнь с нуля. Некоторые тосковали по "великому прошлому".

По мужчинам ударила эмансипация. Пока они воевали, женщины научились обходиться своими силами — зарабатывать на жизнь, водить автомобили, занимать высокие и ответственные должности, воспитывать детей. Особенно ярко это проявилось в ФРГ. Выросло число разводов, до 100 тысяч расторжений брачных союзов в год. Вернувшиеся мужчины оказались не у дел. Что касается пережитого за время войны, это оказалось их личным делом. Прошлое в новой жизни выносилось за скобки, единственными дивидендами от ужасов фронта и неудобств плена были нервные заболевания, ночные кошмары, проблемы с сердцем, алкоголизм. Психологи наблюдали феномен "одинаковых снов". Многим ветеранам снился один и тот же кошмар.

— Якобы я приехал в Германию на побывку, и тут приходит уведомление вернуться обратно в советский лагерь. Я бегу в лес, а там меня встречают мертвецы с автоматами. И от них не скрыться, — вспоминал один из экс-военнопленных.

Согласно статистике города Гамбурга за 1954 год, на первом месте среди причин смертности у послевоенных репатриантов стоял суицид, на втором — инфаркты и инсульты, на третьем — проблемы с алкоголем. Средний возраст решившихся на самоубийство, как правило, превышал 45 лет.

Нельзя однозначно сказать, что бывших военнопленных в Германии принимали плохо, но и восторга у мирных жителей было мало — слишком изменилась жизнь, а экс-солдаты вермахта лишь напоминали об ужасах прошлого, о позоре, который страна пережила из-за безумных амбиций фюрера.